<нрзб> губернии, накануне своего ареста, предупрежденный крестьянами, бежал на Дон. Полиция арестовала мою жену, но как иностранную подданную выпустили. С Дона в 1913 г. направился в Москву, где после различных мытарств, в борьбе за существование, выдержав на аттестат зрелости, окончил Московский У[ниверсите]т по медицинскому факультету».
Профессию практикующего врача он не оставлял до конца жизни и известность приобрел именно в связи со своими по тем временам новаторскими идеями лечения солнцем. Саркизов-Серазини обладал характером истинного врача — был добросовестен, заботлив и ответственен. То и дело в письмах Сумбатова-Южина либо Волошина встречаются просьбы выслать то или иное лекарство (Саркизов-Серазини не только был сведущ в снадобьях, но и из-за работы в аптеке имел доступ и к традиционным, и к новым, в том числе заграничным, средствам) — и затем благодарности за не только лекарственные, но и книжные, а порой и продовольственные посылки. (Напомню, что в 1920-е гг. даже в Москве сложно было достать простой порошок от головной боли вроде фенацетина.)
Но не менее важной была для него и литературная стезя. Саркизов-Серазини написал несколько пьес, получивших положительные отклики Сумбатова-Южина, В. Н. Давыдова, Ермоловой, и ряд прозаических сочинений.
В одном из писем к Сумбатову-Южину 1921 г. драматург писал о меняющихся нравах и физиономиях «деятелей искусств» нового вида: «Добрейший Александр Иванович, Вы с ними встречаетесь всюду, и в театре, и на диспуте, и в журналах, Вы с ними часто спорите, Вы им доказываете, что небо есть небо, земля есть земля, и с тяжелым осадком на душе расходитесь после каждой с ними встречи. Эти представители чистого искусства новейшей формации, которым приходится своими монархическими, кадетскими и пр. ногами плясать по советской мостовой, — самый распространенный в наше время тип. Они всюду! Их фамилиями пестрят все заборы, и обыватель со значительной миной произносит их имена, не замечая, конечно, что за раздутой внешностью скрывается пошлая обыденщина, холодный расчет, болезненное честолюбие. Повторяю, они ждут Гоголя, Щедрина и, надеюсь, дождутся!» (Письма Саркизова-Серазини И. М. Сумбатову-Южину А. И. 4 авг. 1923 — б/д. 1927 // РГАЛИ. Ф. / А. И. Сумбатова-Южина. Ф. 878. Оп. 1. Ед. хр. 2434. Л. 5). А спустя несколько лет, предлагая тому же адресату прочесть новую свою пьесу, Саркизов-Серазини с горечью констатировал, что «постановка пьес „Федька эсаул“, „Лево руля“, „Брат наркома“, „Глухое царствование“ производства Смолина убедительно говорят одно, что если эти пьесы увидели свет рампы, то только благодаря различным случайностям, а не их удельному весу. Пока у меня не было этого убеждения, я искренно верил в различные тормозящие причины личного свойства (отсутствие таланта, незнание сцены и пр.), но внимательный взгляд на современную театральную жизнь (опыт дался при постановке драматическим театром моей пьесы „Сочувствующий“) быстро показал мое заблуждение» (Письма Саркизова-Серазини И. М. Южину А. И. 4 авг. 1923 — б/д. 1927 // РГАЛИ. Ф. / А. И. Сумбатова-Южина. Ф. 878. Оп. 1. Ед. хр. 2434. Л. 12–12 об.).
В архивах сохранились яркие литературно-художественные документы: очерк Саркизова-Серазини, посвященный юбилейному вечеру 1922 г. Сумбатова-Южина в Малом театре, автобиография 1925 г., переписка с Сумбатовым-Южиным и Волошиным и пр. Со страниц этих документов встает образ деятельного врача, заботящегося о пациентах, со временем превратившихся в друзей, и внимательного наблюдателя общественно-культурной жизни, не скрывающего оценок происходящих в ней трансформаций.
ВОИНОВА Александра Ивановна, в замужестве Дандурова (1877 (?) — после 1965), пишущая под псевдонимом Сант-Элли, происхождения которого разыскать не удалось, — прозаик, мемуарист, драматург. Родилась в селе Воскресенском Тульской губернии в дворянской семье. Рано потеряла родителей. Окончив Тульскую женскую гимназию, поступила на историко-филологический факультет Высших женских курсов, где ее профессором был П. Н. Сакулин.
Ее первая крупная вещь — прозаические мемуарные «Записки курсистки», ставшие известными как «энциклопедия безвременья». Продвигая «Записки…» в печать, Воинова обратилась за помощью к влиятельному тогда Сакулину. Лексика и интонации ее письма (октябрь 1908 г.) принадлежат веку XIX: «…искони веков ведется обычай среди начинающих свою литературную карьеру: с глубокой верой ищут человечище-руководителя, который мог бы понять…» Спрашивая, может ли быть ее первая беллетристическая вещь напечатана, тут же сообщает адресату, что облегчит ему задачу определить, есть ли у нее талант либо нет, следующим пассажем: «У меня есть жажда писательства, и эту жажду (или иначе я называю — призвание) я должна утолять…» (Выделено автором. — В. Г.) Уже в это время у молодой женщины явственна уверенность в собственных писательских потенциях. Из этого же письма мы узнаем, что начинающий литератор хрупка здоровьем, болезненна (Воинова-Дандурова А. И. Письма Сакулину П. Н. 1908–1925 // РГАЛИ. Ф. Сакулина. Ф. 444. Оп. 1. Ед. хр. 203. Л. 1 об.).
Второе письмо пишется через три года, 2 ноября 1911 г. Писательница вылечилась «от телесных недугов», учительствует в Москве и намерена «легализоваться на литературном поприще», для чего просит Сакулина ввести ее в Художественно-литературный кружок, собирающийся по средам, когда «бывают собрания начинающих авторов, при чем происходит чтение новых рассказов». И уже 15 ноября она благодарит профессора за его любезность — введение нового члена в кружок произошло. Но результат оказался неожиданным. Она пришла на среды, ходила в кружок целый год, так и не произнеся вслух ни единого слова. «И ушла навсегда оттуда и поклялась, что никогда между мною и ими не будет никакой связи!» Потому что у начинающей писательницы «святое отношение к слову», а там «нет этой святыни» (Л. 9 об.).
В 1913 г., вновь привлекая к издательским хлопотам Сакулина, Воинова издает, наконец, «Записки курсистки». А спустя два года выходит замуж и переезжает в г. Борисоглебск Тамбовской губернии, где изучает положение крестьянства и продолжает писать. Роман «Ника» выходит в 1916 г.
После 1917 г. Воинова в Москве. Здесь она сотрудничает с издательством «Молодая гвардия», Театральным издательством, «ЗиФ» и др., одну за другой пишет пьесы («Совбарышня Нина», «Золотое дно», «Акулина Петрова», «На буксир!»).
К концу 1920-х перед нами опытный литератор: Воиновой уже за пятьдесят, за плечами — двадцать лет литературной работы. С 1931 г. она входит в Союз революционных драматургов (вместе с Б. С. Ромашовым, Ю. Л. Слезкиным, А. М. Файко, В. В. Шкваркиным), который позднее в полном составе перейдет во Всероскомдрам (см.: Список членов Союза революционных драматургов. РГАЛИ. Ф. 645. Оп. 1. Ед. хр. 402. Л. 19, 23 об.). В 1930-е гг. она тяготеет к литераторам старшего (своего) поколения, в частности, дружит с театральным писателем Л. Я Гуревич, посещает вечера известного московского литературного салона Е. Ф. Никитиной. Листки блокнота сохранили пометы и краткие записи Воиновой, свидетельствующие о том, что современность она оценивает грустно и не без иронии: «Бешеная печальная поэма жизни. <…> Деньги. Да разве они сейчас достаются службой? Деньги — это итог изворотливости, уменья втереть очки, заскочить вперед, чтоб обогнать раскачивающийся советский аппарат. „Полная увязка монеты с идеологией“ — звонкое советское имя плюс идеология с установочкой». И тут же, как некий итог наблюдениям: «Неосмысленные сердца…» (Письма Воиновой А. И. Никитиной Е. Ф. 1931–1933 // РГАЛИ. Ф. 341. Оп. 1. Ед. хр. 44. Л. 10, 15).
В 1935 г., заполняя анкету члена Всесоюзного объединенного кооперативного издательского товарищества «Советский писатель», в графе «социальное происхождение» Воинова укажет: «дочь народного учителя», образование — «высшее (2-й Московский государственный университет)», а о трудах сообщит: «Пьесы, рассказы, роман „Самоцветы“ („ЗиФ“)». Ни сделавшие ей некогда имя «Записки курсистки», ни романы «Ника» и «Тайна бытия» упомянуты не будут.
Теперь бывшая курсистка, некогда писавшая о «святом отношении к слову», сочиняет пьесы о конфликте верующей жены и партийного мужа («Акулина Петрова»), о работе партячейки и производственном прорыве («На буксир!»), послушно не раз и не два переделывая пьесу по указаниям политических редакторов.
На какое-то время писательница в связи с болезнью переезжает в Цхалтубо, затем вновь возвращается в Москву и работает в музеях и Библиотеке им. В. И. Ленина, собирая материалы по Востоку (ее консультирует муж, знаток древней истории Востока Д. С. Дандуров).
В 1965 г. официально отмечалось восьмидесятилетие писательницы, из чего следует, что год ее рождения 1885-й, хотя в анкете, заполненной ею в 1935 г., она указывала год 1877-й. Данные же, приведенные в Списке членов Союза революционных драматургов 1932 г., сообщают, что Воиновой 42 года, т. е. год ее рождения — 1890-й. Весомых аргументов в пользу какой-то из этих, существенно расходящихся, версий у нас нет.
ПОПОВСКИЙ Александр Данилович (1897–1982) родился в бедной еврейской семье в городке Б. Токмак Днепропетровской области. Отец был портным, и в одиннадцать лет сына отдали в ученики в цирюльню. Подросток брил и стриг, ставил банки и пиявки — и волей-неволей слушал беседы посетителей, наблюдал колоритные сценки. Поэтому быт еврейского местечка (ранее входившего в черту оседлости), типажи будущих героев комедии «Товарищ Цацкин и Ко», выразительные их диалоги Поповский знал досконально. Стремясь вырваться из скудного и убогого быта, юноша уезжает сначала в Одессу, затем в Кременчуг. Оканчивает трехгодичные вечерние общеобразовательные курсы.
Сын драматурга М. А. Поповский (1922–2004), ставший историком науки, автором книг о судьбах ученых и их открытий в СССР, писал позже, что его родители «кинулись в революцию».
Симпатии будущего драматурга безраздельно отданы большевикам, в годы Гражданской войны Поповский — боец 2-й Конной армии. Благодаря своей грамотности он «проходит службу в качестве следователя Революционного военного трибунала, затем — как агитатор, позднее становится командиром боевого отряда» (см.: