Проблема с тем, как выпить залпом море водки, была не единственной, с которой американцы столкнулись в советских ресторанах. Для них эти заведения вскоре стали средоточием всех бед советской экономики. Американцы считали, что рестораны способствуют коррупции и незаконной торговле товарами военного назначения. Рестораны “Военторга”, продавая товары как за доллары, так и за рубли, частично решили проблему, волновавшую Перминова: джи-ай перестали наведываться в близлежащие города за спиртным. Но в другом стало хуже: они начали посещать ближайшие города и села, чтобы продать там американские товары, получить рубли, за которые покупали спиртное в ресторанах.
В основе проблем американцев было то, что Стратегические ВВС США приняли решение выплачивать в советских рублях лишь часть зарплаты, а советская сторона навязала обменный курс для конвертации долларов в рубли. Лейтенант Артур Каннингем, служивший на базе в Миргороде, объяснил советскому знакомому, что из своей ежемесячной зарплаты в 165 долларов он получил рублями только 18 долларов; остальное отправлялось на его счет в американском банке. При официальном советском обменном курсе — 17 рублей 35 копеек за доллар — зарплата Каннингема в Миргороде составляла 312 рублей. Советские офицеры получали намного больше, и это ставило американцев в невыгодное положение.
Решение выплачивать американским военным лишь небольшую часть зарплаты в рублях, возможно, было принято из тех соображений, что в Полтаве и Миргороде нечего было покупать. Но с открытием ресторанов все изменилось. Теперь были напитки, еда, сигареты… И совсем мало денег. На 315 рублей американец мог купить чуть больше двух бутылок водки по 150 рублей каждая. Пиво стоило 15 рублей за бутылку. И еще, как только открылись рестораны, советская сторона снизила обменный курс, предложив американцам всего 5 рублей 30 копеек за доллар, из-за чего и без того скудная покупательная способность упала еще на две трети. Имея менее 100 рублей в месяц, американцы были недовольны и не стеснялись об этом говорить.
Советская контрразведка быстро уловила это недовольство. “Если у вас мало товаров, зачем тогда открывать торговлю?” — жаловался первый лейтенант Элиас Баха. “Американцы считаются богатейшими в любой стране, учитывая высокий обменный курс доллара”, — говорил одному из своих советских знакомых лейтенант Жаров, которого вскоре вышлют из страны за то, что он якобы провоцировал конфликты с советской стороной. Жаров добавил, что американское командование обсуждает планы закупать спиртное в Иране и доставлять его на базы. И правда, 8 июля американцы открыли в Миргороде собственный магазин, где продавали товары только своим. Там пачка американских сигарет продавалась за рубль, тогда как в советском ресторане пачка советских низкосортных папирос стоила больше доллара.
Генерал Уолш пожаловался Перминову, который, в свою очередь, доложил в Москву. Написал туда и подполковник Свешников[214]. Москва промолчала. Новый обменный курс оставался неизменным до конца лета, что побудило американских военных искать другие способы достать рубли. Им не хватало валюты, но с лихвой хватало товаров, которых не было в советских магазинах: были инструменты, техника, униформа, обувь, одеяла… И, конечно, душистое мыло! В мгновение ока рынки Полтавы, Миргорода и Пирятина наводнил американский товар, в том числе сигареты и жвачка. Два куска мыла шли за 120 рублей, туфли американского производства — за 6 тысяч рублей, одеяла — за 2 тысячи, часы — за 5 тысяч. Американцы усердно расследовали случаи торговли на черном рынке, но не могли ее искоренить, ибо подпитывалась она спросом на рубли[215].
Франклин Гольцман, служивший в Миргороде, вспоминал, что в июне, в первый месяц после развертывания контингента, американцы раздавали вещи бесплатно, тронутые масштабами разрушений во время войны и общей бедностью населения. Позже стали продавать товары за рубли. По словам Гольцмана, так делали все, но джи-ай расстроились, когда увидели, как их капеллан уезжает с базы с партией одеял на продажу. Некоторые американские офицеры, имевшие доступ к автомобилям и недовольные ценами в городах, превращались в странствующих торговцев: ездили по близлежащим селам и продавали товары по прейскурантам, распространяемым среди населения. Рубли тратились не только в ресторанах: на них покупали товар на местных рынках и в магазинах. Особой популярностью пользовались советские фотоаппараты, копии немецких Leica, в некоторых из них даже стояла немецкая оптика. Особенно ценились предметы украинского декоративно-прикладного искусства, в частности вышивка. Гольцман накупил себе вышиванок и отослал их домой[216].
Красноармейцы воровали у американцев все что могли. В июне в Миргороде из сейфа в кабинете разведчиков стащили два бумажника. Советские водители, перевозившие американские припасы, украли с одного из американских складов 39 банок консервов, 4 парашюта, 125 коробок с конфетами и 40 пачек сигарет. Кто-то снял с американской машины, припаркованной на аэродроме, систему зажигания, фару, запасное колесо и еще умыкнул сумку с инструментами. Из американского лазарета украли личные вещи медсестры, включая будильник, фонарик и золотые булавки.
Перминов забил тревогу. Двадцать шестого июля он приказал и своим подчиненным, и офицерам Смерша расследовать случаи хищений среди военнослужащих Красной армии. Командование ВВС приказ выполнило, а вот офицеры Смерша выразили протест и довели его до Москвы. Они утверждали, что Перминов не имел над ними власти и что расследование мелких преступлений в их обязанности не входит. Начальники Смерша в Москве согласились со своими подчиненными в Полтаве: задача контрразведки — искать шпионов и дезертиров, а не разбираться с имущественными преступлениями против американцев. Перминову предстояло разбираться с правонарушениями без их участия[217].
Смерш вовлекался в расследование хищений только тогда, когда советские военнослужащие участвовали в преступных схемах вместе с американцами: те поставляли товары, а красноармейцы занимались продажей. В этой сфере советско-американское сотрудничество почти не знало неудач. В сентябре 1944 года офицеры Смерша обнаружили в автомастерской на одной из баз три ящика с американскими товарами. Их приобрел для перепродажи лейтенант Иван Кучинский. Он показал, что коробки, в которых находились восемь пачек фотобумаги, кожаная куртка, одежда, банки с тушенкой, колбаса, а также пачки с сахаром и жевательной резинкой, принадлежали американскому знакомому, технику фотолаборатории, который попросил его продать товар. Знакомый Кучинского собирался покинуть базу и, видимо, продавал либо личные вещи, либо все, что получил с военных складов, куда легко мог попасть, — например фотобумагу.
Кучинский признал вину. Он рассказал, что и ранее, когда ездил по делам в Харьков, продавал товары, принадлежавшие его американскому знакомому. В тот раз он продал товаров более чем на 2 тысячи рублей: это в десять раз превышало ежемесячное содержание американского солдата на базе. Кучинский во всем признался и просил о помиловании. Он сказал следователям Смерша, что не потерян для общества, но ему нужны деньги, чтобы помочь семье, переживавшей тяжелые времена. Мольбы услышаны не были. Товар нашли 12 сентября, а на следующий день Кучинского исключили из партии: явный знак того, что его ждал трибунал. Смерш стремился показать свое рвение в борьбе с нелегальной торговлей американцев[218].
К концу лета 1944 года рубли, полученные американцами от подпольной торговли, резко изменили символический баланс сил в военторговских ресторанах. Теперь американцы пировали там наравне с советскими военными и даже могли их превзойти. А богатые американцы, которые имели доступ к военным магазинам и могли просить пилотов привезти им товары из Великобритании, Италии и Ирана, также явно превосходили советских коллег в возможностях красиво ухаживать за женщинами. Почти все случаи сексуальных связей американцев с местными жительницами, расследованные офицерами Смерша, включали материальную выгоду для последних, даже когда американцы не искали любовных утех, а просто хотели насладиться женским обществом. Согласно донесениям Смерша, таким был мотив хирурга Уильяма Джексона, восхвалявшего храбрость советских рядовых во время нападения Германии на базы 22 июня. Он встречался с Зинаидой Блажковой из Полтавы. За время общения, которое началось, как установил Смерш, в июне 1944 года, Джексон подарил Зинаиде чулки и духи.
Однако почти всегда подарки сглаживали шероховатости на пути американцев и советских женщин к сексу. Тридцатого августа, примерно в 02:00, дежурный офицер в Миргороде обнаружил, что двое военнослужащих его отделения, 19-летняя Таисия Несина и 20-летняя Любовь Абашкина, не вышли в ночную смену в местную пекарню. Офицер вскоре нашел их в комнате, “спящих обнаженными с двумя американцами”. При обыске в комнате нашли “630 рублей, 5 кусков американского туалетного мыла, упаковку американского шоколада, брошь с камнями, 4 упаковки дорогой пудры, 2 флакона духов и 2 фотографии этих американцев”. Девушек арестовали, одну из них исключили из комсомола, а всех женщин в их подразделении отправили на лекцию “о морали советского человека”[219].
Будущее баз становилось все более мрачным, и Советы проявляли все меньше заинтересованности в пребывании американцев, а те, в свою очередь, все больше раздражались из-за ограничений, налагаемых советской стороной на их свободу передвижения и общение с местными. Начался резкий всплеск конфликтов. Особенно “продуктивными” в этом отношении были первые две недели сентября, когда среди американцев распространились слухи о том, что скоро они покинут базы. Терять было нечего, и они стали еще более открыто выражать свое недовольство тем, что генерал Кнерр в своей докладной записке, направленной 25 августа генералу Спаатсу, назвал “политическим контролем”, который он не считал “ни дружественным, ни способствующим сотрудничеству”