За ним идет более древнее заполнение. Если шахту много раз раскапывали в разные эпохи, то она содержит перемешанный материал от эпохи строительства пирамид до нашего времени, а само заполнение в таком случае – это обычно темно-коричневая супесь с большим количеством органики. Такие шахты оставляют мало шансов найти нетронутое или мало потревоженное погребение.
Если же за верхним слоем идет слой известнякового щебня и крошки, иногда с обломками сырцовых кирпичей, среди черепков глиняных сосудов попадаются только фрагменты эпохи Древнего царства, а в заполнении нет человеческих костей, то жди интересного материала! Щебень и известняковая крошка – это отходы от строительства шахты.
Когда египтяне V–VI династий приносили покойных к пирамидам, их ждала недавно вырубленная шахта, рядом с которой, скорее всего, возвышалась белая куча известнякового щебня, выломанного во время подготовки погребения. После захоронения весь этот материал сбрасывался обратно, чтобы запечатать могилу. В общем, когда начинается белесый слой из крошки и щебня, у всей экспедиции поднимается настроение.
Хорошее знание стратиграфии позволяет предугадывать события на раскопе и не упускать ценную информацию. Многие полевые археологи склонны полагать, что их основная задача – это бесстрастная и как можно более точная фиксация данных, среди которых стратиграфия, конечно, занимает одно из важнейших мест. Такой подход сулит много пользы, однако таит и опасности. Увлекшись формальной стороной, специалист может утонуть в море контекстов и потерять главное – понимание, как формировался памятник. Настоящему исследователю необходимо идти дальше. Во время раскопок он должен задавать памятнику вопросы и четко знать, что ищет. Звучит еще опаснее, не правда ли? Увлекшись идеями, археолог может увидеть то, чего на самом деле не существует, пойти на поводу у фантомов. Однако грамотно заданные вопросы позволяют не пропустить детали, которые при других обстоятельствах будут утеряны. Настоящая наука – это тонкая грань между самодовлеющим формализмом и необоснованными фантазиями, между ремеслом и искусством. Четкая фиксация материала и непрестанная работа мысли и воображения, за которыми следует упорная проверка результатов, – только так археолог сможет увидеть за костями, камнями и углями живых людей из прошлого.
При раскопках потревоженной шахты главной задачей археолог может поставить выяснение этапов ограбления комплекса и последующего его переиспользования, а при расчистке нетронутого захоронения – определение особенностей погребального обряда. Эти задачи подразумевают самое пристальное внимание к стратиграфии, но могут изменить технику раскопок. Все зависит от понимания, какую информацию можно извлечь и, главное, как это лучше сделать. Так, в первом случае особое внимание придется уделять выявлению взаимосвязей между отдельными слоями, отбору образцов для радиоуглеродного датирования, сбору археоботанических проб, выделению как можно большего количества сохранившихся комплексов, которые будут отмечать временно существовавшие поверхности. Такими комплексами, например, могут быть лежащие в анатомическом порядке части скелетов, рассыпанные бусины или развал керамического сосуда.
Заполнение нетронутых шахт обычно гораздо однороднее, однако при их раскопках важно не упустить любые, пусть даже мельчайшие свидетельства того, как шахту готовили к погребению и как ее засыпали. Как распределяются в заполнении крупные и мелкие камни, прослеживаются ли слои, есть ли остатки растений, костей животных, угли или керамика, необычные породы камня, переиспользованные архитектурные детали или строительные материалы. Если есть, то в каком состоянии они находятся (обожжены ли, раздроблены, разбиты или целы, подвергались ли эрозии)?
Заполнение шахты 4 в гробнице GE 58: классический стратиграфический разрез
Заполнение шахты 4 в гробнице GE 58: аксонометрия, созданная после совмещения множества трехмерных моделей
Далеко внизу, в узком пространстве шахты, кипит работа – археолог расчищает и зарисовывает сложенную из камня стену, закрывающую вход в погребальную камеру
При этом раскопки любой шахты будут отличаться от раскопок ямы или колодца если не методологией, то зачастую техникой. Да и яма яме рознь: устроенную в нильском аллювии хозяйственную яму будут раскапывать одним способом, а вырытую в сухом сыпучем песке могилу – другим. И так повсеместно. Начиная изучать новый памятник, археолог должен смириться с тем, что, как бы он ни старался с первого же сезона извлекать из объектов максимум информации, многое предстоит потерять, прежде чем он сумеет приспособить к новым условиям имеющиеся у него знания и навыки, выяснит хотя бы в общих чертах стратиграфию и планиграфию[72] изучаемых комплексов и научится задавать во время раскопок нужные вопросы. А главное, четко определит, в чем уникальность данного памятника и какие проблемы решаются на его материалах наиболее эффективно.
Раскопки нетронутых гробниц Древнего царства дают бесценную информацию о погребальных обрядах и поминальном культе, экономике и социальных отношениях во времена строительства пирамид, а исследование разграбленных гробниц Древнего царства предоставляет не менее ценные данные об экономике и социальных отношениях в более поздние периоды египетской истории. Поселения близ Нила часто покрыты мощными слоями речных наносов, убирать их тяжело и дорого, стратиграфия их зачастую запутана, однако такие поселения содержат богатую информацию о климатической истории, истории миграции речного русла, изменениях в составе флоры и фауны региона. Поселения в пустынях, напротив, лежат на поверхности, стратиграфия их обычно довольно проста, зато жилые комплексы, мастерские и хранилища часто оставлены в один момент, а потому хранят важные сведения о быте и занятиях живших там людей.
Сегодня мы самым серьезным образом относимся к фиксации и анализу стратиграфии на раскопе. Все начинается с послойных раскопок и тщательного описания свойств каждого слоя. Отдельные этапы разборки слоев и встреченных в них комплексов (например, керамических развалов) ежедневно фиксируются в полевых записях и с помощью чертежей, фотографий и трехмерных моделей. При входе в погребальную камеру, а также в ней самой непременно делаются стратиграфические разрезы. Вместе с данными по находкам, керамике и архитектуре это будут главные источники информации, по которым коллеги смогут проверить наши интерпретации культурного слоя и реконструкцию истории каждой конкретной шахты.
Обычно стратиграфия хранит ответы на большинство возможных вопросов об истории памятника. Ответы не всегда такие подробные, как нам бы хотелось, но все же они ждут того, кто задаст вопрос. Кто бывал в археологических экспедициях, наверняка видел такую картину: вечером напротив стенки раскопа молча сидит человек. Это начальник раскопа или его помощник пытается разобраться в стратиграфии, говорит с ней на языке своего опыта, на языке уже раскопанных им памятников. Так и у нас: если звуки работы в камере замолкают, значит, в ней, скорее всего, сидит человек и молча смотрит на зачищенный разрез.
Адский труд археолога
Среди шахт, раскопанных в сезоне 2014 года, есть одна под номером GE 52, это в ней был похоронен один из карликов. Она неглубокая, заполнена перемешанным материалом. Керамика здесь в основном Древнего царства, но встречаются и единичные фрагменты поздней керамики I тыс. до н. э. (от Третьего Переходного периода до начала Римского времени).
По заполнению стало ясно, что шахту со времен Древнего царства раскапывали, может, и не часто, но однажды – точно. Поздний материал в заполнении всегда говорит о необходимости готовиться к спасательным работам – собирать крупицы информации о человеке, чей покой потревожили сотни или даже тысячи лет назад. Это не менее интересно и не менее важно, чем раскопки нетронутых погребений, хотя бы потому, что это последняя возможность вернуть имя умершего в людскую память и вновь рассказать историю его жизни.
Погребальная камера в шахте GE 52 сохранилась прекрасно, а вот заклада не было: она оказалась открыта, и в нее ссыпалось заполнение из шахты. Серая супесь, множество битой керамики, щебень, известняковая крошка… Что ждать в этом случае? И вдруг появились фрагменты дерева. Сначала мелкие, затем целые доски. Вскоре показались кости ноги, коленка.
Уже по месту ноги в погребальной камере стало ясно, что обитатель здесь не только есть, но и что он будет лежать в анатомически правильном порядке и в полускорченной позе. И точно! Скелет был завален камнями из рухнувшего заклада, но они не сильно повредили кости, это, между прочим, свидетельствует, что первое ограбление произошло вскоре после похорон, когда кости были еще достаточно крепкими и могли выдержать вес упавших камней. Увы, шахта GE 52 находилась в середине склона, начинающегося от скальной гробницы Ченти I, и во время дождей туда наверняка попадало много воды (а в Египте дожди не такая уж большая редкость ни сейчас, ни тем более в древности, когда климат был влажнее[73]). Все это отразилось на сохранности скелета – она отвратительная. Поспособствовало этому и констатированное антропологами заболевание индивида – остеопороз.
Погребение карлика в шахте GE 52
Многие археологи жалуются на плохую сохранность костяков, которые им приходится чистить. У меня, мол, рисунок получился такой странный, и костей половины нет, потому что скелет плохо сохранился. Но, серьезно, если есть ад для «расчищальщика погребений», то один из его филиалов в 2014 году находился в шахте GE 52. И дерево, и кости рассыпались не то что от кисточки или воздуха из резиновой груши… От взгляда сурового они рассыпались… А если бы кто-нибудь чихнул – в поднявшейся тучи пыли скелет рассеялся бы, как мираж…