ыми семенами, покрытый розовыми цветами тамариск, очень много самых разных солянок и сухих коротеньких злаков. Каждое растение разукрасило кусочек пустыни по-особенному. Всюду лежат выгоревшие от солнца совершенно сухие коричнево-красные листья ранневесеннего растения ревеня Максимовича. Его стебли с семенами давно обломились и, подобно перекати-полю, ускакали по ветру, упали в озеро, уплыли.
Но чайки не дают покоя, встревожены, крикливы. Среди них больше всех крачек, меньше малых крачек, еще меньше озерных чаек. Те же, чьи гнезда далеко, успокоились, часто взмахивая крыльями, повисают в воздухе над своим гнездом, прежде чем на него усесться. Нашли здесь приют и луговые тиркуши. Остров для них, любителей заболоченных лугов, необычен. Зато общество чаек кстати — вон какая большая и дружная армия выступила против нарушителей покоя! В единении — сила. Ради безопасности можно поступиться привычками предков и поселиться на сухом каменистом острове, благо вокруг вода.
Осторожно ступаю по камням, боюсь отвлечься в сторону, чтобы не наступить на гнезда обитательниц острова. Яйца лежат просто в ямках, иногда окружены сухими палочками. Все они охристо-зеленоватые в многочисленных, подчас весьма замысловатых смоляно-черных точках, пятнышках, полосках, завитушках. В одних кладках яйца крупные, в других — помельче. Очень редки кладки из белых яиц, наверное, тиркуш. У птиц сейчас в разгаре откладка яиц, и птенцов еще нет. Больше трех яиц в гнездах нет. Такова предписанная жизненными правилами норма.
Птиц очень много, весь воздух пестрит от них. Поэтому я удивляюсь, когда вижу массу кобылок, всюду скачущих в траве. Что стоит такой ораве пернатых расправиться с ними! Но ни одна обитательница острова не охотится за кобылками, не трогает их. Значит, у чаек свои строгие правила поведения. На кобылок сейчас запрет, никто не имеет права их трогать до появления птенцов. Сейчас можно охотиться за кобылками только на других островах, где нет птичьих колоний. Не случайно над островом Золотой Курган реет так много занятых охотой чаек.
Подобный порядок, по-видимому, нередок среди птиц. Например, в окрестностях Алма-Аты скворцы до выведения птенцов улетают на охоту в пустыню, появляясь возле скворечников на короткое время только утром и вечером.
На крошечном песчаном пригорке обнаружил колонию ос-филантов, истребителей пчел. Их дела не особенно успешны: цветов мало, мало и пчел.
Шустро перебегают по земле ящерицы, шуршат сухими листьями ревеня. Под камнями спят скорпионы, приютилась фаланга, спрятались крошечные ящерицы-гологлазы.
Собираясь сесть в лодку, снимаю ботинки и удивляюсь: резиновые подошвы усеяны крошечными острыми семенами-шипиками. Не без труда их вытаскиваю и иду разыскивать растение, которому они принадлежат. Оно совсем маленькое, низенькое, давно высохло, потеряло листочки, сохранило только стебель с шишечкой из семян, торчащих острием во все стороны. Каждое семечко — обладатель шипика, очень крепкого и острого, как иголка. Интересное растение! Наверное, приспособилось расселяться на копытах диких животных. Растение оказалось рогоглавником серповидным — цератоцефалюс фалькатус.
Когда наша лодка отчалила от берега, большая стая птиц дружно и, как мне показалось, радостно проводила нас, очевидно желая нам более не возвращаться и не нарушать покоя их мирной обители.
У самого конца узкого и длинного полуострова Солончаковый расположен небольшой безымянный островок. Он высок, скалист и обрамлен по краям зеленью. Прежде на него нельзя было попасть без лодки, а сейчас к нему от полуострова тянется темная полоска воды — просвечивает дно. В шторм по мелководью перекатываются волны.
Сегодня по озеру плыть на лодке опасно, и мы решаем прогуляться на островок пешком. Брод неглубок, немного выше колен, но от волны не увернешься. Воздух сухой, горячий, и побыть мокрым даже приятно.
На полуостров Солончаковый в выходные дни по железной дороге приезжают рыбаки-любители. Некоторые из них добираются и до островка. Поэтому я не ожидал на нем встретить что-либо интересное. Но ошибся. Островок такой же, как и все удаленные от берега: на нем колония беспокойных крачек и тиркуш. Среди мелких камешков лежат их яички. Ступая по земле, поражаешься совершенству маскировки: гнездо как будто хорошо различимо, но только когда его увидишь. Между тем глаза многих не замечают. Иногда остановишься, хочется присесть, а приглядишься — вокруг лежат яички. В одном гнезде крачки оказалось другое яйцо, чуть уже, светлее, крапинки мельче. Чье оно?
Но на этом островке птицы не главное. По его краю расположены чудесные заросли цветущего кендыря с тонким нежным ароматом. Целое розовое поле. Рядом каменистая земля, вся покрыта стелющимся вьющимся ценанхумом. Его крошечные нежно-розовые цветы тоже чудесно пахнут.
На цветах паломничество сфексов — ос-парализаторов. Их «профессия» — заготавливать для своего потомства добычу — различных насекомых. Каждый из них узкий специалист, охотится только на определенную добычу. Сами же разбойницы — строгие вегетарианцы, для подкрепления сил им нужен только один нектар цветов. Осы здесь разные. Вот очень большая черная с ярко-красным брюшком. Она смела, быстра, независима. Другая, великанша, вся желтая, в тонких черных полосках. Поразила одна оса, ранее никогда не виденная мной. Темное ее тело венчала голова с большими светло-серыми глазами. Они светились и сверкали, как огоньки. Мне бы, конечно, следовало ее поймать. Возможно, она новый для науки вид. Но рука не поднялась брать в плен такую красавицу. Пусть живет! Вдруг она очень редкая, исчезающая с лика Земли, таких сейчас немало в наш век преображения человеком природы. Потом я долго вспоминал эту осу и мучился сомнениями: стоило ли упускать находку, могущую оказаться такой ценной.
Среди ос встречались и скромные труженицы — одиночные пчелы, на камнях кое-где виднелись искусно вылепленные из мелких камешков ячейки с детками пчел-осмий.
Откуда появилось это разноликое общество специализированных ос-хищниц? Превосходные аэронавты, они, без сомнения, слетались сюда со всех сторон, и маленький островок с кендырем и вьющимся ценанхумом служил для них спасительной обителью, чем-то вроде осиной столовой.
Среди компании ос быстро пролетело время. Между тем набежали тучки, солнце спряталось, осы притихли. Зато появились шустрые бражники-языканы. Виртуозные летуны, они не присаживались на цветы, а, повисая в воздухе, запускали свой длиннющий хоботок в кладовые нектара. Пока мы были на острове, ветер изменил направление, подул в обратную сторону, нагнал воду. Теперь брод доходил почти до плеч, и пришлось немало помучиться, прежде чем удалось перебраться с островка на полуостров, опасаясь за фотоаппарат.
День сегодня жаркий, и озеро, будто разморенное, заснуло, гладкое и ровное.
Издали, с дороги, среди равнины перед голубой полоской озера видны крутые черные горки, у одной из них — деревья рядом с кибиткой. Черные горки манят к себе, но попасть к ним сразу не удается, путь преграждает низина в рыхлых песках и усыхающих тростничках. Перед горками не так давно была вода, и они, окруженные ею, были островом. Горы сложены из красно-черных скал с прожилками из белого кварца. На горках видны многочисленные курганы. На самый большой из них взгромоздилась топографическая вышка.
К озеру скалы обрывистые, обработаны прибоем, хотя вода отошла от берега. По краю обрыва сохранилась древняя тропинка. Иду по ней, нахожу небольшой нуклеус из голубовато-серого камня. На берегу озера нетрудно найти следы деятельности людей каменного века: то встретишь каменный скребок, то крохотный нож, а то и отщеп — осколок кремня, отскочивший при обработке орудия. У меня уже набралась их небольшая коллекция. У подножия скалы выглядывает из засохшего ила часть какого-то сосуда. Раскапываю, очищаю от грязи — и передо мной большой чугунный кубок. Странный сосуд, веет от него каким-то средневековьем.
На горизонте гладкого озера, совсем недалеко от нас, явственно проступает черная и бугристая полоса. Она медленно становится все выше и выше, вдруг разрывается на три части, колышется, будто живая. Как мы сразу не заметили остров? Видимо, мешала жара и скрытый испарениями горизонт. Но, судя по карте, здесь не должно быть островов, хотя они могли недавно появиться.
Да, это был не остров, а мираж, отражение далекого южного берега Балхаша. А он казался таким заманчивым и правдоподобным…
Утро тихое и ясное, и озеро спокойное, ласковое. Впереди, километрах в трех, лежит небольшой островок. Он как-то по-особенному светится и кажется нежно-золотистым. Нам бы сейчас туда ехать, да рыбаки подарили отличного сазана и пришлось его жарить.
С запада потянулись серые облака, вскоре они закрыли солнце, небо, и золотистый приветливый островок стал почти черным.
Мы заторопились. Забираясь в лодку, я видел на рукаве рубахи прекрасного молочайного бражника. Он настойчиво пробирался мне под мышку. Взял его в руки, подбросил в воздух. Бражник описал над нами круг и снова на меня уселся. Он явно не желал никуда улетать и искал укрытия. Неужели бражники чувствуют непогоду?
После препирательства с мотором, не желавшим заводиться, мы помчались по озеру, но едва стали приближаться к острову, как нас настигли волны. Шторм был так неожидан и силен, что мы не успели как следует пристать к берегу — волна выбросила наше суденышко на галечниковый прибрежный вал, высотой почти с десяток метров. Здесь волны с яростью набрасывались на островок, находящийся посередине широкого залива. Немало они поработали, уложив валы галечника. Вся западная половина островка занята ими.
На островке густые кусты шиповника, усыпанные белыми цветами, несколько кустов тамариска, густая эфедра покрывала зеленую полянку. Особенно привлекательно выглядели небольшие заросли колокольчиков. Всюду высились тоненькие стебельки, увенчанные на концах шариками зреющих семян дикого чеснока. Высокая часть островка занята пожелтевшими от солнца злаками да крохотными кустиками солянки.