– Откуда вам было знать, что так получится.
С минуту они сидели молча.
– Вы что-нибудь слышали? – спросила неуверенно Миколос. – О пожаре?
– Предварительное следствие пришло к выводу, что имел место несчастный случай. Неисправная электропроводка, перегрузка… Вот так.
– Но вы с этим выводом не согласны.
– Не согласен. Я был там. Никогда не видел, чтобы огонь так бушевал. – Логан сглотнул. – Шансов у нее не было.
Они снова замолчали. Снаружи доносился стук молотка, завывание ленточной пилы. Особняк готовился встретить ураган «Барбара». Буквально за несколько часов тот набрал такую силу, что его перевели во вторую категорию. Сейчас «Барбара» шла от полуострова Дельмарва и, при сохранении курса, могла, согласно прогнозам, обрушиться на южное побережье Новой Англии ближе к ночи. В «Люксе» уже привели в действие план эвакуации.
– Над чем работаете? – спросила Ким, кивком указав на разбросанные по столу бумаги.
– Как раз хотел с вами поделиться…
Логан коротко рассказал о потайном сейфе Олафсона, о замороженном на сто лет проекте и о том, как ему удалось убедить директора выдать документы. Ким слушала, и выражение ее лица, в начале разговора представлявшее странное сочетание сожаления и смущения, постепенно менялось.
– Вот это новость, – выдохнула она, когда Логан закончил. – И что вы обнаружили?
– Меньше, чем хотелось бы. К сожалению, документы в сейфе не раскрывают природы самих исследований. В тысяча девятьсот тридцать пятом исходили из предположения, что через сто лет в распоряжении будущего директора окажутся все материалы, собранные в тайной комнате, которые, как мы теперь знаем, были намеренно оттуда изъяты.
– И все же что вы узнали из имеющихся документов?
– Как попасть в лабораторию – это мы выяснили сами благодаря Пэм. Имена трех ученых, непосредственно занимавшихся проектом. И – да, название предприятия: «Проект Синестезия».
Ким нахмурилась.
– Синестезия?
– Неврологический термин, обозначающий довольно необычное явление, при котором раздражение одного органа чувств вызывает также ощущения, соответствующие другому органу чувств. В начале двадцатого века научный мир проявлял к этой теме большой интерес, но он давно сошел на нет.
– Любопытно. – Ким на секунду задумалась, потом снова посмотрела на Логана. – Но при чем здесь охота на привидения?
– Вот я и себя о том же спрашиваю и уже начинаю думать, что, возможно, ошибался насчет предназначения Машины. – Он сел поудобнее. – По крайней мере, мы знаем теперь, откуда взялся «Проект Син». Скорее всего, это его кодовое обозначение или рабочее название.
– Рабочее название, – кивнула Ким. – Вы сказали, что узнали имена трех ученых. Есть кто-то, о ком я могла слышать?
– Сомневаюсь. – Логан поискал что-то взглядом и взял листок с тремя короткими параграфами. – Старшим из участников проекта был Мартин Уоткинс, ученый-физик. Насколько я смог понять, он и возглавлял работы. Умер довольно давно, в начале пятидесятых. Очевидно, совершил самоубийство. Вторым был его ассистент, инженер-механик Эдвин Рэмси. Умер четыре года назад. И третьим – Чарльз Соррел, самый младший из тройки. Медик. Специализировался на том, что в наше время называется нейробиологией. Что случилось с ним, выяснить не удалось – никаких следов я не обнаружил.
– И это всё? – разочарованно спросила Ким.
– Да, если не считать того, что я прочел между строчек. Секретность проекта объясняется, по всей видимости, сомнительным характером работ с применением современных технологий. Но о причинах остановки исследований, почему их сочли опасными, – об этом ничего не сказано.
Некоторое время оба молчали. Ким, рассеянно жуя губу, смотрела в окно. Потом повернулась к Логану.
– Почти забыла. Я поработала с теми устройствами, которые мы нашли в лаборатории. Похвастать нечем, но небольшой прогресс есть.
– Поделитесь, – оживился Логан.
– Судя по имеющимся компонентам, это могут быть генераторы тональной частоты. По крайней мере, в том числе.
– И для чего они там нужны? – удивленно спросил Логан.
Женщина пожала плечами.
– В этом я еще не разобралась.
– Как они взаимодействуют с Машиной?
– Увы, пока тоже сказать не могу.
Логан снял накрывавшую сэндвич салфетку.
– Вроде бы ничего зловещего.
– Знаю. Может, и ошибаюсь… Буду работать.
Энигматолог взял половину сэндвича.
– Звуковой генератор… – Он уже открыл рот, но, не успев откусить, отложил в сторону. – Вспомнил кое-что. Вы не дадите мне компакт-диск Алкана?
– Великие умы мыслят одинаково. У меня как раз с собой. – Порывшись в сумке, Ким бросила на стол пластиковый футляр.
Он посмотрел на обложку.
– Grande sonate Les quatre âges. Шарль-Валантен Алкан.
– Симфония для фортепиано из четырех частей. Жутковатая вещь. Уилларду очень нравилась.
Логан поднялся из-за стола, захватил компакт-диск и прошел в спальню. Ким последовала за ним. Возле кровати стоял будильник со встроенным CD-плеером. Логан положил диск в дисковод, подстроил звук. Секундой позже комнату заполнила столь ярко отпечатавшаяся в его памяти музыка, которую он впервые услышал в гостиной Стрейчи: буйная и романтическая, но в то же время демоническая, со сложными переходами между мажором и минором, невероятно сложная, пронизанная агрессивными порывами арпеджио и резким звучанием струнных. Логан инстинктивно сделал шаг назад.
– Что такое? – спросила Ким. – У вас такой вид… Извините за банальную фразу, но вы как будто привидение увидели.
– Так оно и есть. Эта музыка постоянно у меня в голове.
– И что это значит? При чем тут Машина? Вы же не думаете…
Логан торопливо выключил проигрыватель.
– Нет. – Он вернулся в кабинет и снова сел за стол. – Нет, не думаю. Помните, я говорил, что у меня способности эмпата? В первый раз я услышал эту музыку в кабинете доктора Стрейчи. Позволю себе предположить, что эмпат во мне принимал то, что слышал сам Стрейчи, когда начинал заболевать. – Он помолчал. – Но есть и кое-что еще.
– Что?
– Когда я услышал эту музыку, там, в кабинете Стрейчи, я одновременно ощутил что-то. Что-то отвратительное, как запах горящей плоти.
– Музыка Алкана действовала на слушателей по-разному, иногда очень необычно. Некоторые утверждали, что, слушая ее, чувствовали запах дыма.
Логан почти не слушал ее – он думал.
– Перед самой смертью Стрейчи сказал, что его преследуют голоса. Голоса со вкусом яда. И потом доктор Уилкокс, за завтраком… Он тоже кричал что-то о голосах у него в голове. Голосах, которые делают ему больно, слишком резких…
– Меня там не было, – вставила Ким. – И слава богу.
– Я тогда предположил, что ему больно оттого, что голоса слишком пронзительные, слишком громкие. Но сейчас думаю, что он имел в виду другое. Полагаю, он ощущал голоса.
Ким пристально посмотрела на него.
– Вы ведь говорите о синестезии, да?
Логан кивнул.
– Чувствовать запах музыки. Вкус голосов.
Некоторое время Ким в задумчивости стояла у стола, потом негромко сказала:
– Я, пожалуй, пойду.
– Спасибо за сэндвич. – Логан проводил ее взглядом. Дверь закрылась.
Он посмотрел на сэндвич, лежавший на белой фарфоровой тарелке. Потом взял листок с короткими справками по ученым, занимавшимся проектом, и еще раз внимательно перечитал все три параграфа.
40
Пансионат для престарелых «Тонтон-ривер» размещался в трехэтажном строении кремового цвета на Миддл-стрит в городке Фолл-Ривер, штат Массачусетс. Логан заехал на парковочную площадку позади здания и, кланяясь завывающему со страшной силой ветру, вошел через главный вход в вестибюль.
Наведя справки, энигматолог минут через пять поднялся на второй этаж.
– А вот и он сам, – сообщила сиделка. – Возле окна.
– Спасибо.
– Так вы его родственник?
– Дальний, – ответил Логан. – Долго объяснять.
– Это хорошо, что заглянули, тем более в такую погоду. Детей у него нет – умерли, а внуки – стыд-то какой – ни разу и не навещали. А он ведь до сих пор в здравом уме.
– Еще раз спасибо.
Сиделка взглянула на коробку шоколадных конфет в руке посетителя.
– А вот этого ему, боюсь, нельзя.
– Я оставлю их в комнате медсестры, когда буду уходить.
Логан прошел через просторный зал. Постояльцы пансионата, мужчины и женщины преклонного возраста, смотрели телевизор, играли в карты, собирали пазлы, бормоча что-то себе под нос, или просто сидели, глядя пустыми глазами вдаль. Энигматолог остановился перед большим венецианским окном с видом на Кеннеди-парк и – дальше, за железнодорожными путями – Музей военных кораблей. У окна, в коляске, сидел мужчина. Никогда еще Логан не видел человека, на лице которого старость проставила бы столь явственную печать: болезненно-землистое, оно все было испещрено морщинами. Костяшки суставов вцепившихся в подлокотники пальцев, казалось, вот-вот прорвут тонкую, как папиросная бумага, иссохшую кожу. Сморщенное, сгорбившееся под бременем лет тело словно застыло в форме запятой. Рядом, на сиденье, лежала кислородная трубка; в носу – канюля. Но блеклые голубые глаза взирали на гостя живо и внимательно.
– Доктор Соррел?
Еще секунду старик только смотрел на него, потом едва заметно кивнул.
– Меня зовут Логан.
Взгляд старика соскользнул на коробку конфет.
– Мне не разрешают. – Его голос напоминал шорох сухих листьев, разметенных по разбитой мостовой.
– Знаю.
Соррел снова поднял глаза.
– Что вам нужно?
– Можно? – Логан подтянул стоявший неподалеку стул. – Я бы хотел поговорить с вами.
– Валяйте.
Энигматолог сел.
– Вообще-то, я предпочел бы услышать, что вы скажете.
– О чем?
Поблизости никого не было, но Логан все же слегка понизил голос:
– «Проект Син».
Старик замер. Костяшки пальцев на подлокотниках коляски побелели еще сильнее. Взгляд медленно ушел в сторону. Минуту-другую он молчал, потом облизал сухие губы. Прокашлялся.