В жарком и влажном климате оружие требует ежедневного ухода, даже если из него не стреляли. Это прописную истину Снегурка успела вдолбить во всех, и в меня в том числе. Наверняка и мой охранник это знал, потому что когда я выложила на освобожденный стол свою «саежку» и принялась ее разбирать, он только глянул на меня и снова уставился куда-то в стену. А я достала из приклада ружья пенал с принадлежностями, да принялась за привычное дело - чистить и смазывать.
Я никуда не торопилась, даже принялась мурлыкать себе под нос что-то из отечественной попсы. А в доме, тем временем, витали аппетитные мясные запахи. Я-то уже получила к ним временный иммунитет, а вот Молчун – он с того момента, как я очнулась, не съел ни крошки. Сперва катером рулил, потом меня караулил. И сейчас его желудок рычал не меньше, чем еще недавно мой. В конце концов, мой сторож сдался: распотрошил еще один паек и принялся греть консервы на еще не погасших углях. А главное – он при этом, наконец-то, повернулся ко мне спиной. Этого мне и было нужно! Я тут же вытащила патрон из кармана и за полсекунды воткнула его в казенник ствола. А потом быстро собрала уже вычищенную и смазанную «саёжку», только вместо контрольного спуска поставила оружие на предохранитель. И уже спокойно, почти демонстративно, пристегнула к ружью пустой магазин.
Все, теперь я не совсем безоружна. Вот только немедленно стрелять в своего охранника не стала. Все-таки, попытка у меня только одна. Промажу или недострелю – и все, туши свет. Да и соревноваться в скорострельности мне бы не хотелось. Не настолько уж я хороший стрелок, чтобы вот так, в открытую, соревноваться с профессионалами. Поэтому я согрела себе еще одну кружку воды, высыпала в нее очередной пакетик – оказалось, вполне приличный морс – и принялась ждать.
Глава 38
Сколько времени прошло с момента ухода ковбоя с командой я не знала. Комма на руке не было, а по солнцу я могла определиться только очень приблизительно: утро, вечер, полдень. Небесное светило уже ощутимо склонилось к западу, и было впору размышлять о перспективах ночевки. Но тут Молчун достал из кармана рацию, выслушал невнятные хрипы, донесшиеся из динамика, односложно ответил и взмахом руки отправил меня на выход. Я скидала недоеденный сухпай в карманы штанов и похромала наружу.
Все же моя нога зажила еще не до конца. Если сразу после высадки на берег я ходила сравнительно бодро, то сейчас дырка в бедре весьма ощутимо давала о себе знать. Я хромала все сильней, ковыляла все медленней, а за спиной явственно слышала недовольное сопение Молчуна. Не знаю, как далеко я смогла бы дойти, но мне сегодня повезло, уже второй раз за день. Когда я выходила к морю сполоснуть посуду, то среди густой травы мне удалось разглядеть пусть и корявую, но вполне крепкую на вид палку. Хиленькой жестяной пластинкой, так и не ставшей таганком, я очистила с будущего посоха полусгнившую кору, влажной салфеткой из все того же сухпая протерла древесину и измазанные руки. И все это время мой конвоир молча сидел рядом и даже не пошевелился, чтобы помочь. Мог ведь хотя бы нож дать, но предпочел наблюдать за моими мучениями. Ну не козёл ли?
С палкой в руках идти было намного легче, чем без нее. Я даже представила себя этакой бабой-ягой с клюкой наперевес. Представила и тихонечко хихикнула. Собственно, я сейчас именно на эту бабку и походила: грязная, непричесанная с костяной ногой. И клюка – вот она, налицо, одна штука, все согласно инвентарной описи. Впрочем, желание смеяться быстро кончилось вместе с лесом. Полоска зарослей вдоль берега бухты была ну совсем маленькой. Метров пятьсот-шестьсот в ширину. А потом начинались серые отвесные скалы. В этих скалах был узкий проход, а в проходе была каменная лестница. И путь мой шел по этой лестнице вверх. Так-то оно бы ничего, взбежать по ступенькам несложно. Угу, если бы не нога. Я и по лесу шла не слишком уверенно, а сейчас… Но вариантов не было, и я шагнула вперед.
Мы поднимались вверх по лестнице, я и мой караульный Молчун. Шли без спешки – спешить я не могла физически. Думаю, карлайловский мужик мог при желании просто закинуть меня на плечо и в минуту оказаться наверху, но он предпочел сложности. А мне тем более спешить было некуда. Несколько раз проход поворачивал вправо-влево. И в этих местах Молчун останавливал меня и с пистолетом наизготовку проверял, нет ли за поворотом злых врагов. Врагов за поворотом ожидаемо не оказывалось, ни злых, ни добрых. Потом меня пропускали вперед, и мы снова тащились наверх в прежнем порядке. Вот только при всех своих маневрах конвоир оставался ко мне хотя бы вполоборота, так что шансов расправиться с ним одним внезапным ударом у меня так и не появлялось.
«Саежка» висела у меня на плече и периодически сползала. Я поправляла ремень, но этого хватало не слишком надолго. В какой-то момент Молчун решил, видимо, сделать доброе дело – забрать мою ружбайку. Но я так дернула ее к себе, что чуть не свалилась, когда нечаяно всем весом навалилась на больную ногу. Я внутренне взвыла от резкой боли и скрипнула зубами, охранник фыркнул, отпустил ружье, и мы двинулись дальше.
Через какое-то время я перестала считать не только ступени, но и повороты. Просто монотонно переставляла ноги, да время от времени поддергивала на плече «саежку». Даже перестала подстерегать возможность пристрелить своего конвоира. Все силы уходили только на то, чтобы подняться на очередную ступеньку. Больная нога горела огнем, но я не хотела доставлять удовольствие Моучуну, признавшись в этом хоть каким-то образом. Но всему приходит конец. Вот и моя пытка тоже подходила к концу. По крайней мере, я увидела верхнюю границу прохода. И не где-нибудь высоко в небе, а чуть выше собственной головы.
Мы как раз подошли к очередному повороту, и охранник с пистолетом в руках вышел вперед. И только он качнулся вбок, заглядывая за угол, как ему в голову прилетел изрядный камень. Думаю, если бы он попал точно в темя, то напрочь проломил бы черепушку. Но удар пришелся вскользь. Хотя и этого хватило, чтобы Молчун рухнул на землю и выронил пистолет, который бодро ускакал вниз по лесенке. Сознания охранник не потерял, и тут же начал вставать, одновременно доставая свой тесак. У него, конечно, была еще и винтовка, но она, во-первых, была закинута за спину, а во-вторых, с ней в узком проходе было просто не развернуться.
Если честно, все детали этой драчки я вспомнила уже потом. А в тот момент я только и могла, что опираться на свою палку и смотреть во все глаза на развернувшуюся передо мной схватку. Впрочем, она была довольно скоротечной. Рядом со мной мелькнула тень, я ощутила рывок, и «саежка» выскочила у меня из рук. Спрыгнувший сверху человек схватил мою ружбайку, щелкнул предохранителем и саданул в упор зарядом картечи прямо в грудь Молчуну. По ушам долбануло так, что минут пять я слышала только звон. Охранник рухнул, как подкошенный (а кто бы не рухнул на его месте?), а я только и смогла, что размахнуться своей палкой.
Дальше было прям как в кино про Матрицу. Я видела, как рыжий косматый мужик в лохмотьях и бороде медленно поворачивается ко мне с моей «саежкой», видела, как медленно движется по дуге конец моей палки, как на лице у разбойника появляется удивление: ружье-то не стреляет! И как, наконец, об его голову ломается моя клюка и разлетается обломками в разные стороны, а сам злыдень плавно оседает на каменные ступени. А потом я снова встала на недолеченную ногу и, завопив: «А-а, мать!», отключилась.
Когда я пришла в себя, наступила ночь. Солнце давно ушло за горизонт, не оставив за собой даже тонкой светлой полоски. В небе ярко сияли чужие созвездия, из которых я могла распознать только Южный крест. Мне его как-то показал Борюсик, когда мы с ним беседовали на отвлеченные темы еще там, на старом острове. Я лежала на чем-то условно мягком, но уж точно не на голой земле. Было прохладно, но не настолько, чтобы озябнуть. Нога болела, но уже вполне терпимо, можно даже сказать, привычно. Правда, в дополнение к этому саднил затылок – видимо, удачно приложилась головой о камень. Дул легкий ветерок, где-то во тьме шелестели листья деревьев, в стороне журчал ручей…
Едва услышав этот звук, я сразу захотела сделать две вещи. И если одну можно было осуществить немедленно – фляжка по-прежнему была прицеплена к ремню, то другая… Другая через мгновение исчезла, стертая осознанием положения: вырубилась в одном месте, очнулась в другом. На мгновение накатила тупая бабская паника из разряда «все пропало», но тут же была выдавлена холодной рассудочной оценкой: жива, руки-ноги не связаны, с этой клятой лестницы меня вытащили, минимальный комфорт обеспечили, барахло оставили – значит, по крайней мере, врагом не считают. А еще это означает, что пора обозначить себя, узнать своих благодетелей и определиться с дальнейшими действиями.
Я энергично и намеренно шумно зашевелилась и села, оглядываясь вокруг и тщетно пытаясь при свете одних лишь звезд хоть разглядеть что-нибудь кроме невнятных теней на некотором расстоянии. Напрасно. Ощупавши пространство вокруг себя, обнаружила настеленные на землю широкие пальмовые листья. Забота. Приятно.
Мало-помалу, нервы успокоились и вернулось то самое изначальное желание. Нагружать больную ногу не хотелось, и я, пользуясь темнотой и одиночеством (была бы не одна – пришлось бы корячиться, статус поддерживать) встала на четыре кости и поползла куда-то вбок, подальше от своей лежанки. И чуть не пролила накопленное организмом, когда совсем рядом с собой услышала незнакомый мужской голос:
- Осторожно, мисс, тут дальше обрыв, – произнес голос по-английски.
Как удалось не завопить – не знаю. Но смогла, справилась. А голос тем временем продолжал:
- Позвольте проводить вас к более безопасному месту. И вот, возьмите…
Мне в ладонь ткнулась гладкая деревяшка.
- Не думаю, что вам будет комфортно воспользоваться моей поддержкой, но с помощью этой трости вы наверняка управитесь самостоятельно.
Я принялась подниматься, опираясь на выданную мне палку, и тут же с другой стороны меня подхватила под локоть крепкая рука. В сопровождении незнакомца я прохромала к каким-то кустам, видневшимся черным силуэтом на фоне лишь немногим более светлого неба.