В Москве рапорт на имя генерала Шиманова в итоге оказался на столе начальника Смерша Виктора Абакумова — вместе с докладной запиской Свешникова. Подполковник писал, что действия его подчиненных не причинили никаких трудностей: Танде не жаловался на арест, а Болдырева якобы сама решила больше с ним не встречаться. Свешников явно ушел в оборону. По его словам, Перминов сам предупреждал гражданский персонал о том, что связи с американцами запрещены. Абакумов отдал подчиненным устные указания, так что в документах никаких следов не осталось. Но после вмешательства Перминова нападения на женщин, ходивших на свидания с американцами, прекратились. В августе американцы могли встречаться со своими украинскими подругами и оставаться в парках Полтавы даже в темное время суток — до 23:00, когда начинался комендантский час. Смерш сменил тактику, стал больше следить за связью американцев и украинок и меньше жестко их подавлять[206].
Июльский “кризис свиданий” запомнился американцам, служившим на полтавских базах, и изменил их изначально дружеское расположение по отношению к Советскому Союзу. Если июньские бомбардировки люфтваффе посеяли раздор среди командования баз, то июльские события разозлили обычных военнослужащих. А в августе и сентябре предстояло появиться новым проблемам.
Глава 10. Драки и ссоры
В воскресенье, 6 августа 1944 года, украинские аэродромы снова оживились: прибыли 78 “летающих крепостей” и их “свита” — 64 “мустанга”. Это была часть первой с конца июня челночной миссии, когда на полтавских аэродромах приземлились бомбардировщики 8-й воздушной армии — лишь для того, чтобы погибнуть на земле при налете немецкой авиации. После катастрофы командованию США потребовалось почти полтора месяца, чтобы начать новую миссию, получившую название “Фрэнтик-5”. Операция “Фрэнтик-1” началась в первые дни июня; миссия “Фрэнтик-2” оказалась несчастливой и, по сути, закончилась 22 июня, когда немцы напали на базы; “Фрэнтик-3” и “Фрэнтик-4” 15-я воздушная армия проводила в июле в Италии, и в них участвовали только истребители. А вот в миссии “Фрэнтик-5” были задействованы три бомбардировочных крыла и одно истребительное, все из 8-й воздушной армии, чьи базы находились в Великобритании.
Миссию предприняли по запросу советской стороны. Москве было желательно, чтобы “летающие крепости” разбомбили цели в немецкой Верхней Силезии и в районе Кракова в Польше, причем быстро — до 5 августа. Но из-за плохой погоды операция была отложена, а за это время изменились и цели: теперь “летающим крепостям” предстояло бомбить объекты возле польской Гдыни на побережье Балтийского моря. На следующий день, 7 августа, они отчасти выполнили первоначальную задачу: вылетели с полтавских баз и нанесли удар по целям в районе Кракова. Восьмого августа вместо возвращения в Англию самолеты 8-й воздушной армии вылетели в Италию, а по пути разбомбили цели в Румынии, которую СССР готовился занять в конце того же месяца[207].
Операцию в целом сочли успешной, хотя по количеству задействованных “летающих крепостей”, важности пораженных целей и причиненному ущербу ее нельзя было сравнить с предпринятой в июне миссией “Фрэнтик-2”. Впрочем, на этот раз после авианалета ни одного самолета из тех, что стояли на аэродромах, не потеряли. Американцам так и не удалось убедить советскую сторону разрешить им использовать свои ночные истребители и средства ПВО, из-за чего американцев на полтавских базах стало бы в пять раз больше. Казалось, теперь в этом нет необходимости. Советско-германский фронт продвинулся далеко на запад, и немцы уже не могли предпринять атаку, подобную той, какую устроили всего несколько недель назад. Наступательная операция советской армии “Багратион” началась 22 июня — в тот день, когда немцы бомбили полтавские авиабазы. К середине августа Красная армия подошла на севере к Восточной Пруссии, в центре — к Висле, а на южном участке фронта — к Карпатам. Теперь Белоруссия и Украина почти полностью находились под контролем СССР[208].
Фронт смещался быстро, и перед полтавскими базами встала новая трудность. Количество целей, которых американцы могли достичь с этих баз, резко сокращалось: те либо переходили под советский контроль, либо становились частью театра военных действий Красной армии. Американцы в Полтаве и военная миссия США в Москве начали замечать, что советская сторона проявляет все меньше и меньше энтузиазма по отношению к челночным бомбардировкам. Это увидели и американские командующие в Лондоне и Вашингтоне. Их все больше интересовал вопрос устройства новых баз ближе к стремительно сдвигавшейся передовой советско-германского фронта[209].
Запросы американцев о новых базах, расположенных западнее, ближе к фронту, Москва оставила без ответа. Советы постоянно откладывали утверждение целей для новых миссий: операция “Фрэнтик-6”, в ходе которой американским самолетам предстояло лететь из Соединенного Королевства на Украину и в Италию, состоялась лишь в середине сентября — это был самый долгий перерыв в истории челночных операций. Затишье в бомбардировках, противоречивые вести о будущем, приходившие из Москвы… На полтавских базах офицеры и рядовые начали чувствовать себя неловко — как непрошеные гости. Столкновения с красноармейцами множились, некоторые даже перерастали в драки. Великий союз дал трещину, дошедшую до основания: бойцы, призванные биться плечом к плечу, теперь видели друг в друге противников.
В середине августа базы посетил заместитель командующего Стратегическими ВВС США в Европе генерал-майор Хью Кнерр. По прибытии в Советский Союз Кнерр нанес визит Авереллу Гарриману и генералу Дину. Почти неделю, с 15 до 21 августа, он провел на полтавских базах и уехал, сильно сомневаясь, что советская сторона собирается продолжать совместный проект. Да и был ли смысл в самих бомбардировках? К слову, Кнерр особо не помышлял о возможности создания американских баз на Дальнем Востоке, хотя именно это была одна из ключевых целей США в начале операции “Фрэнтик”.
Об отношении СССР к базам Кнерр заметил в докладе: “Дьявол свое отболел, идти в монахи ради поражения Германии ему теперь неинтересно”. Эта красноречивая оценка отражает взгляды американских офицеров и рядовых на базах. Советы, воодушевленные недавними победами, проявляли все меньше энтузиазма в сотрудничестве с американскими союзниками. В конце концов, к этому моменту американцы увязли во Франции вдали от германской границы, а Красная армия продвигалась вперед, освобождая свои территории и устремляясь в Центральную Европу и на Балканы… Кнерр раскритиковал советскую сторону за то, что после нападения Германии 22 июня ПВО так и не была по-настоящему улучшена. Он также отметил, что сотрудничество между американцами и советскими техниками, которые обслуживали самолеты, рушится, а “русские крадут все инструменты, какие только могут ухватить”[210].
Кнерр считал, что в данных обстоятельствах генералу Уолшу не удавалось поддерживать моральный дух и дисциплину. В сорняках, растущих вокруг американских палаток в Полтаве, он увидел признак “отсутствия руководства”. Боевой дух на базах неконтролируемо падал. Солдаты говорили только о том, как вернутся на базы в Европе или домой в США. Дисциплина ухудшилась, резко возросла незаконная торговля американскими товарами, и все чаще случались пьяные конфликты среди американцев, а также между ними и советскими гражданами.
Трудно было найти более яркое свидетельство апатии, охватившей американские базы, чем один случай во время инспекции Кнерра: в ресторане на американской базе в Миргороде американцы и советские военные устроили пьяную драку и едва не перестреляли друг друга. В ночь на 17 августа первый лейтенант Филипп Шеридан, пилот бомбардировщика, чей самолет стоял в Миргороде на ремонте, слишком много выпил. Опьянев, он швырнул две бутылки в окно ресторана и поссорился с советскими офицерами. В поднявшейся из-за поведения Шеридана суматохе два сержанта-американца, стоявшие у входа в ресторан, услышали, как советский военный заряжает оружие. Думая, что он вот-вот начнет стрелять в американцев, они напали на красноармейца и обезоружили его. Тот в результате получил пару царапин. Выстрелов не было, но в неразберихе дежурный американский офицер, видимо, пытаясь прекратить драку, ударил другого американца фонариком по голове и того пришлось везти в госпиталь. Генерал Перминов потребовал наказать виновных. Шеридана отправили обратно в Англию — судить военным трибуналом[211].
Такие рестораны, как миргородский, управлялись “Военторгом”. Они открылись в конце июня в Полтаве, в начале июля — на остальных базах, и с самого начала были эпицентром растущей напряженности между американцами и советским персоналом баз. Там продавали напитки и еду, особенно выпечку. Рестораны открылись при поддержке генерала Перминова, который в конце мая 1944 года просил разрешения устроить на базах магазины. Конечно, американцев кормили хорошо, но им нужно было место, где можно было бы проводить свободное время: поблизости не было питейных заведений, а к местным американцев не пускали. Перминов устроил рестораны, чтобы американцы не бродили по городам и селам в поисках спиртного. Рестораны стали местом встречи обеих сторон и в идеале должны были укрепить взаимопонимание. Но по факту, пока нарастало напряжение и снижался моральный дух, особенно у американцев, эффект оказался обратным[212].
Американцы считали, что еда и напитки хороши, а официантки — “милы и привлекательны”. В рестораны пускали и советских военных: американцам разрешили приглашать гостей с баз, но не из местных, и пришлось быстро учиться пить водку “до дна”, как пили в Советском Союзе, и не пьянеть. Когда один американский офицер вылил стакан водки под стол и был замечен, генерал Перминов потребовал, чтобы он выпил “штрафной” стакан в наказание. Вскоре американцы научились смягчать действие водки, закусывая черным хлебом, луком и жирной едой, но новичкам на базе, таким как лейтенант Шеридан, пришлось учиться на своем горьком опыте