го состава не занимались. Это было определено уставом, их задача — учить лишь командный состав подразделений и частей. Но не каждый командир умел передавать знания и опыт, а многие просто ленились, не хотели обременять себя лишними заботами, перепоручая это дело менее квалифицированным, но не имевшим возможности отказаться, офицерам. Кроме того, в период, предшествовавший Курской битве, войска параллельно боевой учебе вели масштабные оборонительные работы, поэтому каждый из бойцов и младших офицеров дополнительно нес существенные физические нагрузки. Причем руководство фронта и армии зачастую более требовательно относилось именно к выполнению плана фортификационных работ, чем к подготовке личного состава.
Кроме того, значительная часть старших офицеров и генералов действующей армии не соответствовала своим должностям не только из-за непрофессионализма, но в первую очередь по морально-этическим нормам. Поголовное пьянство, издевательство над подчиненными и мирными жителями, побои и убийства в пьяном угаре, бытовое разложение командного звена отдельных батальонов, полков и даже целых дивизий было явлением, мягко говоря, достаточно распространенным, в том числе и в войсках Воронежского фронта. Вот лишь один пример из пояснительной записки к ходатайству о реабилитации бывшего командира 94-й гв. сд полковника И.Г. Русских. Это соединение было сформировано в апреле 1943 г. в составе 35-го гв. ск (резерва командующего Воронежским фронтом) и активно участвовало в боевых действиях против войск АГ «Кемпф» в полосе 7-й гв., а затем 69-й А:
«Бывший полковник И.Г. Русских, командуя дивизией с апреля по ноябрь 1943 года, за это время разбазарил большое количество продуктов для личных целей, чем нанес ущерб государству в сумме 444 169 рублей. Неоднократные делавшиеся ему предупреждения о прекращении безобразий он не воспринимал и продолжал творить их в еще больших размерах. Причем бездушно относился к нуждам офицеров, сержантов и рядовых, систематически пьянствовал и дошел до того, что мешками расходовал муку на гонку самогона. Продукты им были взяты за счет пайков для личного состава дивизии. В связи с тем что сделанные предупреждения на него не действовали, Военный Совет 2-го Украинского фронта был вынужден отстранить его от должности и предать суду военного трибунала.
За совершенные преступления, предусмотренные Законом 7.08.1932 г., Русских был осужден военным трибуналом на лишение свободы в исправительно-трудовом лагере сроком на 10 лет и лишение воинского звания полковник. Наказание отбывал в тюрьме по апрель 1945 года, после чего приговор был отсрочен и Русских был направлен на фронт. Но в связи с окончанием войны в боевых действиях не участвовал».
Обращу внимание на немаловажную деталь. О безобразиях, творившихся в дивизии, знало командование 35-го гв. ск (ведь не раз предупреждали), но закрывали на это глаза, потому что в той или иной степени подобные факты вскрывались почти во всех соединениях.
Хотя случай с И.Г. Русских достаточно редкий, чтобы после суда военного трибунала старшего офицера, да к тому же командира дивизии, отличившегося под Сталинградом, награжденного за это орденами и имевшего четыре ранения и одну контузию, направили отбывать наказание в тюрьму, а не на фронт. Вероятно, на это повлиял масштаб нанесенного ущерба. Чтобы читатель мог соотнести цифру, приведенную в документе, с реальными ценами того времени, для примера приведу ставку должностного оклада командира артиллерийского полка (полковника). В действующей армии на 1943 г. она составляла 1200 рублей. Причем в документах указано, что комдив особенно много пил и не раз был замечен в «нерабочем состоянии» даже командиром корпуса генерал-лейтенантом С.Г. Горячевым в период подготовки к Курской битве, а впоследствии в нетрезвом состоянии управлял войсками и в ходе боевых действий при наступлении на Харьков. О какой учебе командиров полков, которые в период формирования 94-й гв. сд были назначены с должности комбатов, могла идти речь, если тот, кто их должен был учить, «не просыхал» и их же обворовывал.
А теперь прочтем сухие строчки отчета комиссии штаба фронта по проверке боевой учебы 224-го гв. сп 72-й гв. сд в конце июня 1943 г.:
«План подготовки личного состава на период с 6 по 20.6.43 г. в полку составлен из расчета по 4 часа в день. Выполнение плана неудовлетворительное. План занятий с комсоставом выполнен: командирами батальонов на 35 %, командирами рот — на 60 %. Занятия по тактической подготовке с рядовыми и младшим комсоставом ведутся.
Методика проведения занятий неправильная, все сводится к чтению боевого устава пехоты (часть № 91), несмотря на то что условия для вывода отделений в тыл и отработка динамики наступательного боя имеется.
Младший комсостав подготовлен слабо, огневая подготовка не проводится. Руководители к занятиям не готовятся. Занятия с командирами штабов, как полка, так и батальона, не организованы»[62].
Тяжелое положение с подготовкой личного состава и исполнительской дисциплиной офицеров складывалось и в артиллерийских частях 7-й гв. А, особенно в тех, что поступали в армию из фронта или резерва в качестве средств усиления. Это касается в первую очередь 290-го мп и 1112-го пап[63]. Доходило до того, что командиры полков не только не занимались своими прямыми обязанностями по организации огня и обучению подчиненных, но и откровенно лгали при личных докладах командующему артиллерией о численности орудий, развернутых на огневых позициях. Из приказа № 014 от 23 мая 1943 г. командующего артиллерией армии генерал-лейтенанта А.Н. Петрова:
«…2. 21 мая по моему приказанию старшим помощником начальника оперотделения капитаном Шваревым была произведена поверка готовности полка к открытию огня по району Соломино. Результаты поверки показали, что, несмотря на то что полк еще 12.5.43 г. занял боевой порядок, до сего времени пристрелку огней не закончил. С НП мосты и броды через р. Северный Донец не просматриваются, а ПНП не везде выброшены. Связь работает исключительно плохо. Телефонисты не обучены дисциплине разговора. Командиры батарей 3-го артдивизиона при открытии планового огня применяют неуставные команды и при ведении огня допускают много излишних разговоров на линии. Огневые взвода 8-й и 9-й батарей не натренированы и работают исключительно медленно. Командиры батарей 3-го ад местность на переднем крае противника изучили слабо. Ни один командир батареи этого дивизиона точного и уверенного ответа, где находится Соломино, поверяющему дать не мог. Способы целеуказаний командиром 3-го ад капитаном Ильяшенко с его командирами батарей не отработаны. Результатом перечисленного явилось то, что командир 8-й батареи cm. лейтенант Криворукое открыть огонь по СО-121 (переправа через Северный Донец в Соломино) не смог в течение 50 минут и был снят со стрельбы. После чего эта же задача была поставлена командиру 9-й батареи лейтенанту Тихомирову. Батарея открыла огонь только через 40 минут.
После поверки капитан Швырев прибыл в штаб полка для доклада результатов его командиру. Командир полка подполковник Мельников полностью доклад не выслушал, а ушел к себе на квартиру и, когда поверяющий позвонил по телефону подполковнику Мельникову, чтобы доложить результаты поверки, то командир полка доклад также не принял, а ответил: „Я ваш доклад слушать не хочу, вы недисциплинированный капитан“. На вопрос поверяющему командиру полка: „Сколько у него исправных орудий и сколько стоит на ОП?“, командир полка ответил: исправных 14, а на ОП 12 орудий. Так как он считает, что ставить все орудия на ОП не нужно, ввиду недостаточного количества снарядов в полку. В то же время, будучи лично у меня на докладе, подполковник Мельников доложил, что 14 орудий находятся на ОП, а через день-два будут 16 орудий, т. е. сделал ложный доклад. Приказываю:
2. Систему НП пересмотреть и приблизить к переднему краю на 2–4 км.
8. К 24.5.43 г. поставить на О П 14 орудий»[64].
Надо сказать, что у генерал-лейтенанта М.С. Шумилова как у руководителя было одно ценное качество: к командирам, даже тем, кто совершил проступок, он подходил с пониманием и при любой возможности старался не снимать подчиненного, а работать с ним и воспитывать. Причем добивался намеченного очень настойчиво и этому учил своих заместителей и офицеров штаба. Вероятно, поэтому перечисленные в приказе командиры артполка довольно легко отделались: подполковнику Мельникову был вынесен выговор и предупреждение о неполном служебном соответствии, а капитан Ильяшенко был арестован на 10 суток с удержанием 50 % оклада за этот период. Замечу, что до начала боев стараниями командования артиллерии армии, в том числе и лично генерал-майора А.Н. Петрова, дисциплина в полку была подтянута, а личный состав батарей не только выполнял нормативы по открытию огня и его точности, но в ряде случаев и перекрывал их. В ходе Курской битвы бойцы и командиры 265-го гв. пап проявили мужество и героизм. Об их подвиге рассказ еще впереди. Хотя надо честно признать, что такое пристальное внимание вышестоящего командования к обучению полка — это, в общем-то, нетипичный случай для войск фронта. В лучшем случае все заканчивалось взысканиями командиров частей и поверхностными проверками офицеров штаба артиллерии показателей, в худшем — разносом на совещаниях командного состава и требованием искоренить безобразие.
Документов, подобно процитированному выше, можно привести множество. И все они свидетельствуют об одном: хотя долгое время после войны советские историки настойчиво твердили, что «благодаря заботе коммунистической партии офицерский состав обрел богатый боевой опыт, а солдаты научились воевать и побеждать», такая оценка командного звена действующей армии перед Курской битвой была далека от реальной действительности. Ведь тех, кто должен был организовывать учебу и вести занятия, сначала самих, по большому счету, нужно было основательно учить, по крайней мере, не два месяца и тем более не сутки на скорую руку, как это практиковал командарм И.М. Чистяков. Но, к сожалению, для этого не было ни времени, ни подготовленных кадров, а часто и просто желания.