Эта история тоже заслуживает подробного рассказа.
В 1516 году хан Мухаммед-Эмин, еще не старый (ему было не более 48 лет), заболел «продолжительною болезнью», и перед казанским правительством снова встал вопрос о престолонаследии. Естественным наследником являлся Абдул-Латыф, как брат царствующего государя. В Москву было отправлено посольство из самых знатных лиц, известившее русское правительство о болезни Мухаммед-Эмина и просившее об освобождении Абдул-Латыфа из-под ареста и признании его наследником казанского престола. Затем переговоры шли то в Москве, то в Казани, и наконец в ноябре 1516 года Абдул-Латыф был освобожден, и ему был дан в управление г. Кошира.
Но в Москве не доверяли Абдул-Латыфу и, даже признав его наследником Мухаммед-Эмина, не отпустили в Казань. Прошел целый год, и раньше, чем успел скончаться Мухаммед-Эмин, его брат нашел себе могилу в России: он погиб 19 ноября 1517 года от неизвестной причины. Русский летописец выражается глухо: «Тоя же осени, ноября 19, Абдыл Летифа царя в живых не стало». («Царя», обратите внимание.) А Мухаммед-Эмин скончался годом позже, в декабре 1518-го.
Со смертью братьев прекратилась династия Улу-Мухаммеда на казанском престоле, ведь ни Мухаммед-Эмин, ни Абдул-Латыф не оставили после себя сыновей. Правда, царевна Ковгоршад, сестра умерших царей, проживала в то время в Казани, но ее кандидатура не рассматривалась. Последний представитель рода – царевич Худай-Кул, жил свыше 30 лет в России и давно обрусел. Он крестился, женился на русской и утратил свои права на казанский престол. Таким образом, династия Улу-Мухаммеда пресеклась, и для казанского ханства снова встал на очередь вопрос о престолонаследии.
Ближайшими родственниками угасшей династии являлись сводные братья последних двух ханов – крымские царевичи, сыновья хана Менгли-Гирея, последнего мужа царицы Нур-Салтан, матери умерших братьев. Крымское правительство давно наметило в наследники Казанского ханства кандидатуру царевича Сагиба, – того самого, что в 1510–1511 годах сопровождал Нур-Салтан в ее поездке в Москву и Казань. Надо полагать, Крым придавал этой поездке большое политическое значение, желая познакомить Казань с ее будущим ханом.
Но в силу государственных и династических договоренностей, руководитель Казани не мог быть ни избран, ни назначен односторонне: следовало добиться согласия московского Великого князя. А Москве такой кандидат не нравился, и она всячески волынила переговоры. Никакого решения не было сообщено Бахчисараю ни ко дню смерти Абдул-Латыфа (1517), ни к кончине самого Мухаммед-Эмина (1518).
На самом деле, русское правительство для себя вопрос о наследнике казанского престола уже решило, и кандидатура была готова: Москва прочила в ханы Казани касимовского царевича Шах-Али, но до поры скрывала свои замыслы от крымского хана, продолжая вести с ним дружественные переговоры. А скрывала по той причине, что ее кандидатура никак не могла бы устроить крымцев. Ведь Шах-Али был сыном Касимовского удельного царевича Шейх-Аулиара, приходившегося племянником Сарайскому хану Ахмеду, а с родом Ахмеда крымский хан Менгли-Гирей воевал лично.
Сыновья хана Ахмеда были последними ханами, царствовавшими в Сарае; в 1502 году Сарай пал под ударами войск Менгли-Гирея. Они бежали в Россию и по обыкновению получили себе в управление волости и города. В 1502 году царевич Шейх-Аулиар владел Сурожиком (московской волостью по верхнему течению р. Истры, к северу от Звенигорода) и участвовал в литовском походе. Причем он был свояком самому Менгли-Гирею, ибо еще в Сарае женился на сестре его жены Нур-Салтан, – княжне Шаги-Салтан, дочери князя Ибрагима Ногайского. Она и родила ему в 1505 году сына Шах-Али. Таким образом, Шах-Али приходился матери умершего Мухамедда-Эмина племянником, а Сагиб-Гирей – пасынком.
Около 1512 года, по смерти Касимовского владетельного царевича Джан-Ая, Шейх-Аулиар был назначен владетельным государем Касимовского удела. Кем «назначен», история умалчивает, но, судя по контексту – Москвой. В 1516 году у него родился сын Джан-Али, и в том же году Шейх-Аулиар скончался, а Касимовский удел перешел к его старшему сыну Шах-Али.
В 1516 году крымское правительство протестовало против назначения Шах-Али владетельным царевичем Касимовским и ходатайствовало о предоставлении Касимовского удела царевичу Сагибу, но русское правительство не удовлетворило ходатайства. Теперь, через три года, Москва так же решительно отклонила кандидатуру Сагиба на казанский престол и выдвинула на это место опять Шах-Али.
Родившийся в России, выросший среди русских, Шах-Али, разумеется, не мог быть врагом Московии на казанском престоле; к тому же его юный возраст (мальчику было 13 лет) гарантировал Москве контроль и опеку над ним, и все это делало кандидатуру Шах-Али действительно незаменимой для русских. Но по отношению к Крымскому ханству выбор Москвы мог быть сочтен вызовом. С другой стороны, кандидатура Сагиб-Гирея была самой подходящей для Бахчисарая, но она не устраивала Москву. Переговоры шли в напряженной обстановке: со смертью Ивана III (1505) дружественные отношения между русским и крымским правительствами и так-то пошатнулись, а после смерти хана Менгли-Гирея (1515) военно-политический союз России и Крыма распался.
С политической точки зрения Москва в этом споре переиграла Крым вчистую. Сначала Василий III возобновил союз с преемником Менгли-Гирея, ханом Мухаммед-Гиреем. Затем крымское войско, добросовестно исполняя договор, вторглось в Польшу и дошло до самого Кракова, одерживая блистательные победы. И вот именно в этот момент (1 марта 1519 года) русское правительство выдвинуло враждебную для Крыма кандидатуру на казанский престол. Крымское посольство, находившееся в то время в Москве, заявило протест, так как Василий III всего за несколько дней перед этим подписал союзный договор с крымским правительством и принес присягу в том, что он будет «дружить его друзьям и враждовать неприятелям».
На это заявление русское правительство дало ответ, что оно предполагало предоставить казанский престол одному из крымских царевичей, но казанцы сами избрали на престол Шах-Али, и русское правительство согласилось на эту кандидатуру, во избежание еще более нежелательного избрания, например, кого-либо из астраханских царевичей – непримиримых врагов Крымской династии. И в самом деле: казанцы приняли кандидатуру Шах-Али, предложенную Москвой, и еще в феврале направили Великому князю посольство для извещения об этом и заключения договоров. Так Шах-Али стал ханом Казани.
При его вступлении на престол были заключен договор с Московией о взаимном именовании обоих государей в официальных бумагах «братьями»; также Шах-Али дал расписку («запись на себя») в том, что будет охранять интересы русских в Казани и до конца жизни не нарушит этого договора; члены казанского посольства дали от себя также расписку в том, что они будут охранять интересы русских в Казани, что ни они, ни их дети не нарушат договоров и не выберут на престол нового хана без согласия русского правительства. Все договоры были скреплены присягой, причем казанские послы принесли дважды присягу – от себя лично и от имени всего государства.
1519. – Гроссмейстер Тевтонского ордена направляет Василию III предложение присоединиться к антитурецкой коалиции, создаваемой западными державами. Василий III отказался.
1520. – Рязань и Псков официально присоединились к Москве.
1521. – Поход на Москву крымско-казанского войска.
Правление Шах-Али в Казани устраивало далеко не всех. В сущности, государством управлял русский посол Федор Андреевич Карпов, который считал возможным вмешиваться во все дела. Во главе недовольных стоял оглан Сиди, причем, как всегда, оппозиция московскому «засилию» нашла себе естественную поддержку в Крыму. Противники хана, составив заговор, тайно пригласили на престол царевича Сагиба. Понятия о добре и зле тогда были несколько другие, чем теперь, и весной 1521 года в Казань отправился крымский отряд в 300 человек вместе с претендентом Сагибом.
Переворот был совершенно неожиданным для русского посла Карпова и воеводы Поджогина. При появлении крымского войска правительство растерялось и не успело оказать никакого сопротивления… Царевич Сагиб беспрепятственно вступил в Казань. Шах-Али, вместе с уцелевшими остатками ханской гвардии, будто бы тоже в числе трехсот человек, бежал в Россию. Здесь местом жительства ему назначили Москву, – вернуться царем в Касимов он уже не мог, ибо это место теперь занимал его младший брат Джан-Али. А самому Шах-Али было во время переворота 15 лет.
В тексте 23 строки. Начало ярлыка частично утеряно. Ярлык хранился в семье крестьянина Рахматуллы Ахмарова, передаваясь от отца к сыну как «божья» бумага, в деревне Мамалай Мамадышского уезда Казанской губернии. Обнаружил и расшифровал документ в 1912 году историк и археограф Саид Вахидов. (Национальный музей Республики Татарстан.)
Немедленно по вступлении на престол хан Сагиб начал войну; союзные войска казанцев и крымцев одновременно вторглись в Россию с востока и юга. К союзу пытались привлечь и Астрахань: крымский хан прислал туда посольство, со своими словами: «Между собою были мы братья – был я в дружбе с Московским, и он мне изменил. Казань была юрт наш, а теперь он посадил там султана из своей руки; Казанская земля этого не хотела, кроме одного сеида, да и прислала ко мне человека просить у меня султана; я им султана и отпустил на Казань, а сам иду на Московского со всею своею силою. Хочешь со мною дружбы и братства, так сам пойди на Московского или султанов пошли». Однако союз с Астраханью не состоялся.
Между тем крымское войско переправилось через Оку и разбило русское войско под начальством князя Андрея Старицкого, брата Василия III, а казанское войско заняло Нижний Новгород и двинулось к Москве вдоль Оки. Союзные войска соединились в Коломне и совместно двинулись на Москву, опустошая попутные селения. Множество жителей было забрано в плен и продано в рабство на невольничьих рынках в Астрахани и Кафе. Союзники сожгли Никольский монастырь на Угреше и великокняжеский дворец в селе Остров под Москвой. Василий III ушел в Волоколамск, поручив оборону столицы своему зятю, царевичу Петру-Худай-Кулу. В Москве была паника.