Забытая армия. Французы в Египте после Бонапарта. 1799-1800 — страница 66 из 85

.

Это был последний бой. В тот же день, 21 апреля, Насуф-паша, Осман Катхода и Ибрагим-бей подписали соглашение о капитуляции. Согласно этому документу, все подчиненные им вооруженные силы должны были 22 апреля, в 7 часов утра, оставить свои позиции и отступить на правый берег канала Халидж. 25 апреля на восходе турецкие войска и мамлюки обязаны были покинуть Каир и уйти в Сирию с вещами и личным оружием, оставив в городе всю свою артиллерию. Французы предоставляли им сто верблюдов с провиантом и фуражом для этого перехода. До Салихии, куда уходившие из Каира турки и мамлюки обязаны были прибыть на четвертый день, их должна была сопровождать дивизия Рейнье. Предусматривался обмен пленными всех на всех. Жителям Каира, принимавшим участие в восстании, объявлялась амнистия, но права уйти вместе с войсками Насуф-паши и Ибрагим-бея они не получили{771}. Вероятно, последним пунктом французы просто хотели предупредить массовый исход населения из Каира. На деле же тем представителям городских верхов, кто решил уйти с турками, препятствия не чинились. Таковых, по свидетельству Франсуа, набралось 6-7 тыс.{772}

Бесспорно, это был феноменальный успех Клебера. Чередуя увещевания и запугивание, он дипломатическим путем возвращал себе контроль над Каиром, вернуть который сугубо военными средствами шансов у него практически не было. Оставалось теперь лишь не спугнуть удачу и добиться реализации соглашения на практике, помешать чему могла любая нелепая случайность. Чтобы предотвратить ее со стороны своих подчиненных, Клебер издал следующий приказ:

«Солдаты! Дабы сберечь вашу кровь, я одновременно с военными операциями вел переговоры. Самое трудное, с чем мне пришлось столкнуться, это было убедить жителей в том, что они не подвергнутся грабежу и разорению. Пример Булака, где я позволил вам на время утолить свою жажду мести, вселял в них ужас. Я сумел их разуверить. Я обещал безопасность и защиту им самим и их собственности, и только тогда они перестали чинить препятствия уходу османских войск.

Солдаты! Когда ваш командир берет на себя обязательства, ваш долг их выполнять. Я рассчитываю в данном отношении на ваше повиновение и на понимание вами ваших собственных интересов. Один-единственный эксцесс может превратить в ничто соглашение о капитуляции, которое я только что подписал. Не ограничивайтесь тем, что сами будете воздерживаться от малейших правонарушений, но не позволяйте их совершать и всему тому множеству людей, кто прятался в убежище, пока было опасно, и покинул его, лишь когда угроза миновала, дабы [постыдными делами] довершить свое бесчестие. А потому я запрещаю любой грабеж и напоминаю о соответствующем моем приказе от 27 жерминаля [17 апреля]»{773}.

Немалые усилия для сохранения перемирия пришлось приложить и другой стороне. Если основная масса жителей Каира устала от войны и от присутствия турецких военных, то маргиналы, которым нечего было терять и которые чувствовали себя во время осады полноправными хозяевами города, желали продолжения военных действий. Сложности возникли уже на другой день после подписания капитуляции. Утром 22 апреля стороны в качестве гарантии выполнения соглашения обменялись заложниками. От французов, пишет Дама, таковыми стали генерал-адъютант Рене и капитан Тиош. Однако едва они покинули резиденцию Насуф-паши, чтобы последовать за Алфи-беем, отвечавшим за их безопасность, как подверглись атаке черни. От гибели их спасла только решительность провожатого: Алфи-бей запер их в ближайшей мечети и лично с саблей в руке охранял со своими мамлюками вход в нее до самого вечера, пока опасность не отступила{774}. По словам же ал-Джабарти, в защите заложников принял участие даже лично Насуф-паша{775}.

Имели, по свидетельству ал-Джабарти, в период между подписанием капитуляции и уходом турок также и другие провокации:

«Магрибинец сел на коня, направился в ал-Хусайнийу и призвал к продолжению войны с французами. Тогда жители ал-Хусайнийи пришли к Осману Катходе и спросили его, должны ли они последовать за магрибинцем или им следует помешать ему в его намерениях. Насух-паша приказал остановить магрибинца и прекратить военные действия.

Тогда ал-Махруки{776} сел на коня и поехал через Сук ал-Хашаб, а перед ним шел глашатай и объявлял о том, что мир нарушен и необходимо строить баррикады. Но его остановил турецкий интендант.

Затем открыли дверь торгового двора, и из него вышли солдаты с палками. Они разогнали толпу, а затем ушли, и наступило спокойствие»{777}.

О том, что в городе 23 апреля имели место волнения недовольных капитуляцией, сообщается и в отчете Мишо. Судя по его же словам, 24 апреля напряжение достигло предела: в ожидании новых провокаций французские посты повсюду были удвоены, а подступы к площади Азбакийя дополнительно укреплены{778}. В тот же день капитан Франсуа побывал на другой стороне недавнего фронта:

«Я получил задание отвезти несколько распоряжений османо-турецким и английским руководителям. Это оказалось более чем опасно из-за постоянной угрозы со стороны черни. Однако постовые мамлюков меня защитили и проводили к самому Насуф-паше, который со мною хорошо обошелся и подарил от себя горсть золотых монет»{779}.

В конечном счете стремление обеих сторон к миру возобладало:

«5 флореаля [25 апреля] турецкие войска, мамлюки Ибрагим-бея и некоторое количество жителей Каира, преданных вражескому делу, покинули город в 6 часов утра. Сопровождаемые дивизией Рейнье, они направились в Салихии»{780}.

Вместе с ними ушло в историю и Второе Каирское восстание.

Итоги восстания

Читая французские исторические работы, так или иначе затрагивающие тему Второго Каирского восстания, трудно избавиться от ощущения полной безнадежности этой самой масштабной в период Египетского похода 1789-1801 гг. попытки египтян избавиться от ига иностранной оккупации. Выступление жителей Каира против французского господства представляется не более чем стихийным взрывом неконтролируемых эмоций, а последующая борьба слабо вооруженных повстанцев против отлаженной военной машины Восточной армии выглядит заранее обреченной на поражение. Затянувшуюся же на месяц осаду историки{781} объясняют лишь осторожностью Клебера, стремившегося, как утверждал он сам в «Докладе», прежде всего сберечь город и жизни своих солдат{782}. При таком взгляде на происшедшее неизбежность победы французов сомнений не вызывает: речь шла, мол, лишь о стоявшем перед их командующим выборе наиболее оптимального пути к ней.

Преобладание подобного подхода вызвано, на мой взгляд, излишней доверчивостью исследователей в отношении версии, изложенной самим Клебером и его начальником штаба Дама в «Докладе», который до сих пор остается основным источником для освещения указанных событий. Однако перекрестная верификация данных, представленных в этом документе и в других свидетельствах современников, и прежде всего в предназначавшемся для служебного пользования «Подробном отчете» Мишо, позволяет констатировать определенную тенденциозность текста Клебера и Дама, изначально готовившегося для публикации. Авторы «Доклада», отчитывавшиеся о своей деятельности во главе Восточной армии, старались убедить читателя в том, что выбиравшиеся ими решения всякий раз были наиболее оптимальными и ситуация постоянно находилась под контролем. Между тем мы видели, что исход кампании был далеко не столь однозначно предопределенным.

В отличие от Первого Каирского восстания, вызревшего внутри египетского общества, Второе восстание оказалось спровоцировано внешним фактором. Оно, бесспорно, имело свои внутренние причины, главной из которых было недовольство широких слоев египетского населения французской оккупацией. Однако в условиях жесткого контроля и непрестанного террора со стороны оккупационной администрации возникновение собственно в городе каких-либо центров организованного сопротивления французам было просто невозможно. И только прибытие в Каир значительных военных сил турок и мамлюков, сообщивших к тому же его жителям о победе великого визиря над французами, стало детонатором мощного социального взрыва.

Значительное присутствие внешних сил в среде восставших - это определяющая особенность Второго Каирского восстания, которая обусловила и его силу, и его слабость. С одной стороны, турецкий военный контингент и отряды мамлюков стали тем организующим ядром повстанческих сил, вокруг которого объединились массы вооруженных горожан. Участие в защите Каира турецких военных, которых сами европейцы признавали блестящими специалистами оборонительного боя, по-настоящему цементировало ее, сделав невозможным стремительное наступление внутрь города, предпринятое Бонапартом в период Первого Каирского восстания.

Кроме того, за полтора года после Первого Каирского восстания соотношение сил существенно изменилось не в пользу французов: численность Восточной армии за прошедшее время сократилась, тогда как приход турок и мамлюков значительно умножил число ее противников в Каире. С учетом этого обстоятельства значительно большая продолжительность Второго Каирского восстания по сравнению с Первым выглядит и вовсе закономерной.

Причиной того, что восстание затянулось на столь долгий период, была отнюдь не какая-то особая гуманность Клебера, не желавшего штурмовать город, чтобы не разрушить его. Французы ежедневно разрушали Каир, непрестанно бомбардируя его и используя в уличных боях массовые поджоги домов. Да и сам Клебер в письме генералу Ланюсу от 16 апреля, как раз накануне генерального наступления, признавал, что в случае необходимости готов на самые решительные меры: «Исчерпав все средства убеждения и милосердия в отношении Булака, я вынужден был отдать приказ штурмовать его войсками, предав разграблению и пламени. Мне крайне претит использовать такое же средство против Каира, но