– И это масло, не акрил… – задумчиво протянула Маргарита, что для всех присутствующих означало: ее новых картин, если они и появятся, ждать придется долго.
– Но знаете, мне понравились ваши работы! И это даже в русле нынешних трендов – выставить женщину, которая рисует женщин… – Фомин по-прежнему пристально смотрел на Надю, и ей было не по себе от этого внимательно изучающего взгляда.
– Ну, все-таки не женщину, а супружескую пару… Но это даже интереснее, – заметила Марго. – Надя, вы вообще быстро работаете? Может, успеете сделать хотя бы пару работ до того, как каталог уйдет в печать? Это примерно середина октября. Два с половиной месяца. Сможете?
– Два с половиной минус пара месяцев на то, чтобы высохла краска, – это получается пара недель… – Наде было неловко, страшно, ей хотелось сбежать из этого просторного модного помещения, в котором ей предлагали невероятное – а она была вынуждена отказываться.
– Ну, для каталога мы и сырые отснимем, это не проблема, потом досохнут, – вмешался Фомин. – Так что два, два с половиной месяца. Хотя бы одну, а, Надя? Просто чтобы со свежей датой была работа. И сразу широким шагом войдете в мир современного искусства.
Все выжидающе смотрели на Надю, и она не выдержала:
– Думаю, одну я смогу. Я вообще-то всегда работала быстро, правда, Вадь? – Надя как-то по-детски взглянула на мужа, и тот мгновенно ответил:
– Да, конечно!
– Ну и славно, – с удовольствием заключил Фомин. – У нас дел еще много, надо все картины оформить, придумать, как их расположить…
– Стиль и колорит очень отличаются… Наверно, стоит развесить в отдельных залах? – предположила Маргарита.
– Подумаем! Я бы попробовал перемешать, контраст может быть очень эффектным… – Он весело взглянул на Вадима, а потом, словно забыв о манерах, первым протянул руку взволнованной Наде. – Да, удивили, спасибо! Проект может получиться еще интереснее, чем ожидалось.
Глава 28
Они вышли из галереи втроем: Вадим с тяжелой папкой с картинами жены, Надя рядом, Маргарита следом за ними.
– Марго, может, отметим? – Вадим был уверен, что сумел переломить ситуацию с женой, и пребывал в прекрасном настроении.
– Вадим, спасибо большое, – Марго вежливо улыбнулась и достала из сумки брелок с ключами от машины. – К сожалению, мне нужно ехать, еще несколько встреч сегодня. Давайте я отвезу папку? Побудет у нас в кулуарах. Я как раз на выставку еду.
– О, это было бы здорово! А мы прогуляемся налегке, погода просто сказочная. – И Вадим пошел к машине Маргариты, оставив Надю прикидывать, не слишком ли много одолжений делает им эта женщина.
«Они хорошо смотрятся вместе, – машинально отметила Надя. – Она такая женственная, вся в изгибах, и кожа фарфоровая. Она его как будто проявляет – Вадим рядом с ней выглядит так… сексуально».
Вообще-то слово было не из Надиного лексикона. Но после вчерашнего бурного воссоединения оно возникло само собой.
После возвращения из аэропорта их как ураганом смело. Вадим, вошедший в квартиру на Плющихе следом за Надей, немедленно, еще в прихожей, обнял ее сзади сильными руками, заставил замереть и начал медленно-медленно, едва касаясь и обдавая кожу жарким дыханием, целовать в шею. Надя сначала держалась прямо, но потом ослабела, закрыла глаза и, когда он развернул ее лицом к себе и продолжил, уже не могла и не хотела возражать. В конце концов, это ее муж, ее единственный мужчина, и она соскучилась. Удивленно вскрикнув, когда он поднял ее на руки, Надя засмеялась, закрыла лицо руками и, слегка придя в себя по пути в спальню, начала горячо отвечать на его ласки. Настолько горячо, что сама удивилась. Им всегда было хорошо вместе, но Вадим играл ведущую роль, она лишь следовала за ним с нежной покорностью. Ее смущали разговоры о постельных делах, и хотя Надя не считала себя ханжой, когда Ленка однажды завела разговор о курсах орального секса, решительно отказалась даже пробовать: да, муж все чаще спит на диване в мастерской, но это же не повод.
– Это просто не мой стиль, Лен, – ответила она тогда подруге. – Может, у нас с Вадимом нет того, что называют настоящей страстью, но есть вещи, которые я никогда не буду делать.
Сейчас она немножко пожалела, что тогда так и не решилась пойти на эти странные курсы.
«В конце концов, это же просто репертуар, как у певцов, например, – думала она, спускаясь губами вниз по его поджарому животу и слыша, как дыхание Вадима становится прерывистым и тяжелым. – Да вроде и так хорошо».
Горячие и голые, они лихорадочно меняли позы, сплетаясь и расплетаясь, целовались и прикусывали, щекотали, сжимали, вдыхали, облизывали, смаковали, торопились, отрывисто и хрипло смеялись, и снова, и снова забывались, стонали, вскрикивали.
– Что это с нами сегодня? – спросила она, глядя на него сияющими глазами, лежа распластанной с закинутыми вверх и скрещенными руками. Растрепанный Вадим с невероятно помолодевшим, раскрасневшимся лицом навис над ней, удерживая ее запястья за головой и сильно прижавшись бедрами к ее телу.
– Все с нами хорошо. Мы просто наверстываем. – И резким движением припал к ее губам поцелуем.
Потом она лежала на боку, а он медленно и мягко гладил ее по спине всей ладонью, словно успокаивая. Надя улыбалась в пространство, ощущая, как все тело до последней клеточки согрето и наполнено, взбудоражено и расслаблено. Очень хотелось пить, но прерывать то, что сейчас происходило в их супружеской постели, было немыслимо.
«Мы просто ожили… ожили и стали настоящими», – медленно думала Надя и вдруг, неожиданно даже для самой себя, спросила:
– Ну и что, с кем в постели лучше… со мной или с Ленкой?
– Надь, ты с ума сошла! Ты – моя любовь.
– Единственная? – Ей было так хорошо сейчас, что в ответе она не сомневалась.
– Единственная и навсегда, – подтвердил он уверенно.
– Ну что ж, – протянула она и повернулась на спину, чтобы увидеть его лицо. – Так и запишем.
И улыбнулась.
«Может, у нее кто-то был там, в этом Кратове? – обожгло Вадима. – Да нет, не может быть. Это ведь Надя».
Им было хорошо. Вадим договорился с Маргаритой о встрече у Новой галереи, отключил телефон и за весь вечер не позволил Наде завести разговор о том, что ее беспокоило, – об этом внезапно возникшем проекте совместной выставки. Поил ее чаем, кормил фруктами, целовал и на все вопросы «а вдруг… а как» – отвечал одинаково, любимой фразой всех мужчин мира: «Все будет хорошо».
Надя быстро позвонила Леше проверить, как он, и написала Свете, что не приедет ночевать. Ее телефон тоже выключили. И ночью снова была любовь – размеренная и жаркая, утомительная своей чрезмерностью, идеальная для того, чтобы после, тесно обнявшись, уступить сну.
– Вот видишь, я же говорил, что все будет хорошо. – Вадим вел жену за руку по набережной и улыбался. – Смотри, блики на воде блестят, как металл.
– Они же розовые, Вадька! Это цвет пудры рашель, какой металл? – смеялась Надя, радуясь легкости своего настроения, расслабленной бодрости тела, теплу и силе его пальцев, держащих ее кисть.
– Ты просто девочка, тебе везде мерещится пудра. А почему металлу не быть такого цвета?
В такой дурацкой легкомысленной пикировке, напоминавшей об их давнишней учебе в художественной школе, они дошли до «Музеона» и присели на скамейку.
– Вадь, слушай, а ты правда думаешь, что у меня получится?
– Даже не сомневаюсь! – твердо ответил он, пристально глядя на реку. И после небольшой паузы, вдруг нахмурившись, спросил: – Слушай, ты устала?
– Да нет вроде.
– Пойдем отсюда, а? Честно говоря, ненавижу это место. Зелень, река – да, но эти советские истуканы… Не могу на них смотреть, бесят, – Вадим вдруг заговорил нервным, злым голосом, и в Наде словно погасили зажегшийся вчера свет.
– Уже? Ну пойдем, конечно. – Она еще надеялась, что он услышит в ее голосе грусть и передумает, но Вадим уже встал и развернулся, чтобы идти обратно к «Ударнику». – Погоди, тут же магазин рядом. Дай я зайду посмотрю холсты.
– Ну хорошо, – кивнул он, и они двинулись вдоль левого фасада огромного бетонного здания к знакомому крыльцу магазина для художников. Вадим снова держал Надю за руку, но легкость, которая была с ними еще полчаса назад, уступила место какой-то тяжкой думе.
«Что это с ним опять, – потерянно думала Надя. – Как эти перепады настроения неприятны, я за столько лет не смогла привыкнуть».
Его лицо было суровым и сосредоточенным. В магазине он не сказал ни одного лишнего слова – просто выбрал для Нади два отличных дорогих холста примерно того же формата, как ее старые работы, и быстро вызвал такси.
Надя, которую перемена в настроении мужа вышибла из колеи, сидела на диване в его мастерской на Плющихе и собиралась с силами, чтобы сказать неизбежное. По крайней мере, неизбежное сегодня.
– Вадь, послушай… Ты только не сердись, хорошо? Я поеду в Кратово.
– Ну естественно. – Вадим, что-то нервно перебиравший на огромном, заляпанном краской рабочем столе, неприязненно поморщился. – Теперь ты, конечно, поедешь в Кратово. Я ведь свою функцию выполнил.
– Ты о чем? – поразилась Надя.
– Ну у тебя теперь будет выставка, ты станешь звездой, а с мужем жить не обязательно. – Он, словно защищаясь, скрестил руки на груди и сжал себя так, что побелели костяшки.
– Вот же… Ну да, ты не можешь сделать ничего для меня просто так. Я должна была догадаться, что ты пожалеешь! – сказала она, вставая с дивана.
– Я не жалею! Не жалею! Но ты ведь не останешься, да? У тебя же там прекрасная вольная жизнь, на природе, с подружкой, с гостями, без всяких обязательств! А ты хоть раз подумала, каково мне здесь одному… – Его губы задрожали, рука нервно взъерошила волосы, и Надя с ужасом подумала, что он сейчас заплачет.
Она метнулась к мужу, словно он был ребенком, который страдает от боли, и прижалась, и прижала, и стала быстро и тепло гладить его по спине, рукам, голове.