– А эта дура на колесах, мы ее сверху, – прокряхтел третий, толкая заскорузлыми ручищами блестящий черный рояль Любови Николаевны. – Помогай давай.
Глава 40
Прохоров надеялся, что она не будет плакать. Вид женских слез был для него невыносим – и даже служба в полиции не избавила его от этой слабости. Ну разве что слегка. Когда в детстве он видел слезы в маминых глазах, отчаяние поднималось внутри горячей волной и требовало немедленной мести всем, кто посмел ее обидеть. Пашка так и рвался защитить, помочь, оградить.
Слезы жены Томы его сначала страшно удивляли, а под конец их недолгого брака стали просто бесить. Прохорову казалось, что эта женщина ничего не умеет делать искренне, даже плакать.
В полиции он навидался разных слез – отчаянных и фальшивых, злых, горьких, радостных… И научился, конечно, держать себя в руках, но все же иногда пасовал. Коллеги знали, что Павел Михалыч с азартом распутывает сложные дела, но иногда в конце предпочитает уйти в тень и перепоручить самую рутинную, но эмоциональную часть расследования другим. Даже если лавры достанутся не ему. И особенно если подследственный – женщина.
Но Наталья Набокова не была подследственной и до сих пор держалась хорошо. Наблюдение показало, что она и правда потеряла связь с исчезнувшим Воронцовым, и следователь надеялся, что за прошедшие недели девушка уже поняла, что сорванная свадьба в ее случае – меньшее из зол.
Они договорились на час дня, и она не опоздала – постучала в дверь его кабинета даже чуть раньше. Высокая и худенькая, очень красивая, она сейчас была меньше похожа на куклу, чем весной, в самом начале их знакомства. Тогда Прохоров расследовал кражу в офисе, где работала Наташа, но поскольку дело не касалось ее лично, она была совершенно равнодушна к происходящему. Совсем другое дело теперь. Неприятности делают людей более живыми, это он давно заметил.
Усевшись и нервно поправив тонкой рукой рассыпанные по плечам блестящие волосы, она приготовилась слушать, слегка выпятив губы в исходную позицию хоть для улыбки, хоть для горестной гримасы, хоть для поцелуя.
– Наталья Сергеевна, я пригласил вас, чтобы сообщить информацию по делу о розыске пропавшего Воронцова Максима Викторовича, в котором вы являетесь заявителем, – буднично и размеренно проговорил Прохоров.
Она быстро кивнула.
– Мы провели расследование и установили, что гражданин Воронцов замешан в серии мошеннических операций со страховками в разных регионах страны. Судя по всему, в конце мая текущего года он получил предупреждение от сообщников и скрылся за границей, чтобы избежать уголовного преследования. Поэтому розыск гражданина Воронцова мы продолжим, но уже в рамках другого дела, которым занимается Следственный комитет.
Наташа выдохнула и перебросила волосы с одного плеча на другое.
– А можно как-то попроще? Пожалуйста.
– Если попроще, то дело предположительно обстоит так. Максим Воронцов уже много лет занимается незаконным извлечением доходов на ниве страхования. В основном это были фальшивые полисы ОСАГО и КАСКО, которые он и его сообщники продавали в регионах. Это огромный бизнес, и он давал преступникам значительный доход. Но в какой-то момент Воронцов захотел большего и пошел на подлог со страхованием строительства. В Тверской области на большом участке земли был построен муляж коттеджного поселка. Как бы нормальные недостроенные дома, но из бросовых материалов, фактически макеты. По фотографиям этого так называемого поселка Воронцов заключил договор страхования на большую сумму. А спустя несколько месяцев его фальшивая стройка сгорела, и страховая компания, в которой вы работаете, должна была выплатить ему компенсацию.
Он оценивающе взглянул на красные пятна, выступившие на бледном лице Наташи, и ее стиснутые пальцы. Нервничает сильно, но, кажется, обойдется без слез.
– Значит, со мной он тоже познакомился ради этого?
– На этот вопрос ответить трудно. Конечно, он мог надеяться, что вы будете просматривать для него рабочие документы и, если что, дадите сигнал…
– Да он меня даже не спрашивал о работе никогда!
– Но это объясняет, например, почему он не стал менять имя, знакомясь с вами. В общем, Наталья Сергеевна, если подытожить – дело о розыске мы закрываем, расследование продолжится уже в другом ключе. Я вам разъяснил ситуацию и прошу подписать документ о том, что вы с этим согласны.
– А вы точно уверены, что с этой страховкой не все чисто?
– Наталья Сергеевна, я понимаю ваши чувства, но тут, к сожалению, все ясно. Ваш руководитель Бабаев лично выезжал в Тверскую область и проверял этот случай. Фотографии пожарища выглядели не слишком убедительно. А на месте сгоревшего поселка после нескольких дождей вообще мало что осталось. Там горел гипсокартон и пиломатериалы. Никаких домов там никогда не было. К сотруднику, оформившему оплату без выезда на место, есть вопросы и у компании, и у правоохранительных органов.
Наташа склонила голову, и Прохоров на минуту встревожился – неужели все-таки заревет? Но она только спросила:
– Меня еще будут допрашивать?
– Не думаю. Вы ведь не были в курсе аферы? – И после ее отстраненного кивка он продолжил: – Но, возможно, вам придется как-нибудь потом сходить в суд и подтвердить ваши показания по поводу вечера семнадцатого мая, когда Воронцов вернулся поздно и от него пахло дымом.
Пять минут спустя он стоял у окна и смотрел, как худая высокая фигурка пересекает большой двор, удаляясь от отделения полиции.
«Ничего, выпутается. Со временем поймет, что оказаться замужем за жуликом – не лучшая судьба. Но вообще, что с ними творится? Молодые, красивые, с мозгами – им что, правда все равно, с кем жить, лишь бы при деньгах и звал замуж?» – И Прохоров, задумчиво постояв у окна еще несколько секунд, хмыкнул:
– Сам-то хорош. Эксперт по любовным делам, ага. – И, комически перекосив лицо, он покачал головой, словно бабулька у подъезда, осуждающая вечное одиночество нестарого еще бобыля.
Пол влажно блестел, и Надя, выкрутив тряпку так, что аж ладони заломило, с удовлетворением оглядела длинный коридор.
– Вот теперь у нас чисто, – подмигнула она сидящему у кухонного косяка котенку, который таращил свои зеленые глазищи уже вполне по-хозяйски. – Слушай, а может, назвать тебя Сага? Сумерки там, волки всякие… и звучит вроде получше…
Дверь спальни открылась, и оттуда, позевывая, вышел Вадим. И замер:
– Надь, ты что? Полы моешь?
– А что ты так удивляешься, как будто это в первый раз? – Надя подхватила ведро и двинулась к туалету, чтобы вылить грязную воду. – Я, кстати, подумала: может, назовем кошку Сага?
– Сага… Хорошее имя, – он пожал плечами. – Я просто думал, что ты работаешь.
Надя молча прошла мимо него с тряпкой и принялась ожесточенно промывать ее в раковине.
– Времени все меньше.
– Вадь, я понимаю. Я все понимаю. Я просто… готовлюсь. Обдумываю. – Она так терла и тискала тряпку, словно та была в чем-то виновата. – Мне надо понять, о чем я буду писать. Я уже столько времени маюсь, но нет у меня образа, понимаешь, нет!
– А о чем были твои тогдашние девочки? Может, тебе нужны те работы, чтобы были перед глазами? Хочешь, я позвоню Марго и договорюсь, чтобы их привезли?
Надя выключила воду, развернулась и уставилась на него рассеянным, невидящим взглядом:
– Нет, знаешь… Привозить, наверно, не надо… А вот о чем они были… Может, в этом как раз дело?.. Ведь если хорошо подумать… Они все были про будущее, понимаешь?
Вадим, сложив руки на груди, смотрел на нее очень внимательно и не перебивал. Такие моменты – и они оба знали об этом – и были тайным ингредиентом, столько лет скрепляющим их брак. Когда одному из них становилось трудно, другой всегда умел задать тот самый вопрос, который помогает разрушить невидимую преграду – и найти ответ, который без этой помощи был мучительно недоступным. Никто и никогда в его жизни не умел так спрашивать и слушать, как Надя. И сейчас он делал это для нее.
– Они были про мечты, про фантазии, про… Про ожидание, наверно. А сейчас… – Надя смотрела на Вадима удивленно, ясно и пристально, словно совершила открытие. – А сейчас у меня, похоже, нет никаких ожиданий. И поэтому ничего не получается.
Он покрутил головой, словно был одет не в уютную поношенную футболку, а в рубашку со слишком тесным воротничком.
– Ну что ж, если проблема действительно в этом, важно, что ты это поняла. Теперь нужен следующий шаг. – Увидев вопрос в ее глазах, он продолжил: – Покопаться и все-таки понять, чего ты ждешь. Так, чтобы было совсем пусто, не бывает. Пока человек жив, он хотя бы втайне чего-то ждет.
– Ну наверно…
– Не обязательно же это должно быть что-то глобальное? Ты можешь ждать, например, поездки в Прагу, к матери. Не думала об этом?
– В Прагу, к матери… – задумчиво повторяла Надя и слегка поворачивала свою стриженую светлую голову, словно прислушиваясь к этим словам. – Вадька, ты гений! Где мой ноутбук? Нужны фото Праги!
И, быстро чмокнув мужа в слегка колючую щеку, Надя проскользнула мимо него в коридор.
Два часа спустя, заглянув в мастерскую, Вадим увидел Надю, задумчиво сидящую на диване рядом с впавшей в медитативную неподвижность Сагой. Жена листала какие-то картинки в сети, а на мольберте стоял холст, загрунтованный сложным сиреневым тоном.
– Надь, я пойду прогуляться, – сказал Вадим, но она, не отрываясь от своего занятия, лишь рассеянно кивнула в ответ.
«Похоже, процесс пошел. Она и не заметит моего отсутствия», – подумал он, выходя из дома. Было так приятно ощущать волнение, от которого походка стала более упругой, а дыхание – глубоким и свободным. Как в юности.
Глава 41
Пальцы в кровь. Она скребла и ковыряла верх стенки, за которой была другая часть подвала с люком, выходящим на кухню. Не может быть, чтобы эти ублюдки завалили и второй выход. Они для этого слишком тупые. Она выберется. Как же больно!