Стрегон замер, убаюканный ее ровным голосом и против воли ощущающий ее смятенные мысли. А потом почувствовал, как напряглись узы, и…
…Море. Бескрайнее море огня, заполонившего собой весь мир. Пепел, рваными клочьями кружащийся над разоренным островом. Ветер — порывистый и жгучий, тщетно пытающийся разогнать завесу черного дыма. И скалы. Некогда высокие и неприступные, а теперь — разрушенные до основания. Медленно осыпающиеся стены древнего, когда-то могущественного, но уже почти уничтоженного Гнезда.
Где-то далеко внизу, почти невидимые на фоне каменных обломков, неподвижно стоят двуногие фигурки, окруженные плотным кольцом огня. Слишком маленькие по сравнению с бушующими вокруг них языками пламени. И совсем уж крохотные по сравнению с массивной крылатой тенью, внезапно заслонившей их от беды…
Их было мало. Всего нескольких сотен перворожденных из трех ветвей некогда великого рода. Да и те — бесконечно измученные, потрепанные, обессилевшие. Совсем не похожие на тех гордецов, когда-то рискнувших преступить закон. Теперь же их усталые лица полнились болью и сомнением. Руки то и дело сжимались в кулаки, а взгляды стремительно тускнели от осознания той участи, которой решили подвергнуть их боги. Однако хранящей их магии больше не осталось. Защиты от кружащих наверху громадных теней, чей облик решили принять могущественные палачи, не было тоже.
Они остались одни. Единственные, кто поверил и затем бесконечно разочаровался в крылатых кумирах. Проклятые Создателями. Преданные собственным народом. Ненавидимые до ослепления и истово ненавидящие сами. Но при этом неспособные что-либо изменить. Неспособные даже крикнуть что-либо в свое оправдание — в ревущем повсюду огне их просто никто бы не услышал.
Никто, кроме Нее.
Она стояла совсем близко — мудрая и бесконечно древняя… Великая Мать, чудом сумевшая их услышать. С готовностью распахнувшая широкие крылья и в последний миг заслонившая их от лютого пламени. А теперь заживо сгорающая, будучи не в силах противостоять могуществу своих собственных детей.
Эльфы растерянно смотрели на острые когти, вонзившиеся в оплавленные скалы. На длинный шипастый хвост, то и дело содрогающийся от боли. На бурно вздымающиеся бока, по которым медленно стекало смертоносное пламя. На плавящуюся, словно в жерле вулкана, чешую. Шумно раздувающиеся ноздри, исторгающие жгучие искры такого же яростного «Огня жизни». И глаза… неестественно яркие и по-матерински мудрые глаза старой Драконицы, зачем-то решившей принести себя в жертву.
«Не дам, — тихо пророкотала Она, поднимая голову к изрыгающему огонь небу. — Не вам решать их участь. Не здесь. И не сейчас».
Но небеса лишь взвыли на сотни голосов, после чего Она лишь устало вздохнула.
Так больно… как трудно. И до чего же горько видеть, как безвозвратно гибнет все, что когда-то казалось дороже жизни! Однако приговор уже прозвучал. И сорвавшийся с чьих-то крыльев огненный смерч уже сделал свое черное дело. Впрочем, Она тоже сделала выбор и заслонила собой беззащитных детенышей. Да… кажется, для Нее они тоже были детенышами — слабыми, совсем еще юными. Ставшими ей младшими детьми в тот самый момент, когда их уст впервые коснулась кровь ее любимого сына.
Но кто сказал, что Драконы не умирают?
Кто придумал эту гнусную ложь?
«Огонь жизни» беспощаден к хозяевам так же, как и ко всем остальным. И старая Драконица знала об этом как никто другой. А теперь медленно умирала, будучи не в силах противостоять магии своих старших детей. Жестоких. Могущественных. Гордых. Но таких же наивных, как те смертные, которых Она защищала.
Наконец огонь добрался до нежных ноздрей, и Она закричала — протяжно и настолько жутко, что заметавшиеся в небесах крылатые тени испуганно прыснули в стороны. А затем и завыли, слишком поздно осознав, какой ценой им дался нелепый спор с собственной матерью. А Она закричала снова. И, повинуясь Ее голосу, в центре неистовствующей воронки расцвел еще один огненный цветок, развернувшийся воронкой гигантского портала.
«Идите, — раздалось в головах растерянных эльфов. — Идите, в этом мире для вас еще нет места».
Старая Драконица грустно улыбнулась, следя, как спасенные ею эльфы стремительно уходят. Дождалась, пока воронка телепорта сомкнется практически полностью. Затем подняла тяжелую голову, пытаясь отыскать среди мечущихся в горящем небе силуэтов того единственного, ради кого так много отдала. А потом глубоко вздохнула, надеясь, что боль не озлобит ушедших в изгнание. И, понимая, что время на исходе, устало сложила могучие крылья.
«Вот и все, неразумные мои дети… больше у вас никогда не будет Гнезда…»
Стрегон вздрогнул и очнулся от наваждения. А потом наткнулся на полный понимания взгляд Белки и вздрогнул снова.
— Ты знаешь?! — удивленно прошептала она.
— Твой сон…
— Он не мой, Стрегон. Но я вижу его каждый раз, когда закрываю глаза. Теперь понимаешь, почему мне надо добраться до хроник? Понимаешь, что все было несколько иначе, чем говорила Эланна?
Стрегон сглотнул, еще не успев забыть чужой боли.
— Те эльфы ничего не смогли бы противопоставить этим… существам. Слишком велика разница, ведь Создатели действительно почти боги. «Огонь жизни»… это был их дар!
— Из-за него мы в итоге и были прокляты, — кивнула она. — А единственное, что от него осталось, — это необъяснимая любовь к небу и неожиданно появившийся покровитель.
Черный дракон…
— Светлые не обращаются к «Огню жизни», — во внезапном прозрении прошептал Стрегон. — Они отказались от этого дара, потому что он принес им слишком много горя!
— А темные, напротив, приняли его целиком, — тоже шепотом сказала Белка. — Но не все, а лишь единицы из целой ветви. Всего несколько магов, которые не сошли с ума от его мощи и за считаные годы набрали такую власть, что и по сей день остаются самыми могущественными эльфами двух миров.
— Л’аэртэ…
— Да, мой друг.
— Но на Алиаре прошло почти шесть тысяч лет!
— А у нас — десятки, сотни тысяч… многие и многие эпохи, за которые мы почти забыли, кто мы и откуда пришли. У нас были свои хроники, но и они многого не сохранили. А потом начались войны. С людьми, гномами… Кто пожелал — отказался от Создателей сразу. Кто захотел — научился управлять их даром. Быть может, именно это и послужило причиной разделения между светлыми и темными эльфами? Кто знает… Но светлые сохранили и приумножили знания, которыми владели их предки. А темные, наоборот, пошли по новому пути и очень быстро стали тем, что мы знаем. Сейчас Л’аэртэ — единственные, кто несет в себе кровь и магию Создателей. И единственные, кто даже сейчас способен претендовать на власть на Алиаре. Предатели. Отступники. Безумцы… и многие на Алиаре разделяют это мнение.
Шир негромко присвистнул:
— Почему же алиарцы тогда не захлопнули портал сразу, как только сюда сунулся еще Изараэль?!
— А ты как думаешь? — прошептала Гончая. — На Алиаре все это время считали, что мы мертвы. Что они должны были подумать, когда тут внезапно объявился эльф с силой «Огня жизни»?
— Что Создатели возвращаются! Они же умеют принимать любой облик!
— Вот именно. Адоррас наверняка подумал, что Изиар — это кто-то из них. А когда сообразил, в чем дело, стало поздно: Изиар успел пролезть куда не следует, прочитал хроники и, украв несколько артефактов, удрал обратно!
— Представляю, как они потом себе локти кусали, — пробормотал Лакр.
— Еще бы, — ошарашенно согласился Нэш. — Но, Бел… тогда получается, что Изиар не просто так устроил бойню в Серых пределах! Если он уже тогда знал о Создателях, об Алиаре, «Огне жизни» и о том, что наши эльфы на самом деле жалкие беглецы… он пришел туда с амулетом намеренно! И вернулся, чтобы постичь свой дар до конца?!
Гончая прикрыла вспыхнувшие глаза.
— От пределов Изиару было нужно что-то еще, кроме возрождения в девяти кругах жизни. Он был помешан на силе и бессмертии.
— Но ведь это же безумие!
— А он и был безумцем. Гениальным, но при этом безумцем, для которого не составляло проблем загубить целый мир. А может, и два: кто знает, зачем он в действительности возвращался на Алиару? Может, для того чтобы отомстить? Или, наоборот, присоединиться к ним? Ведь не зря же он искал в Серых пределах место, которое приняло бы его как родного? Может, уже тогда подозревал, что «Огонь жизни» ему достался не от простых магов? Может, как раз из Серых пределов первые эльфы пришли на Лиару? Может, там был открыт самый первый портал? Поэтому же потом Изиар сумел открыть и второй? И может, именно поэтому в Проклятом лесу так силен «Огонь жизни»? Меня всегда это настораживало, но тогда мы не знали о Создателях и Алиаре, а теперь получается… — Белка, умолкнув на полуслове, крепко задумалась.
— Погоди, а как же Таррэн? — растерянно обернулся Шир. — Почему его приняли на Алиаре, если об отступниках уже тогда знали и наверняка подняли тревогу по всем материкам?
— Те века, которые прошли со времени визита Изиара, для эльфов даже меньше, чем день. Но когда сюда пришел Таррэн, Адоррас был в отъезде, а вместо него правила Эланна — юная и еще неопытная в подобных делах владычица. Да, она попыталась что-то придумать, но Таррэн смог доказать, что просто так в руки не дастся. Поэтому ей пришлось сделать вид, что, мол, ошибочка, вышла. А потом прилюдно извиниться и постараться загладить свою оплошность мнимой дружбой.
— Но ведь владыка тоже видел хозяина, — нахмурился Таш.
— Как мне кажется, в тот момент он еще не принял однозначного решения, — согласилась Белка. — Да и силу Таррэна алиарцы уже успели ощутить и сообразили, что лучше не пытаться уничтожить его в открытую. Кроме того, он у нас невероятно спокойный, так что владыка, видимо, рассудил, что все не так страшно. Хотя, может, все было совсем не так, и у него в запасе есть еще какой-нибудь вариант. Я не знаю.
— Так ты поэтому нам спать не даешь?! — запоздало стукнул себя по лбу Лакр. — Ждешь подвоха?
— Жду, — призналась Гончая. — Знал бы ты, как мне это не нравится, но пока придраться не к чему. Сны разве что тревожат, но их, как говорится, ни к чему не пристегнешь.