В довоенной БССР угнетенный беларуский народ ненавидел власть большевиков (коммунистов) и советское государство. Было за что.
До 1939 года существовали две разные Беларуси. В Западной люди жили в достатке, в условиях буржуазно-демократического режима; в Восточной — в нищете и абсолютном бесправии.
После войны советская пропаганда приложила колоссальные усилия, чтобы очернить жизнь западных беларусов «под поляками», но чаще о Западной Беларуси просто молчали, будто ее никогда не было. Показательно, что и после 1991 года не появилось ни одного документального фильма или книги, объективно рассказывающих о повседневной жизни людей в Западной Беларуси. Вместо этого ее по сей день всячески чернят, используя советские штампы типа «буржуазная Польша», забывая о том, что Республика Беларусь сегодня сама является буржуазной страной.
Зато агитплакаты, популярные книги, художественные и документальные кинофильмы воспевали «счастливую жизнь народа» в довоенной БССР. Эти фантастические представления сегодня активно используют авторы псевдоисторических телесериалов «про войну», прославляющих «великого полководца» Сталина, органы НКВД и СМЕРШ. Довоенную жизнь восточных беларусов они рисуют идиллией, истинным счастьем, которое каждый беларус был готов в случае войны защищать «до последней капли крови».
В реальности все обстояло прямо наоборот. Об этом свидетельствуют статьи, собранные в сборнике «История, которой нет в учебниках» (Минск, 2002). В нем есть интересный очерк Ирины Романовой «Народная молва о власти большевиков», основанный на рассекреченных ныне документах ГПУ-НКВД конца 1920-х и 1930-х годов, зафиксировавших настроения беларуских крестьян.
Беларусы ждали войны, как избавления от Советской власти
Ирина Романова пишет:
Самым характерным для населения Беларуси 1930-х годов являлось ожидание войны, разговоры о которой велись постоянно: крестьяне сначала ждали прихода поляков, потом немцев и японцев и даже англичан. Многие, если не большинство крестьян, считали.что война — это не так уж плохо, если она принесет избавление от колхозов.
Например, в докладной записке руководства ГПУ в ЦК КП(б) «О политическом положении деревни (пограничные районы)» (1932 г.) отмечалось:
«Специфическими моментами для характеристики политических настроений пограничной полосы является чрезвычайная восприимчивость к слухам о войне. Эти настроения усиливаются...»
Об аналогичных настроениях свидетельствовали и частные письма. Так, крестьянин писал сыну в армию:
«... Каждый крестьянин молит, чтобы скорее война, будет легчежить».
В 1937 году в связи с широкомасштабными учениями Белорусского военного округа жители городов и деревень стали скупать муку, соль, спички, керосин, мыло; из сберегательных касс забирали вклады; крестьяне перестали выходить на работу в колхоз, начали срочно собирать урожай со своих приусадебных наделов. То же самое повторилось в 1938 году в связи с введением особого положения.
Распространялись слухи:
«В этом году война неизбежна, будут уничтожать всех колхозников, выходите из колхоза пока непоздно, нам всем при перемене власти предоставят возможность возвратиться на свои хутора».
«В ближайшее время будет нашествие, все коммунисты будут уничтожены, при этом нашествии спасение будет только тем, которые не идут в колхозы и веруют».
«Лишь бы только началась война, буржуазные страны сразу разобьют Советский Союз, т. к. советскую власть защищать мало кто и будет. Довела она своими колхозами крестьян до разорения. При помещиках жилось гораздо лучше».
В докладных записках с мест отмечалось, что крестьяне свое нежелание работать в колхозах мотивируют так:
«Теперь нет таких людей, которые могли бы разогнать колхозы, и поэтому осталась одна надежда на приход поляков».
В связи с перемещением воинских частей к западной границе пошли слухи о том, что война уже началась:
«Скоро граница будет отодвинута в тыл, и тогда всем, кто помогает большевикам и колхозникам, мало не будет».
«Будуць біць і рэзаць, як тых, хто запісвае ў калгасы, так і тых, хто запісваецца».
«Польша, а с нею и другие державы, с наступлением осени объявят войну СССР, займут Белоруссию, положат конец мучениям и вернут крестьянству все отобранное, а те, кто активно помогал проводить коллективизацию и вступал в колхоз, захватив кулаческую землю, — будут жестоко наказаны».
Появлялись листовки с призывами к противодействию коммунистам и оказанию помощи оккупантам в случае войны. Например, в апреле 1939 года в Кормянском районе была обнаружена листовка с подписями «Гитлер и Мусалини»:
«... товарищы заклинаем мы: в выпадку нападу на Савецки Союз со стороны капиталистых краин (Германия, Италия, Япония, Польша, Англия, Франция и другия) то нужно им оказать помач: как силай, так и харчами и всеми возможными средствами только нужно освободится от ига советскай империи...».
Примеры такого рода не единичны. Документы ГПУ и НКВД убедительно показывают, что именно так думало большинство крестьян БССР, составлявших тогда 80 % населения «рабоча-сялянскай рэспублікі».
При панах было лучше, чем в БССР
В оценке крестьянами советской власти преобладала мысль о «втором крепостном праве»:
«Пры цару сяляне працавалі на памешчыкаў, а пры савецкай уладзе на камуністаў».
«Паноў прагналі, а зараз другія панаскакалі к нам і камандуюць».
Об отношении к колхозам как к новой форме крепостного права свидетельствует заявление колхозника Полоцкого района в райком партии:
«Просьба освободить меня и считать свободным гражданином».
О том же вспоминал Федор Кардаш, репрессированный в 1956 году за свое письмо в ЦК КПСС, содержавшее критику бесхозяйственности и самодурства колхозного начальства (сборник «Боль сквозь годы», Минск, 2004, с, 88 - 126):
«Начались рабочие будни. Но очень быстро наступило разочарование, так как мечты не сбывались. Действительно, отвел человек в колхоз корову, коня, отдал воз, плуг, борону, сбрую. Забрали, как ненужное ему, гумно. И что осталось? Ежедневно ходить на работу словно батраку, а заработка никакого. Только в конце года, после расчета с государством, станет известно, каким будет трудодень. А он не мог быть весомым, потому что налоги оказались просто неподъемные. Получалось хуже, чем у пана. Тот платил регулярно и больше. Колхозники с горечью говорили: «Раньше было паново, а теперь планово». И план этот оказался просто бездонным сколько ни сдавай, а все мало».
Крестьяне БССР выступали против раскулачивания. Обеспокоенное этим фактом политическое управление штаба БВО составило обзор «О работе и настроениях вокруг решения партии о ликвидации кулака как класса». В нем отмечалось, что в армию приходит из деревни много писем о насильственной коллективизации, «они полны ненависти, носят характер запугивания», в армии распространены «кулацкие настроения: кулак — лучший хозяин! Он основной поставщик хлеба».
Отметим забавный парадокс: до сих пор в учебниках по истории Беларуси в одной главе «раскулачивание» подается как нечто «позитивное», а в другой, где речь идет о нынешней Беларуси, в позитивном тоне говорится о развитии фермерства, хотя слова «кулак» и «фермер» являются синонимами.
В период массовой насильственной коллективизации (1931 - 32 гг.) недовольство крестьян стремительно нарастало. Настроения того времени характеризуют антисоветские листовки с призывами к активному сопротивлению властям (Лельчицкий район, 1931 г., Освейский и Оршанский районы, 1932 г. и многие другие).
Слухи, сопровождавшие процесс насильственной коллективизации, нередко пугали загробным наказанием:
«А если кто пойдет в колхоз, то тот будет проклят и будет вечно на том свете страдать» (Логойский район. 1931 г).
«Толькі тыя калгаснікі будуць памілаваны якія якраз выйдуць з калгасу» (1932 г. Лепельский район).
Отношение к коллективизации запечатлел и фольклор, в частности множество частушек, выявленных в 1930-е годы в ряде районов (в Лепельском, Журавицком, Бобруйском, Любанском, Чечерском и других). Для примера приведем несколько образцов такого народного творчества:
«Устань Ленін падзівіся
Як калгасы нажыліся
На варотах серп і молат
А у калгасах поуны голад»;
«Ленин грае на гармошке
Сталин скача гапака
Скора будзе у калгace
Па сто грам на едака»;
«Хлеб по плану государству
А картошка на вино
А калгаснику за это
Говорящее кино»;
«Ехаў Мартин з калгасу
Ен песенку пев
За стахановскую работу
Адну жменьку я з'еу»;
«Когда Ленин умирал
Сталину приказвав
Каб хлеба вволю не давав,
Сало не паказвав».
Докладная в Минск из Полоцкого района отразила такие высказывания крестьян:
«Почему от нас власть берет продукцию всех культур по государственным ценам, а нам приходится покупать в городе по коммерческим ценам, а в порядке планового снабжения нас ничем не обеспечивает».
Ирина Романова пишет:
«Стимулом для массового выхода из колхозов и развала ряда из них послужил и массовый наплыв украинцев, которые ходили по деревням, скупали хлеб и рассказывали о голоде в Украине, многие из них предупреждали, что скоро то же самое будет и в Беларуси. Украинцы тоже ждали войну: «в мае месяце будет война, и колхозы все будут ликвидированы, Сталин и Ворошилов уже убежали, а остальных коммунистов всех повесят».
Слухи и небылицы
Беларусы до такой степени настрадались под властью коммунистов, что не только ждали освобождения от войск другой страны (неважно какой!), но и верили во всякие небылицы, которые моментально распространялись по всей «республике», от колхоза к колхозу:
«На востоке появится звезда. Эта звезда будет только две недели, затем исчезнет. Исчезновение этой звезды будет знамением конца Советской власти».
Одновременно крестьяне искали подтверждения скорому концу большевистской власти и в Библии:
«Сергеенко Петр носится с библией, подчеркивая в тексте на стр. 260 гл. 9.:
«И вожди всего народа введут его в заблуждение и водимые погибнут».
«Из библии видно, что кто запишется (в колхоз), тот продастся антихристу и будет отвечать своей смертью».
«В колхоз вступишь, черту душу отдашь».
«В колхоз не вступайте, все имущество в колхозах нажито нечестным трудом, приобретено ограблением кулаков. Весной должна быть война, это говорит и библия, и тогда всем колхозникам, а также и тем, которые раскулачивали, мало не будет».
«По предсказанию господа бога точно известно, что скоро будет война, власть переменится, и придут обратно те, которых раньше ставил бог, а тем, кто в колхозе, будет веревка на шее».
Обеспокоенность властей вызывали широко распространенные «святые письма», содержавшие призывы к противодействию властям.
Во время всеобщей переписи населения в 1937 году были зафиксированы слухи, отражающие настроения безысходности:
«Если перепишут в колхозе, там навек придется остаться, лучше выйдем и будем умирать».
Некоторые высказывания показывают, что перепись воспринимали как какую-то хитрую затею властей с целью обмана:
«Перепись проводится для подготовки нового поголовного налога». «Переписывают для того, чтобы установить, сколько единоличников, и выслать их».
Беларусы о власти
Власть угнетала беларусов не только по «классовому признаку», но и по национальному. Павел Бич отметил в очерке «Западнорусизм вместо Беларуской идеи» (сборник «Беларусь превыше всего», Смоленск, 2011, с. 129):
«... русские под прикрытием классовой борьбы занялись уничтожением сознательного национального элемента. Профессор Максим Петров пишет, что в 1923 - 28 гг. наших соотечественниковарестовывали в 20 раз чащше, чем жителей России. А в 30-е годы они уничтожили и своих помощников национал-коммунистов, основателей БССР (Альманах «Деды», 2009, выпуск 2. с. 136). Наш земляк Юзеф Пилсудский вполне мог разделить судьбу Дзержинского и Тухачевского, если бы «вовремя» (как он сам отметил) не сошел с социалистического поезда на станции Независимость Польши».
Нина Стужинская подчеркнула в своей книге «Беларусь мяцежная» (Минск, 2011, с. 41):
«Существенный момент для понимания взаимодействия властей и местного населения: советы уездного и губернского уровня состояли в основном из пришлых людей. Они не знали ни языка («мовы»), ни местных обычаев, не интересовались проблемами «тутэйших», не пользовались у них каким-либо авторитетом. Эта «навалачь», как называли их местные жители, проводила репрессивную политику Москвы. Деревенские председатели, которые в своем большинстве не могли применять карательные меры к односельчанам, в массовом порядке становились жертвами репрессий».
Фактически население воспринимало государственные власти как банду оккупантов. В сводке, поступившей в 1932 году из Мозырского района, отмечено, что факты «антисоветской агитации» выявлены во всех деревнях района:
«... крестьяне говорят, что это не народная власть, а банда, которая все делает без всяких законов, берет, что у кого видит. Так дальше жить нельзя, одно из двух, или наша гибель, или перемена власти».
Факты, собранные партработниками и следователями НКВД, показывают, что убийство Кирова (1 декабря 1934 г.) вместо всенародного горя вызвало среди беларусов ликование. Это объясняется не особой неприязнью к Кирову, о котором крестьяне мало что знали. Просто им было приятно услышать, что погиб какой-то коммунистический лидер — одним подонком из числа выродков-вождей стало меньше. В слухах, которые сопровождали смерть Кирова, повсюду проходило общее сожаление народа из-за того, что убили не Сталина:
«Добра, што убілі Кірава, а лепш было б каб убілі Сталіна».
«Шкада, што ўбілі Кірава, а каб усе гэтыя Лейбы падохлі, нам жыць было б лепей» (Стасевская школа Витебского района).
«Калі памер Ленин, то гудкі гудзелі, а як памрэ Сталін, то яшчэ больш будуць гудзець» (Ульская СШ, Бешенковичский район).
Такие факты следовало бы знать нынешним сказочникам, воспевающим «мудрого Сталина» и его «гениальную политику».
Во время проработки письма ЦК ВКП(б) «Уроки событий, связанных с злодейским убийством тов. Кирова» из райкомов в ЦK КПБ регулярно направлялись письма о результатах разъяснения беспартийным значения судебного процесса над троцкистско-зиновьевским центром. В этих докладных содержались факты, свидетельствовавшие о ненависти народа к советской власти:
«Мало убили одного, нужно было больше».
«Рабочий беспартийный Архипов Василий (работал на подвозке дров), сидя в столовой за обедом, бурчал под нос: «Убили Кирова — будет хлеб, убьют Сталина — будут булки».
В Мелешковичском сельсовете Ельского района была выявлена «контрреволюционная группа». Вот характерные «преступления» ее членов:
«Один из участников к/p группы Заяц Евстах, будучи обнаружен колхозниками вовремя самовольного сенокошения на колхозной площади на вопрос колхозников, кто ему разрешил косить сено, заявил: «мне разрешил косить сено наш руководитель Троцкий».
Кадол Иван во время судебного процесса над троцкистами и Зиновьевцами заявил: «Судят невинных людей, которые заботились об устройстве лучшей жизни, скоро будет война, колхозов не будет, и я вернусь на свое хозяйство, будет переворот власти, и вернутся помещики».
Мы видим в этих поступках отчаявшихся крестьян, не «контрреволюционные выступления», а ощущение полной безысходности...
В связи с 16-й годовщиной «освобождения» Беларуси от поляков (1936 г.) ЦК КПБ готовил верноподданническое письмо Сталину — якобы от беларуского народа. Местные руководители рапортовали, что «во всех районах республики обсуждение и подписание письма т. Сталину прошло с большим подъёмом». Однако документы НКВД показывают, что все было иначе. Население БССР крайне негативно относилось к вождю и его политике. Например:
«В колхозах «Чапаев», «Германский пролетариат», им. Ворошилова, «Каменка» (Круглянский р-н) подписание письма было сорвано (...).
В колхозе «Городец» (Сенненский район) 40 % присутствующих на собрании колхозников отказались от подписи письма Сталину».
Среди крестьян распространялись слухи о том, что на самом деле проводится подписка на новый заём, или что таким образом проходят новые выборы Сталина:
«Бальшавікі не дурні, скора патрэбна цара ізбіраць, вось зараз сабіраюць подпісі, а потым скажуць, што вы яго — Сталіна — збралі».
«Нам не нужно подписывать письмо т. Сталину — он берет у нас хлеб, мясо, молоко»...
Беларусы о липовой «демократии»
Ирина Романова пишет:
«Новая Конституция (декабрь 1936 г.) заменила неравные классовые выборы равными, многоступенчатые — прямыми, открытые — закрытыми. У рядового гражданина впервые за 20 лет советской власти появился шанс показать во время выборов свое отношение к проводимой политике. С другой стороны, популяризация новой Конституции в положении о выборах среди широких масс нетолько имела пропагандистское значение, но и позволила выявлять тех, кто хочет использовать новые возможности дли того, чтобы высказать свое недовольство политикой. В центральные органы опять пошли сводки «об антисоветских проявлениях».
Многие люди восприняли появление Конституции как начало перемен к лучшему, в частности верующие, ссылаясь на Конституцию, доказывали местным органам власти, что теперь можно открывать церкви и проводить богослужения, вели сбор подписей и посылали коллективные письма в республиканские органы власти с просьбой разрешить открыть церкви, синагоги, костелы, более того, пытались избрать в Верховный Совет бывших священников.
«Вот мы не пошли на выборы, нам ничего не сделают, если мы будем организованно не подчиняться тому, что нам не нравится, то с нами власть будет считаться и будет выполнять наши требования. Зачем нам выбирать в совет тех, которые разоряют наши хозяйства, заставляют создавать колхозы, мы должны жить свободно, как кому нравится, так как живут в иностранных государствах» (Слуцкий район).
Какие наивные мечты — «жить так, как живут в иностранных государствах»! Коммунисты день и ночь долдонили повсюду о том, что иностранные государства — это враги СССР (пресловутое «враждебное окружение первого в мире государства рабочих и крестьян»). А враги они потому, что живут по другим правилам, живут по Закону, а не как бесправные рабы «вертикали власти».
Надежды беларусов на демократизацию жизни советские власти называли «антисоветской агитацией». Так, в одной из докладных записок в ЦК партии о ходе предвыборной кампании в БССР отмечалось:
«При обсуждении кандидатур антисоветский элемент в отдельных случаях использует предвыборные собрания для открытыхвыступлений против руководителей партии и Сов. Правительства (...). Колхозник колхоза «3-й решающий» Ковалевского с/с (Бобруйский р-н) Пухальский Степан на собрании в озлобленной форме выступал против руководителей ВКП(б) и Соввласти, заявив, что «при тайном голосовании я вычеркну выставленных кандидатов». Пухальский арестован (...).
В этом же районе в дер. Красновке, на общем собрании к-зников и единоличников. Бобруш выступал против кандидатуры т. Сталина».
Беларусы пришли к следующему выводу:
«По новой системе выборов в Верховный Совет никакой демократии не существует. Кого партия выдвинет, за того и прикажут голосовать» (Брагинский район).
«Вот будут проводить перевыборы, которые сидят во власти. Они сами выдвигают свои кандидатуры. Мы не пойдем голосовать потому, что нам за них нет смысла голосовать». (Круглянский район).
Повсеместно были распространены высказывания такого типа:
«Мне ничего не дала Сов. власть, я не буду голосовать».
«Отдайте нам мужей, и мы будем голосовать».
«Голосовать за кровопийцу не буду, после выборов снова начнутся аресты и расстрелы».
Романова отмечает:
«В ходе выборов в Верховный Совет власти столкнулись с реальной оппозицией. Помимо фактов отказа идти на выборы, были выявлены листовки и воззвания с призывами оказывать противодействие властям. Так, в школе Уваровичского района были разбросаны листовки, призывавшие учеников агитировать своих родителей против участия в выборах. В колхозе «Красный путиловец» Журавицкого района на бюллетенях были сделаны следующие надписи: «Долой ЦК КП(б)Б», «Бей жидов», «Герой Троцкий», «Голосуйте против большевиков»; в Меховском районе — «Дайте нам жить, дайте нам свободу»».
Смерть Сталину, долой социализм!
Как утверждают многие исследователи, Сталин думал, что в народе сложилось представление о нем как добром царе, справедливо жалующим и справедливо наказывающим. На самом деле подобный образ «большевика № 1» в народных источниках не встречается (иллюзии такого рода были свойственны определенной части интеллигенции). Американская исследовательница Ш. Фитцпатрик совершенно правильно отметила:
«Память о коллективизации в предвоенной деревне не позволяла утвердиться образу Сталина — «доброго паря». Если Сталин и делал какие-то уступки или примирительные шаги, крестьяне воспринимали их с недоверием и подозрительностью. Если же он закручивал гайки, это казалось им не предательством, поскольку доверия к нему и так не было, а служило лишь еще одним подтверждением сложившегося мнения о Сталине как о враге № 1» (Фитцпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России. 30-е годы: деревня. М., 2001, с. 331.).
И. Романова подчеркивает то же самое:
«Действительно, в упоминаемых документах нет формулировок типа: «Калі б Сталін ведау, штo адбываецца...», нет упоминаний о его роли в спасении крестьян от местных самодуров. Зато выявлено значительное число документов, аналогичных анонимному письму в газету «Камунар» Сенненского района:
«Камисар ваен. Понапрасну ваше старание. Знайте, что мы ожидаем день ото дня когда вспыхнет война тогда не будет местаникому, ни Сталину, даже Ленина подымем с того света. Нам уже свобода горька стала вы взяли пугу и загнали как скот в хлев и сейчас мучите нас разве это власть что мы просим себе смерти (...) а вот мае предложение убить Сталина который загнал нас в хлев и замкнул чтобы мы не вышли я думаю что есть люди которые избавят нас от этого ига (...) смерть Сталину долой социализм».
Нарком внутренних дел БССР Борис Берман направил 10 сентября 1937 года на имя исполняющего обязанности 1-го секретаря ЦК КПБ Алексея Волкова сводку «О настроениях населения...», в которой приведено много фактов, свидетельствующих о том, что беларуский народ устал от произвола своих властей:
«СССР стоит на пороге войны, и поэтому арестовывают всех подозрительных колхозников, т. к. советская власть не имеет никакой надежды на поддержку со стороны крестьянства в случае войны». (учитель Белицковской школы Дзержинского района Качан).
«Советская власть — это хитрая власть. Душила, угнетала мужика, а потом осмотрелась, что ведь опасность грозит от мужиков, и давай расстреливать, хоть и невинных, чтобы показать, что власть не виновата, а виноват кто-то». (Зам. председателя колхоза «Коммунар» Дзержинского района Позняк)».
И по сей день находятся «умники», которые называют развал СССР «величайшей трагедией». На самом деле величайшей трагедией народа было само существование СССР. Интересно, с кем отождествляют себя эти ностальгирующие по СССР «товарищи»? С партийно-советской номенклатурой или с теми 80 % населения, которые в обносках бесплатно «горбатились» в колхозах и пухли от голода? Только для сатрапов, баскаков и опричников Золотой Советской Орды ее гибель стала «величайшей трагедией»...