Американские летчики приехали в Москву не для получения награды и не ради подготовки к особой миссии. Они были в составе туристической группы, организованной командованием ВВС США на украинских базах. Отношения с Советским Союзом становились все более напряженными, дневные поездки в Полтаву и другие города, расположенные в непосредственной близости от баз, приносили все больше проблем, и американское командование решило регулярно отправлять офицеров, рядовых и медсестер из Полтавы в Москву. В одной такой группе и были Рейпьер, Пипкин, их товарищи-летчики и медсестры, которые познакомились с Кэти Гарриман в июне 1944 года. Она поблагодарила за гостеприимство, с которым ее принимали несколько недель назад, пригласив группу на прием в посольство и устроив им экскурсию по Москве. “Мы какое-то время там побыли, и Кэтлин сказала, что ужин после приема будет довольно скучным, так что мы отправились в город посмотреть ночную жизнь Москвы”, — вспоминал Пипкин.
Джи-ай и медсестры покидали Москву, восхищенные Советским Союзом, своим восторгом они делились с сослуживцами и медсестрами на полтавских базах. Они понятия не имели ни о том, насколько напряженными стали советско-американские отношения во время их краткого визита в Москву, ни о проблемах, с которыми столкнулись их командующие, решавшие с Кремлем вопросы насчет украинских баз. “Жизнь здесь, в Спасо-хаусе, идет в постоянно ускоряющемся ритме”, — писала 30 августа своей сестре Кэти Гарриман. Их отец уходил “едва ли не на всю ночь в Кремль, последний раз в два часа ночи…” Накануне вечером посол обратился к Молотову, прося сохранить хотя бы одну из трех американских баз на Украине. Советский комиссар иностранных дел ответил уклончиво. Он хотел, чтобы американцы ушли совсем[230].
Новый кризис в советско-американских отношениях начался в первые дни августа 1944 года, когда вспыхнуло восстание в оккупированной немцами Варшаве. В нем участвовали десятки тысяч польских патриотов во главе с офицерами подпольной Армии Крайовой.
Восстание началось вскоре после того, как советские войска под командованием Рокоссовского подошли к пригородам Варшавы на правом берегу Вислы, отделявшей их от центра города и его основных кварталов. Немцы бросили в бой танковую дивизию и смогли остановить продвижение советской армии, наступавшей в течение нескольких недель, и линии снабжения которой были сильно растянуты. Советские войска не смогли форсировать Вислу и занять основную часть города. Наступление, продвинувшееся до Днепра в Белоруссии и до Вислы в Варшаве, выдохлось. Для слабовооруженных польских повстанцев это был катастрофический поворот событий. Им так и не удалось установить полный контроль над городом — им не хватало тяжелого вооружения для противостояния немецким танкам. После эйфории первых дней восстание застопорилось, и вскоре всем в Лондоне, Вашингтоне и Москве стало ясно, что повстанцы будут уничтожены, если не помочь им немедленно[231].
Из трех союзных держав наилучшая возможность оказать такую поддержку — артиллерийским огнем и поставками — была у Советского Союза. Но Сталин отказался. Причины, как подозревали западные державы, были скорее политическими, нежели военными. Повстанцы докладывали новости польскому правительству в изгнании, находившемуся в Лондоне. Его членами были в основном представители довоенных демократических партий. Сталин считал лондонских поляков антисоветчиками и, подготавливая захват Польши, создал свое польское правительство, подконтрольное спецслужбам и польским коммунистам в Москве. О формировании сталинского правительства Польши советские СМИ объявили 22 июля 1944 года, вскоре после того как Красная армия вошла на этнически польскую территорию. Но новому польскому правительству позволили хотя бы приблизиться к власти (под советским военным контролем) лишь после того, как было подписано соглашение о признании советских территориальных приобретений 1939 года, по которому к Советскому Союзу переходили Западная Украина и Белоруссия. Польское правительство в Лондоне и его сторонники в Варшаве не могли пойти на такую уступку.
И потому, помогая варшавскому восстанию, которое поддерживал Лондон, Сталин создал бы соперника своему тщательно подготовленному польскому правительству и поставил бы под угрозу советские территориальные приобретения, совершенные в годы войны. Польские повстанцы, их политические лидеры в Лондоне и западные союзники во главе с Рузвельтом и Черчиллем столкнулись с расчетливым и безжалостным приверженцем Realpolitik, не желавшим останавливаться ни перед чем для достижения своей цели. Уничтожение прозападных повстанцев в Варшаве сделало бы захват Польши еще проще. Как показали события, такой сценарий он и считал предпочтительным[232].
Первые известия об успехах восстания начали поступать из Варшавы 3 августа. Сталин встретился в Кремле со Станиславом Миколайчиком, главой польского правительства в изгнании. Главной темой было политическое будущее Польши, и Миколайчик, давший команду начать восстание перед вылетом в Москву, надеялся, что этот факт укрепит его позиции в переговорах со Сталиным. Не укрепило. Сталин считал польскую Армию Крайову неэффективной боевой силой. “Что это за армия — без артиллерии, танков, авиации?” — спросил он Миколайчика. Затем продолжил: “Я слышал, польское правительство приказало этим частям выгнать немцев из Варшавы. Я не понимаю, как они могут это сделать”. Миколайчик не возражал: повстанцам нужна была помощь, и он просил Сталина ее оказать. Советский лидер любезно согласился разобраться в этом вопросе, сказав, что они попытаются спустить в город с парашютом офицера для связи[233].
Армия Крайова не могла долго выстоять против технически и численно превосходящего противника. Немцы бросили в бой танковые дивизии, отряды СС и полицейские батальоны, набранные из русских и украинских антикоммунистов. Вожди восстания обратились за помощью в Лондон. Четвертого августа Черчилль телеграфировал Сталину о помощи, поставляемой англичанами, и просил о дальнейшей поддержке:
По срочной просьбе польской подпольной армии мы сбросим в зависимости от погоды около шестидесяти тонн снаряжения и боеприпасов в юго-западный квартал Варшавы, где, как сообщают, восставшие против немцев поляки ведут ожесточенную борьбу. Они также заявляют, что они просят о русской помощи, которая кажется весьма близкой. Их атакуют полторы немецкие дивизии. Это может быть помощью Вашим операциям.
На следующий день Сталин ответил, поставив под сомнение достоверность сведений Черчилля и утверждения повстанцев о том, будто те захватили Варшаву. Сталин не отреагировал однозначно на призыв Черчилля о помощи, тянул время — это было ему на руку. Каждый день без серьезной помощи уменьшал шансы на то, что повстанцы выстоят[234].
В Вашингтоне президент Рузвельт с растущим беспокойством наблюдал за развитием ситуации в Варшаве и вокруг нее. Он придумал, казалось бы, очевидное решение: союзники не будут просить советскую сторону рисковать жизнями советских летчиков в противостоянии немецкой зенитной артиллерии при попытках доставить припасы в Варшаву. Американцы сделают это сами, используя полтавские базы как стартовую площадку для операции. Военные советники Рузвельта разработали план, и 14 августа Гарриман предложил его Молотову, а также призвал советского комиссара иностранных дел рассмотреть возможность проведения аналогичной операции силами советских ВВС. Молотов мог легко отклонить последний запрос, сославшись на опасность операции. Отклонить предложение США об использовании баз было труднее, и он, решив выждать, поручил Андрею Вышинскому, своему первому заместителю и бывшему государственному обвинителю на печально известных московских процессах конца 1930-х годов, дать отпор Гарриману по обоим пунктам, что тот и сделал, послав письменный ответ[235].
Гарриман попросил о встрече с Вышинским, к нему присоединился британский посол сэр Арчибальд Кларк Керр. Именно Керр привел еще один аргумент, чтобы убедить Советы разрешить использование украинских авиабаз. Если англичане уже сделали все возможное, чтобы помочь полякам, доставляя самолетами снаряжение и боеприпасы, а советская сторона стремилась доставить в город офицера-связного, то почему бы не дать американцам возможность также принять участие? В ответ Вышинский повторил то, что уже было в его письме к Гарриману: советская сторона не желает быть втянутой в авантюру. “Господин Гарриман, — говорится в американском протоколе встречи, — указал на то, что он не добивался участия советского правительства, а просто просил разрешения сбросить оружие. «И приземлиться на советские базы — перебил Вышинский. — А это и есть участие»”. Вышинскому было приказано не уступать, и он не уступал[236].
Встреча прошла бесплодно, разочаровав американское военное командование. Вскоре генерал Джон Дин сообщил генералу Уолшу в Полтаву и генералу Спаатcу в Лондон, что запланированную миссию в Варшаве необходимо отложить. В телеграмме говорилось:
Советский комиссариат иностранных дел проинформировал Гарримана о том, что советское правительство не соглашается, повторяю, не соглашается использовать операцию “Фрэнтик-6” для переброски боеприпасов полякам в Варшаву.
Гарриман продолжал настаивать: 16 августа он написал Вышинскому, что миссия отложена до 17 августа, но, если советское правительство пересмотрит свое решение, самолеты еще можно будет использовать для доставки снаряжения и боеприпасов. Вышинский стоял на своем и повторял: “Советское правительство не желает ни прямо, ни косвенно быть связанным с авантюрой в Варшаве”