Гул Машины постепенно стих, страшная животная дрожь прекратилась. Но человек в вощеной куртке продолжал издавать странные горловые звуки.
Немного подождав, Логан выпрямился. Не торопясь, осторожно снял шлем, расстегнул крючки защитного костюма и неуклюже выбрался из него. Потом, держа в руке пистолет и сунув за пояс два других, включил свет и вышел из-за Машины.
Секунду-другую энигматолог смотрел на троицу безумцев. Потом отвернулся, поднял брезентовый полог и нырнул в дыру. Пройдя по замусоренному коридору, быстро нашел то, что искал: пожарный шкаф с огнетушителем и топором. Он сунул за пояс третий пистолет, взял топор, помахал им и вернулся в комнату.
Двое из троицы остались там же, где и были. Мужчина в очках больше не вертелся, брызгая кровью, а лежал на полу. Главарь – тот, что в твиде, – все еще бродил как заведенный, натыкаясь на всевозможные преграды, разворачиваясь и ковыляя в противоположном направлении. У всех троих из носа, ушей и – что самое страшное – из глаз сочилась кровь.
Понаблюдав за ними недолго, Логан подошел к Машине и, наклонившись, отключил ее от электропитания. Потом поднял топор и, замерев на мгновение, обрушил его на массивный корпус. Сталь врезалась в металл с пронзительным звуком, напоминающим крик боли. Он высвободил лезвие, снова занес топор над головой и нанес второй рубящий удар, которым снес переднюю панель и контрольные механизмы. Затем их судьбу разделили причудливые футуристические устройства, ответвлявшиеся от боковых наростов, генератор электромагнитного поля и воспринимающая катушка. Снова и снова Логан рубил и рубил Машину, как будто все страхи, неуверенность и боль последних двух недель спрессовались и вылились в этот конвульсивный акт, и после каждого удара какие-то куски жуткого механизма – металлические, стеклянные, бакелитовые – разлетались в стороны. Наконец, исчерпав силы и дух, он опустил топор и посмотрел на своих врагов.
Человек в вощеной куртке лежал, распростершись, на полу в неподвижной позе, лишь иногда вздрагивая от непроизвольного спазма, и под головой у него растекалась лужа крови. Второй, в очках, сидел, съежившись, в углу, с окровавленным лицом. При этом он совершал странные жесты руками, как будто отмахивался от невидимых противников, и издавал булькающие звуки, словно в горле у него что-то застряло. Третий, главарь в твидовом пиджаке и с хищным лицом, теперь сидел неуклюже на полу и методично рвал на голове волосы. Вырвав очередной клок, он тупо уставился на окровавленные ошметки скальпа, повертел их с любопытством и сунул в рот.
Логан осторожно прошел на середину комнаты, к тому месту, где остановился лифт. После того как пассажиры вышли, кабина беззвучно поднялась, ушла в потолок и теперь ожидала в комнате на третьем этаже, когда кому-то понадобится воспользоваться ею.
Вверху кто-то тихонько плакал. Или ему это только показалось?
Логан посмотрел на декоративный круг, обозначавший основание лифта. Потом откашлялся и, повысив голос, произнес:
– Доктор Бенедикт? Можете спускаться.
Эпилог
Через высокие створные окна в офис директора «Люкса» лился солнечный свет. Внизу, за освинцованными стеклами, зеленая лужайка неторопливо сбегала к скалистому берегу и Атлантическому океану, непривычно тихому в этот день, словно кающемуся за устроенное недавно бурное представление. Мужчины и женщины, в ветровках и легких куртках, прогуливались, в одиночку и парами, по чисто подметенным дорожкам, а ниже, у береговой линии, какой-то художник уже установил мольберт. Тут и там одни рабочие собирали ветки, водоросли и прочий мусор, а другие ликвидировали последствия урагана «Барбара». Но, хотя сияло солнце и вокруг царили тишина и покой, в самой пронзительности лазурного неба было что-то такое, отчего люди то и дело инстинктивно поеживались от малейшего дуновения ветерка, напоминавшего о зиме.
Оберегая правую ногу, Джереми Логан прошел по ковру и опустился на один из стоящих напротив стола стульев.
Директор, разговаривавший при его появлении по телефону, положил трубку и кивнул.
– Как нога?
– Спасибо, уже лучше.
Секунду-другую мужчины молчали. Так много всего было сказано и сделано в последние дни, что сейчас разговоры казались излишними.
– Уже собрался? – спросил Олафсон.
– Перенес вещи в машину.
– Что ж, тогда мне ничего не остается, как только поблагодарить тебя за все. – Олафсон нерешительно помолчал. – Наверное, это прозвучало немного легковесно – не обращай внимания. Думаю, я имею полное право сказать, что ты спас «Люкс» от него самого и заодно весь мир от весьма серьезной опасности.
– Спас мир, – повторил Логан, словно пробуя фразу на вкус. – Знаешь, мне это нравится. И, может быть, ты не станешь возражать, если я удвою гонорар?
Олафсон улыбнулся.
– Возражений будет предостаточно.
В комнате снова стало тихо. Олафсон посерьезнел и уже не улыбался.
– Знаешь, сейчас все это представляется почти невероятным. Когда я вернулся после урагана и увидел, как ты бредешь от Западного крыла и тащишь с собой Лору… сцена словно из кошмара.
– Как она? – спросил Логан.
– Реагирует на раздражители. Доктора объясняют это сильнейшим нервным шоком. Прогнозируют полное выздоровление, но не раньше чем через шесть-восемь месяцев. Однако ее кратковременная память утрачена безвозвратно.
– Значит, она все же получила значительную дозу ультразвука. Досадно.
– Сделать ничего было нельзя. В любом случае доклад подготовлен и возвращаться к нему нет никаких оснований. Ты сделал то, что должен был сделать.
– Наверное. Быть может, потеря памяти только пойдет ей на пользу. – Логан посмотрел в окно, скользнул рассеянным взглядом по лужайке и снова повернулся к директору: – А что с другими, теми тремя из «Айронхенда»?
Лицо Олафсона омрачилось. Он пробежал глазами по лежащему на столе листку.
– Хорошего мало. У одного – «ярко выраженный психоз, проявляющийся в параноидальном стремлении к убийству, галлюцинациях, неуправляемой мании». Другой пребывает в состоянии, которого, как признались эксперты психиатрического отделения ньюпортской больницы, они еще не видели. Аналога ему в «Диагностическом и статистическом руководстве по психиатрическим расстройствам» не обнаружено. Один из докторов охарактеризовал его так… – Директор снова заглянул в листок: – «Впечатление такое, как будто потенциал действия серотониновых рецепторов постоянно находится в режиме передачи». Проще говоря, его мозг переполнен сенсорными сигналами – невероятно усиленными, искаженными и непредотвратимыми, обработать которые, в силу их интенсивности, невозможно. Как лечить его, они не представляют, а потому на какое-то время беднягу просто ввели в состояние медикаментозной комы.
– Долговременный прогноз?
– Они не говорят. Но неофициально дают понять, состояние это, если не случится чудо, необратимо.
Логан ненадолго задумался.
– А третий?
– «Острое кататоническое расстройство, сопровождающееся ступором и оцепенением». И опять-таки у врачей нет внятного объяснения. Томографическое сканирование не показывает повреждений лимбической системы, базального ганглия или лобной коры, что обычно является причиной кататонической шизофрении.
Логан глубоко вздохнул и снова устремил взгляд в окно.
– Превратности войны, – негромко сказал Олафсон. – Они были плохими людьми. Прямо или косвенно, они несут ответственность за смерть Уилла Стрейчи.
– И Памелы Флад, – угрюмо добавил Логан.
– Да. Если б не твои решительные действия, подобная участь грозила бы десяткам тысяч людей.
– Знаю, – Логан коротко взглянул на директора. – Кстати, что там? Угроза нейтрализована?
– Когда буря стихла, я поручил Иену Олбрайту взять надежных ребят и вынести все из лаборатории. Они демонтировали главный аппарат – хотя, надо отметить, ты хорошо над ним поработал – и перевезли все в Уэйкфилд, где и уничтожили в печах литейного завода.
– Работы Бенедикт?
– Пришлось опять-таки обратиться за помощью к Олбрайту. Офис, подвальную лабораторию, личные апартаменты – всё зачистили. Все материалы сожгли. Помогли и местные власти – с их разрешения обыскали фамильный дом, доставшийся ей в наследство. Там, кстати, нашли большую часть документов из лаборатории.
– Местные власти? – повторил Логан.
– На побережье Новой Англии не так уж много больших городов, которые не обязаны чем-то «Люксу»… – Олафсон помолчал. – Мы и сами приняли определенные меры предосторожности: уничтожили наши архивные документы, имевшие отношение к «Проекту Син». Я имею в виду не только бумаги в моем сейфе – я говорю о более ранней работе, из которой проект и родился в конце двадцатых. Все, так или иначе, прямо и косвенно, с ним связанное. – Директор посмотрел на Логана. – Надеюсь, ты не возражаешь.
– Всячески поддерживаю. Но что с «Айронхендом»?
Олафсон снова помрачнел.
– Ведем неофициальные переговоры с федералами. Все улики, до которых смогли добраться, мы уничтожили, а сами работы Бенедикт сейчас под негласным запретом. – Директор выжидающе посмотрел на Логана: – Ты что думаешь?
– Думаю, если бы у нее была возможность продолжить свои исследования вне кампуса, допустим, в лабораториях «Айронхенда», она не прибегла бы к таким отчаянным мерам – не стала бы нейтрализовывать Стрейчи, пытаться убить меня и делать все возможное, чтобы выиграть время и подготовить оборудование для вывоза с территории «Люкса». – Энигматолог медленно покачал головой. – Нет, если вы сожгли все документы и уничтожили все оборудование, «Айронхенд» возобновить работу не сможет.
– Своими силами, наверное, не сможет, – согласился Олафсон. – Но это их не остановит. Я бы соврал, если б сказал, что они сдадутся так легко.
Слова эти повисли в воздухе. Наконец Логан поднялся. Директор сделал то же самое.
– Я провожу тебя до машины? – предложил Олафсон.
– Спасибо, но у меня осталось еще одно небольшое дело.
– В таком случае – до свидания, – директор тепло пожал Логану руку. – Мы перед тобою в неоплатном долгу. Если я могу сделать что-то лично, как руководитель «Люкса», ты только дай знать.