Л. В.), но за Ярим-Лимом из Ямхада идут 20 царей». Сюзерен 20 зависимых царей мог играть ведущую роль во внешнеполитической борьбе того времени. Похоже, Ярим-Лим искусно, если не сказать беспринципно, выступал то на стороне Вавилона, то на стороне Ларсы в зависимости от обстановки, при всех обстоятельствах избегая подчинения кому-либо из враждующих соперников.
Среди обнаруженных табличек сравнительно немного связано с именем Хаммурапи, подавляющее же большинство— с именем Ярим-Лима, но многие из них сообщают о деятельности некоего Аммитаку, который в качестве градоправителя ведал городскими финансами. Документы Хаммурапи должны относиться ко времени, когда Ярим-Лим правил от имени своего отца, остальные представляют собой архив периода его собственного правления, и, хотя власть, несомненно, иной раз доверялась Аммитаку, тот факт, что архив хранился в Алалахе, по-видимому, подразумевает присутствие здесь царя.
Характер строений слоя VII, раскопанных нами, приводит к тому же заключению. Все они возведены в одно или почти в одно и то же время и могут надежно датироваться периодом Ярим-Лима. Он мог, разумеется, начать строительство своего дворца, когда правил еще от имени отца, но позднейшие достройки дворца (он строился в несколько этапов), храма и прежде всего массивные фортификационные сооружения могли быть сделаны только правящим монархом для своей резиденции. Перед лицом опасного соседства и непрочных союзов с правителями Месопотамии Ярим-Лим вполне мог опасаться, что Алеппо, расположенный в непосредственной близости от восточной границы царства, мог стать объектом неожиданного. нападения. Поэтому, оставив за Алеппо роль главного города, Ярим-Лим перевел управление в столицу своей старой провинции, сделав ее своим домом и усовершенствовав ее оборонные сооружения в соответствии с требованиями момента.
В последние дни, когда не оставалось времени на раскопки большого масштаба, на северо-западном краю холма Атчана мы заложили разведывательную траншею и убедились, что эта часть древнего города во все последующие периоды была занята большой крепостью, цитаделью, где размещался военный гарнизон. Мы раскопали на достаточную глубину и обнаружили, что та же картина наблюдается и в слое VII. Поскольку при всех перестройках основной характер оборонительных сооружений оставался неизменным, мы сделали вывод (хотя был расчищен только маленький участок), что крепость Ярим-Лима представляла собой сооружение из сырцового кирпича, возведенное на платформе, заметно возвышавшейся над уровнем города, что позволяло контролировать подходы с севера и запада. Крепость составляла главную внутреннюю линию обороны с этих двух сторон. От основания стены крепости шла пологая берма шириной 50 футов, на краю которой стояла внешняя стена, вероятно не очень высокая, а ниже шел крутой гласис из кирпича с глиняной облицовкой под углом более чем 45 градусов, высотой 26 футов.
Наклонный гласис, впервые обнаруженный нами в храме слоя XIV, где он был совсем маленький, здесь превращается в настоящее эффективное военное сооружение. Недосягаемый, как и вертикальная стена, он имел то преимущество, что подошедший к его подножию враг оставался под прямым прицелом, не имея убежища, какое обычно у него было у подножия вертикальных стен, защитники которых могли стрелять, лишь перегнувшись с крепостных стен и тем самым подставляя себя лучникам нападающего противника. Если враги преодолевали внешнюю стену, они оказывались на наклонной берме, которая прекрасно простреливалась защитниками крепости. Этот тип фортификации был, похоже, северосирийского происхождения, так как подробное описание оборонительных сооружений одного из северосирийских городов, данное в тексте Нарам-Суэна[22], полностью соответствует характеру тех руин, которые были обнаружены на Атчане; такой тип оборонительных сооружений существовал еще задолго до Ярим-Лима, и трудно представить себе что-нибудь более отвечающее тогдашним условиям и способам ведения войны.
Северо-западные ворота города, вероятно, главные, ибо они выходили на важную дорогу между Алеппо и Антиохийским проходом, примыкали к крепости и находились под ее контролем. Со стороны долины дорога довольно круто поднималась к массивной башне с воротами, расположенной между внешней стеной крепости и городской стеной, на одной линии с последней, так что верхние помещения башни могли служить для перехода защитников из одного сектора обороны в другой. Дорога, идущая через башню, была перегорожена тройными воротами. И такое сооружение не было новшеством: подобные ворота, оправдавшие себя во время войны, очень близки главным городским воротам Каркемиша, с которыми они практически одновременны, и в общих чертах напоминают многие другие ворота, известные на Ближнем Востоке как в более ранний, так и в более поздний периоды.
Раскопанные нами руины ворот, естественно, составляли только нижнюю часть сооружения, но они достаточно хорошо сохранились, чтобы можно было отчетливо представить себе общий его вид (рис. 9). В целом башня построена из сырцового кирпича; в качестве скреп использовались тяжелые деревянные балки. Это была кирпично-деревянная конструкция, характерная для сооружений хеттов. Фасад, как извне, так и изнутри, боковые стены дверного прохода и массивные контрфорсы трех ворот были облицованы белыми известняковыми плитами высотой четыре фута. Камни контрфорсов стояли не прямо, а с небольшим наклоном внутрь, как в воротах хеттской столицы Богазкей в Каппадокии. Там сводчатая арка над наклонными косяками имела выступ, что естественно, если строительный материал — камень, но здесь подобный эффект легко достигался кирпично-деревянными конструкциями, хотя можно смело предположить, что под фальшивой аркой была плоская гладкая перемычка. Одна сторона была цельная, представляя собой в действительности угол гигантского вала цитадели; во внутренней стене другой, северо-восточной, стороны имелся широкий проход с каменными косяками и ступенями, ведущими в караульное помещение. В задней части комнаты лестничный марш (нижние ступеньки выложены из кирпича, верхние — из дерева) вел в комнату над воротами и на верх городской стены. Под лестницей находилась маленькая комната с дверью, ведущей в промежуток между внешними и средним контрфорсами ворот, явно караульное помещение для стражи на посту. Это караульное помещение— любопытный просчет в тщательно продуманной планировке, так как врагу достаточно было захватить первую из трех больших дверей воротной башни, чтобы попасть в комнату стражи и, подпалив ее деревянное перекрытие, разрушить лестницу и, возможно, все сооружение. Похоже, что нечто в этом роде и случилось, ибо башня была явно уничтожена пожаром, караульное помещение выгорело, а кирпичные стены лестницы обрели под воздействием огня глубокий красный цвет; глиняный пол ворот был покрыт толстым слоем горелого дерева, служившего, вероятно, полом верхней комнаты: надвратная башня не оказалась неприступной.
Мы не могли раскопать какую-либо городскую стену, но достаточно хорошо представляем ее характер. Царский дворец занимал угол города, и две его внешние стены фактически были и городскими стенами. Построенные из сырцового кирпича толщиной восемь футов, они возвышались над краем крутого земляного вала почти на 30 футов — высота определялась по разнице уровней пола дворца и плоскости равнины за стенами. Вал был явно земляным, а не кирпичным, как в цитадели, ибо все позднейшие валы были земляными, иногда с глиняной облицовкой. Здесь не было и бермы, а стены поднимались прямо от края откоса. Это подтверждается тем фактом, что внешняя часть северо-восточной стены дворца исчезла, съехав вниз по склону.
Очевидно, в XVIII в. до н. э. Алалах мог считаться первоклассной крепостью, и там, где традиционно находился царский дворец, Ярим-Лим построил для себя новый дворец. Это было время (не единственное в истории Ближнего Востока), когда местные князья похвалялись друг перед другом роскошью своих дворцов. Так, правитель Угарита просит Ярим-Лима помочь ему увидеть дворец царя Ма’ер (Мари), о великолепии которого он был много наслышан. А царь Ямхада, как и Нерон, желал иметь подобающий его положению дворец. В настоящее время юго-восточная, жилая, часть строения слишком разрушена, чтобы можно было восстановить ее план, но даже то, что площадь эта составляет 320×50 футов говорит о многом (рис. 10). Единственный вход в середине длинной юго-западной части строения вел в большой открытый двор, тянувшийся через все здание до городской стены. Плиты полированного базальта образовывали цоколь вокруг стен; в центре возвышался большой квадратный очаг; в стене, справа от входившего, были две двери, а слева, в углу, единственная дверь, ведущая в официальные помещения.
Дворец состоял из двух частей, разделенных двором, и характер комнат свидетельствует о четком делении на служебные и жилые помещения. В центре официальных помещений находился зал приемов — длинная комната, поделенная на две части выступами, идущими от боковых стен, и четырьмя деревянными колоннами, стоявшими на бетонном пороге; отчетливо видны черные круги, оставшиеся на бетоне от сгоревших столбов. Внешняя, предназначавшаяся для посетителей часть зала приемов была окружена комнатами для ожидающих, одна из которых имела дверь, выходящую непосредственно на главный двор, и служила прихожей. Внутренняя часть зала приемов, по-видимому, предназначалась для царя и придворных. За ней находилась большая служебная комната (возможно, тут помещалась канцелярия), а рядом — маленькая комната, где мог располагаться архив, хотя табличек мы здесь не нашли. Затем следовала комната еще меньше (она находилась под углом более позднего дворца Никмепа), которая, по аналогии с другими зданиями, может считаться туалетом, хотя нам не удалось закончить здесь раскопки. В северном углу этой части дворца имелась большая лестница, ведущая в верхние комнаты. Сооружение, безусловно, было двух- или, возможно, трехэтажное.