Надя присела на крепкий стул, поставила на скатерть любимую чашку диковинной асимметричной формы и, обхватив ее тонкими пальцами, тоже стала смотреть в сад.
– Не страшно вам их так далеко отпускать? – спросила Марина.
– Да нет, ну что ты. У нас все продумано, распланировано, все риски предусмотрены. Ирка, которая их повезла, – прекрасный гид, она умеет справляться с детскими группами и побольше нашей. На месте у них будут отдельные экскурсоводы, по Плесу и по Костроме. Плюс еще две мамы поехали – соблазнились программой.
– С такой программой и я бы поехала, – кивнула Марина и блаженно потянулась, разминая шею и плечи. – Во сколько сегодня гости?
– Где-то с трех начнут собираться. Хочется нормально посидеть и разъехаться не поздно – Михаил Степанович ведь фанатик режима, ему в одиннадцать уже нужно быть в постели.
– Интересно, – без всякого интереса сказала Марина. – Он до сих пор продолжает работать?
– Да, преподает в университете. Там заслуженных деятелей на пенсию не выгоняют, можно хоть до девяноста лет работать. – Надя вновь обострившимся взглядом художника следила за движением солнечных пятен и поднимающейся от травы белесой утренней дымкой. Почему-то природа с определенного возраста завораживает больше любого телевизора.
– Он часто сюда приезжает?
– Нет, я бы не сказала, что они тесно общаются, – вздохнула Надя. – Открытые конфликты – не их стиль, но все же есть ощущение, будто кошка пробежала. Любовь Николаевна теперь живет в Вене, и с Володей они часто видятся, а Светка как-то сбоку.
– А почему Зарницкие развелись, не знаешь?
– Да никто толком не знает. Светка то время вспоминать не любит. Говорит, просто пути разошлись: отцу понадобилось на несколько лет в Китай, Любовь Николаевна не стала бросать театр, а где-то через год поехала в Вену на гастроли, вышла там замуж и осталась.
– А он живет один?
– Нет, что ты. Такие, как он, не простаивают даже в старости. Он несколько лет назад завел себе даму сердца. Аспирантка, моложе его почти на сорок лет, младше Светки. Светка прямо говорит, что ее эта Альбина бесит. В гости друг к другу они не ездят, но созваниваются регулярно и дачу не делят. Михаил Степанович без звука дал Свете здесь все устроить как она хочет.
– А формально дом чей?
– Не знаю. Профессора, наверно. А что?
– Да так, ничего, просто спросила, – задумчиво проговорила Марина. – Надя, а что ты будешь делать, когда закончится ваш учебный сезон? Останешься здесь со Светой?
Накануне, по дороге из галереи в Кратово, Надя с Мариной по горячим следам обсудили все, о чем раньше стеснялись говорить.
– Ну что, расскажешь, почему мы сбежали?
– Из-за Ленки, – вождение всегда помогало Наде успокоиться, поэтому говорила она невозмутимо. – Она явилась на вернисаж и подтвердила мои подозрения.
– А поконкретнее? Я по-прежнему ничего не понимаю.
– Ну смотри… Весной, когда мне начали звонить коллекторы, я металась, искала деньги. Сумма была нужна приличная, квартиру Вадим заложил.
– Кстати, а как это он заложил квартиру, если у него в ней меньшая доля? Об этом я, слава богу, позаботилась, – в голосе Марины проклюнулась неприятная интонация.
– Мы же в браке. Он меня назвал поручителем по кредиту, собственность совместная. В банке это, может быть, не прокатило бы – а в этой микрофинансовой организации нормально сошло.
– Отлично, – саркастически хмыкнула Марина. – И они реально могли отнять жилье?
– Если честно, я не знаю. По телеку иногда показывают, что с ними судятся, квартиры остаются у жильцов, но в тот момент, когда тебе звонят коллекторы и грозят выгнать с семьей из дома, как-то не хочется проверять. Где бы я жила, пока судилась бы с ними? В общем, я искала деньги, – объясняла Надя и резко притормозила перед подрезавшей ее дешевой иномаркой с перепуганным азиатом за рулем. – Вот черт!
Марина испуганно выдохнула:
– Ну и вождение здесь. Ужас.
– А ты водишь, мам?
– Ну естественно. Но у нас машин гораздо меньше, улицы раз в пять ýже и в целом все гораздо спокойнее. Ну, продолжай.
– Ну и вот. Сижу я у Ленки, мы пытаемся что-то придумать. И тут приходит эсэмэс от Вадима. Соскучился, то да се. Адски соскучился, если уж совсем точно.
– И…
– Ну что «и». Я к Ленке с вопросами, а она лепечет: «Это не то, что ты думаешь, мы с ним просто разговариваем иногда». В общем, я тогда не стала разбираться. Просто не было сил еще и на это. Но все сложилось одно к одному, понимаешь? Он постоянно в телефон смотрел, с кем-то переписывался. Со мной не спал уже много месяцев. Причем внешне у нас все хорошо было, тихо, спокойно, без конфликтов. Но как-то без радости… Ну совсем уже не как муж с женой, а как приятели, понимаешь? И тут вдруг стало ясно, кто ему эти радости поставляет.
Надя держалась очень спокойно и выглядела как человек, полностью уверенный в своей правоте. Но Марина видела, как напряженно дочь смотрит на дорогу, будто пытаясь эту уверенность не расплескать.
– Слушай, ну все-таки ты не можешь быть на сто процентов уверена, – осторожно заметила она. – Ведь вы все втроем с Ленкой столько лет дружите, еще с института. Может, они правда только разговаривали… Что Вадим говорит?
– Он, естественно, все отрицает. Мол, у них с Ленкой ничего нет и не было. Давит на то, что она всю жизнь обожает своего Мартынюка, а иначе бы давно с ее-то данными вышла замуж. Она ж все время в поиске, но всегда что-то срывается, то ей одно не нравится в мужике, то другое. Вадим говорит, это из-за того, что она любит только того красавца, который ее бросил с двойняшками. И сам Вадим якобы из-за этого ей тоже не нужен. Но ведь, может, она как раз именно в Вадьку влюблена, поэтому и не находит никого?
– Ну как тебе сказать, Надюша… – мягко начала Марина Юрьевна. И замолчала.
– Да уж скажи как есть! – В Надиной улыбке было что-то отчаянное, будто она была готова услышать самое худшее.
– С моей точки зрения, а мне уже за шестьдесят, Вадим, конечно, весьма интересный мужчина.
Надины скулы чуть порозовели.
– Но мне кажется, что для женщины, которая одна растит двух детей, причем они школьники, а значит, на них уходит очень много и времени, и сил, и финансов, он все же не лучшая партия.
– В смысле денег?
– И в смысле денег. И в смысле того, что он привык жить на всем готовом – ведь ты его с юности полностью обслуживала. Он и Лешку-то, наверно, не растил, я права?
– Ну как сказать… По большому счету права. Вадька мог погулять, или забрать из сада, или уроки проверить – но как-то бессистемно. В основном, конечно, всем занималась я.
– Вот, – Марина кивнула и продолжила: – поэтому сложно представить, что Вадим, став полноценным кавалером для Лены, будет ей помогать. А ей нужна опора прежде всего. И она это, конечно, понимает, поскольку она мать.
– Очень мило. Получается, Вадим такой подарочек, что на него даже мать-одиночка с двумя детьми не позарится, – Надя язвительно усмехнулась. – Но если у них реально ничего не было, почему же тогда она за все эти месяцы даже не попробовала со мной помириться?
– Может, боялась. Ждала, пока ты остынешь…
– Ага. И на вернисаж приехала тоже просто так, да? Никому ничего не хотела доказать?
– Не знаю, Надюш. Теперь уже сложно рассуждать. Мне кажется, надо было подойти к ней и поговорить спокойно. В конце концов, если даже у них что-то есть, это не повод убегать.
В салоне машины повисла длинная пауза.
– Знаешь, мам, – медленно начала Надя. – Я об этом много думала. Ты права. Я действительно убегаю, вместо того чтобы решать проблемы.
Она говорила напряженно и отрывисто, с видимым трудом выталкивая из себя каждое слово. Марина смотрела на дочь, закусив губу, но та, насупившись, не сводила глаз с дороги.
– Вот как я с тобой поступила. Мне ведь показалось, что ты меня предала, бросила, чтобы не возиться с нами, когда Лешка родится.
– Надюша!
– Погоди, не перебивай! – Надя со злостью стукнула по рулю маленьким худым кулаком. – Я правда так думала. А ты ведь даже не знала, что я в положении. Я заранее за тебя все решила. И бабушка масла в огонь подлила: ах, Марина такая эгоистка, ах, она сбежала, предала Родину, да и ладно, справимся без нее.
Надя побледнела, ее губы кривились, напряженные мышцы, казалось, вибрировали.
– Надюша, может, мы остановимся? Поговорим, а после поедем дальше?
– Мам, не волнуйся, – голос Нади звучал уже мягче. – Я столько лет за рулем, что уже в любом состоянии могу водить. Честно. И еще знаешь что? Ты права. Я не хотела быть такой, как ты. Мне хотелось, чтобы все было как-то спокойнее, яснее, без этих вот метаний, поисков. Наверно, тебе это обидно слышать, но ты для меня была отрицательным примером. Мне не хотелось, чтобы в моей жизни было постоянно это напряжение, этот выбор, как мне поступать – как ты или как бабушка. Мне казалось, я смогу прожить лучше, правильнее, чем ты.
– И у тебя получилось, Надя.
– Не уверена. Теперь мне сорок два, и я на перепутье. И я рада, что хотя бы от тебя больше не убегаю. И от себя стараюсь тоже. Но в случае с Ленкой – мне просто так гадко стало. Я не хочу в это вникать, понимаешь? Мы ведь с ней столько лет душа в душу, рядом все время, и в отпуск, и в праздники, и если дети болеют. Казалось, что совсем родные. Для меня та эсэмэска была просто… Ну я не могу этого описать. Страшно это было, мам.
– Да, дочь, верю. Наверно, это страшно – когда думаешь, что потерял друга.
– А тут и друга, и мужа.
– Да как сказать… – протянула Марина с сомнением. – Насчет друга я, наверно, с тобой согласна. Если у Лены с Вадимом был роман, то называть ее твоим другом неправильно. Хотя, знаешь, у нас все было проще. Партнеры менялись в довольно узких тусовках, и никто ни на кого особенно не злился. Изредка, если кто-то из любовного треугольника вел себя некрасиво – конфликтовал, врал или сплетничал, – дружба могла расстроиться. Но по большому счету… В мое время и в моем кругу никто не верил, что любовь можно удержать силой. Поэтому на измены не больно-то обижались и тех, кто хотел уйти, не удерживали.