тью.
Глава 27
Высокий, атлетичный, наголо стриженный куратор модной галереи даже в очках в тонкой титановой оправе был очень похож на популярного актера, без которого еще пять лет назад не обходился ни один российский фильм. Избавиться от клички «Гоша» не удавалось уже много лет, и Фомин решил, что проще самому смеяться над сходством и откликаться на чужое имя, чем каждый раз уточнять то, что забывается через секунду. Впрочем, чем выше он поднимался в иерархии столичного бомонда, тем реже собеседники забывали его настоящее имя.
– Рада вас познакомить с Валерием Фоминым, искусствоведом, доктором наук, который будет куратором будущей выставки в Новой галерее, – Марго представила участников встречи и внимательно наблюдала, как бегло оглядели друг друга перед рукопожатием мужчины и как Фомин по всем правилам этикета дождался протянутой Надиной руки и с легким поклоном бережно сжал ее тонкие пальцы.
Встреча была назначена на полдень, погода стояла ясная и теплая, за высоким окном открывался вид на Москву-реку и согретую солнцем футуристическую крышу с куполом. По легенде, в день открытия «Ударника» ее даже открывали для зрителей, но механизм заклинило, и больше эксперимент не повторяли.
В Новой галерее, расположенной в двух шагах от Кремля, проходили самые громкие выставки последних лет – из тех, что привлекают толпы посетителей и вызывают широкий отклик в прессе. Надя впервые пришла сюда не как зритель, а как потенциальный участник будущего события. И чувства ее были смешанными.
«Хотела бы я быть такой же уверенной в себе, как Вадька», – думала она, наблюдая, как ее невысокий муж, по обыкновению весь в черном, расслабленно и упруго подходит к рослому и неуловимо шикарному Фомину. Несмотря на то, что куратор был одет очень просто: кеды, футболка с дерзким принтом и серый костюм, – от него буквально разил о светским шиком и большими деньгами. Вадима это явно не смущало. А вот Надя, знавшая, что этот холеный очкарик сейчас вместе с Маргаритой будет рассматривать ее старые работы, была на грани обморока.
«Надо собраться. – Она выпрямила спину и улыбнулась, как делала всегда перед ответственными презентациями на работе. – Как хорошо, что я правильно оделась».
Костюм, который она выбрала для этой встречи, скучал в шкафу на Плющихе с весны. Надев его сегодня после бурной ночи с мужем, Надя отметила, что еще немножко похудела – брюки слегка болтались. Но цвет ей шел, фасон был достаточно современный, а свободная посадка сейчас даже в тренде.
«Если бы еще не эта находка в кармане, все было бы совсем хорошо». – Она машинально засунула пальцы в карман жакета и в который раз ощупала упругий прямоугольник визитки.
– Присаживайся, Надя, – окликнул ее Вадим, и она, скрывая волнение, опустилась рядом с ним на изогнувшийся огромным синим языком диван для посетителей. Здесь все было необычно, дорого и очень современно.
– Вадим… Я ведь могу называть вас просто Вадим? – Получив молчаливое подтверждение, Фомин продолжил: – Я побывал на вашей выставке, которая открылась десять дней назад, и она произвела на меня очень хорошее впечатление. Мы с Маргаритой давно знакомы и успешно сотрудничаем, я знаю и высоко ценю ее вкус, эрудицию и – прямо скажем, чутье на хорошую рыночную перспективу. Можно сказать, что ваши работы и ее организаторский талант – это практически гарантия успешной выставочной деятельности.
– Спасибо, я очень тронут вашей оценкой. И Маргарита действительно открыла новый этап в моей жизни. – Вадим, улыбаясь одними глазами, взглянул на сидевшую в глубоком кресле Маргариту.
– Отлично. Сегодня я хотел бы обсудить с вами выставку в пространстве Новой галереи. Это площадка с именем, и обычно у нас все расписано на много месяцев вперед. – Фомин говорил уверенно и спокойно, и было ясно, что он по праву сильного не лукавит даже в мелочах. – Но как раз в этом году у нас есть три свободных зала в самый, пожалуй, удачный сезон – перед Новым годом и во время зимних каникул, когда москвичи активно ходят по выставкам. Свободно всего четыре недели, но уверен, что даже непродолжительная выставка у нас будет для вас полезна.
Вадим неторопливо кивнул и вопросительно взглянул на Маргариту.
– Вадим Игоревич, я тоже считаю, что это большая удача, – мгновенно вступила она. – У Новой галереи – широкое международное партнерство, и интересные люди из самых разных стран увидят эту выставку, ведь верно?
Она обернулась к Фомину.
– Разумеется, – Фомин кивнул. – В новогодний сезон у нас будет одновременно несколько интересных экспозиций, приедут и агенты из-за рубежа, и коллекционеры. Ваша выставка будет продвигаться наряду с остальными, и уверяю вас, это соседство вас порадует. При этом финансовые условия из-за того, что у нас возникла такая ситуация с залами, очень приятные – такие я могу предложить только Марго, – Фомин улыбнулся Маргарите, и она расцвела в ответ – без робости, смущения или заигрывания, совершенно дружески, как товарищу по команде на волейбольной площадке.
«Как интересно она держится, – отметила Надя. – Красивая женщина, но стиль подчеркнуто деловой, как будто бесполый. Вадька говорил, она в Штатах жила, это, видимо, оттуда».
– Я уверена, что по финансовой стороне дела мы тоже найдем взаимопонимание, – отметила Марго.
– Конечно, – кивнул Фомин. – В общем, Вадим, мы делаем вам предложение, от которого вы, надеюсь, не захотите отказаться.
Все одновременно улыбнулись и задвигались, и слово взял Вадим:
– От приглашения в Новую галерею отказываться действительно глупо, – сказал он с улыбкой и слегка взъерошил волосы надо лбом. – Я очень рад. Тем более что вы с Маргаритой берете на себя самую сложную, организационную часть. Но у меня есть вопрос, а точнее предложение… Не знаю, как лучше это сформулировать, – словом, есть один важный для меня фактор, который, конечно, не является условием, но для меня был бы крайне желательным.
Не ожидавший ничего подобного Фомин высоко поднял брови и откинулся на спинку кресла, а Маргарита, которую Вадим предупредил о своем намерении всего за пятнадцать минут до встречи, молча и ни на кого не глядя протянула руку к стеклянному столику необычной формы и взяла оттуда стакан с водой.
– Я хотел бы, чтобы вместе с моими картинами в экспозиции участвовали работы моей жены Нади, – решительно закончил Вадим и посмотрел Фомину прямо в лицо.
Куратор и доктор искусствоведческих наук Валерий Фомин умел держать удар. Но предложение Невельского поразило его так, что потребовалась пара секунд, в течение которых Фомин успел взглянуть на потупившуюся Марго и справиться с лицом, упорно стремившимся выразить крайнюю степень удивления.
– Это, конечно, неожиданно, но зато я, кажется, понял, что за папку вы принесли, – широко улыбнулся галерист. – Давайте посмотрим на работы?
Оцепеневшая от неловкости Надя еще приходила в себя на синем диване, а Вадим с Фоминым уже прошли к огромному, совершенно пустому столу и, повернувшись спиной к женщинам, занялись большой картонной папкой.
«Если бы можно было, я бы зажмурилась», – говорила себе Надя, не замечая, что ее веки и правда стиснуты, а дыхание стало громким, как во время забега.
Услышав, как Маргарита поднимается из кресла, она спохватилась и тоже встала.
Подойти к столу сразу Надя не могла. Ей было страшно. Сердце билось как безумное, пальцы похолодели, по позвоночнику вниз будто сосулька скользила.
«О боже мой, боже мой», – беззвучно бормотала она.
Но вот склоненные над ее работами головы начали подниматься, Фомин сделал какой-то плавный жест рукой над столом, что-то спросил у Вадима – и она поняла, что больше не может не слышать, что там происходит.
– Надежда? – Фомин как раз обернулся к ней, и она быстро подошла, изо всех сил стараясь выглядеть спокойной. – Послушайте, вы меня удивили. Это просто здорово!
На всей поверхности большого стола были разложены холсты с Надиными «девочками». С ярких полотен в белый потолок галереи смотрели причудливые, нежные женщины с длинными шеями и тонкими лодыжками, растрепанные и строгие, мечтательные и смеющиеся, держащие в прозрачных пальцах письма, цветы и перья… женщины с глазами, похожими на полные света маленькие пропасти.
– Напоминает стиль Яна Слейтерса, тебе не кажется? – обратился Фомин к Марго, которая задумчиво рассматривала работы, и розовые блики от ближайшей картины нежными отсветами ложились на ее лицо и открытую шею.
– Да, наверно… Это, конечно, экспрессионизм, и палитра похожа, в частности, на Слейтерса. Но образы… – Марго помедлила, и Надя сжалась, как перед ударом: как раз ее «образы» были предметом насмешливого недоумения свекрови и некоторых других ценителей высокого искусства, с которыми ей в свое время пришлось столкнуться. – Мне это напомнило Лилу Бланó. Она, кстати, сейчас хорошо продается… И Хоуп Ганглофф, конечно. Я с ней встречалась в Нью-Йорке, у нее тоже сейчас неплохие позиции, много выставок в Штатах… В России я ничего подобного пока не видела. Это и правда интересно. А какого времени эти работы?
Марго держалась приветливо, но Надя все же дрогнула.
– Это все старое. – Она растерянно взглянула на Вадима.
– Надя двадцать лет назад училась в Суриковском вместе со мной, – уверенным голосом произнес он. – Правда, не закончила, сменила специальность и на какое-то время отказалась от искусства. То есть все, что вы видите, было написано в конце девяностых.
Фомин поправил очки и, обхватив себя поперек торса одной мощной рукой, второй мял подбородок и с интересом рассматривал с высоты своего роста хрупкую Надю.
– Я поясню, почему Маргарита спрашивает, – быстро заговорил он. – Для выставки всегда хорошо иметь не только старые работы, но и более новые. Это вызывает больший интерес коллекционеров – они могут покупать сегодня, с расчетом на то, что завтра и послезавтра их приобретения вырастут в цене. Это не обязательно, но желательно. Вы сейчас пишете?
– Можно сказать, что нет. Я немного занимаюсь живописью, преподаю детям, но самостоятельных работ в этом стиле сейчас не делаю, – упавшим голосом сказала Надя.