– Война закончилась. Надо жить дальше. Думаю, пора сообщить тебе мою главную новость. Я уезжаю в Америку, – объявила Сельма спокойно, словно речь шла об автобусной остановке на другой стороне дороги.
Эсси подумала, что ослышалась.
– Кто уезжает в Америку?
– Когда профессор Гринвуд заболел, он написал письмо своему брату, который живет на Западном побережье, в Лос-Анджелесе. Правда, чудесное название? Лайза говорит, оно означает «город ангелов».
– Ну, ну, дальше, – подтолкнула ее Эсси, чувствуя наплывающую тошноту.
– Потом к нам в Брэдфорде приходил поверенный, он сказал, отец Лайзы оставил ей денег, а в завещании написал, чтобы она и ее компаньонка – то есть я – отправились на корабле в Нью-Йорк, а оттуда на поезде к ее дяде, Корнелиусу Грюнвальду.
– И когда все это должно случиться?
– Как только управимся со всеми делами. Нет, ты можешь представить, я поеду на пароходе в Новый Свет!
– И сколько же ты там пробудешь и кто привезет тебя обратно? Ты же не можешь путешествовать одна.
– Это мы еще не планировали. Может быть, я там найду работу. Представляешь, кинокартины ведь снимают как раз там, в том городе ангелов! Подумать только, прямо на улице вдруг встречу Мэри Пикфорд или Джона Бэрримора!
– И кто же это такие, тебе-то что до них? – фыркнула Эсси.
– Мама, ну как же ты отстала от жизни… Это же знаменитые кинозвезды!
– Никогда о таких не слышала.
– Ты должна сходить в кинотеатр в Совертуэйте.
– Это еще зачем?
– А зачем вообще развлекаться? Война закончилась. Все в прошлом, надо принять это, смириться – и жить дальше.
– Да как же ты можешь оставить все в прошлом?! Мы же потеряли всех наших мужчин, неужели ты забыла?! Твоего отца едва похоронили, да тело еще не остыло, а ты ведешь себя так, будто ничего не произошло! Я из сил выбиваюсь, чтобы платить ренту! Я-то надеялась, ты вернешься домой…
– Не волнуйся, – перебила ее Сельма, – я буду высылать тебе деньги. Я буду зарабатывать. Там будет так здорово! Мы уже читали, что сможем посмотреть в Нью-Йорке. Просто не могу поверить, что все это происходит со мной. Неужели ты в самом деле хочешь, чтобы я упустила такую возможность?
Эсси сидела, совершенно потрясенная чудовищным преображением дочери. Она-то надеялась, что Сельма вернется домой, снова втянется в деревенскую жизнь и забудет эти восемнадцать месяцев, проведенных вдали от дома. А вместо этого перед ней появилась эта легкомысленная девица, разодетая, словно кукла, и в ее головке ни одной мысли – только собственные эгоистичные планы отправиться на пару с дочкой какого-то немца на другой конец земли и глазеть там на кинозвезд. Да что ж это такое?!
– Пей-ка чай и успокойся. Ты уверена, что поступаешь правильно? Вот так броситься по первому зову какой-то молоденькой вертихвостки, которую ты едва знаешь? А ну как устанет она от твоего общества? И как же ты доберешься домой?
– Мама, ты сама отослала меня в Брэдфорд, сама убеждала, что я должна не упускать свои возможности. Вот я ими воспользовалась. Мир не ограничен нашей деревней, за ее пределами начинается совершенно новая жизнь. Послушай, я всегда буду страшно благодарна тебе и папе за то, что отправили меня тогда из дому, – мягко прибавила она, – но я не могу снова вернуться сюда. Я просто с ума тут сойду теперь. Ты справишься без меня, правда?
В эту минуту Эсси едва сдержалась – едва не рассказала ей все о том, как ей одиноко, едва не посвятила ее в историю Фрэнка, едва не проговорилась, что она пережила после того, как его расстреляли. Но стоило ей взглянуть в ясные, горящие глаза дочки, полные надежды и волнения, и она поняла, что не может испортить ей ее большое приключение.
– Трава не всегда зеленее за чужим забором, доченька. Подумай об этом. Я-то управлюсь сама. Тот господин, выкупивший кузницу, платит мне небольшую ренту, так что я продержусь. А ты отправляйся в свои путешествия, только не забывай присылать мне открыточки. Буду знать, что с тобой все хорошо, этого мне и довольно, – слукавила она, стараясь, чтобы Сельма не заметила слезы в ее глазах. – Наверное, тебе уйму дел надо переделать перед отъездом?
– О, еще как! Разные бумаги, паспорт. Мне надо забрать свидетельство о рождении, и нужно рекомендательное письмо с фотографией. Я подумала, доктор Макензи или мистер Бест могли бы подписать его. Нужно что-то серьезное. – Помолчав, она добавила: – Тетя Рут мне рассказала о Гае Кантрелле. Почему ты мне ничего не сообщила?
– Я подумала, лучше тебе не знать. А потом твой отец заболел, я и позабыла…
– А брат его вернулся домой? – перебила ее Сельма.
– О нем уже несколько лет ничего не слышно. Говорят, у них в Ватерлоо-хаусе произошла большая размолвка. А вот леди Хестер уже не такая высокомерная, как прежде.
– Это она разлучила нас с Гаем, мешала нам как только могла, – горько отозвалась Сельма. – Поделом ей!
– Может, оно и к лучшему вышло. Только вот, скажу я тебе, именно она, леди Хестер, подбрасывала Эйсе работу, когда других заказов не было. Я благодарна ей за это, и ты тоже должна испытывать благодарность. Она теперь живет одна, как и я.
– Ты точно справишься без меня? – спросила Сельма, придвигаясь поближе к матери. – Может быть, все-таки расскажешь, что тогда случилось? Отчего вся деревня ополчилась против нас?
– Это давняя история, все уже быльем поросло. Меня приглашают за лежачими ухаживать, умерших обрядить. Тут заказ, там заказ – управлюсь. Но обещай, что будешь исправно писать, иначе я стану беспокоиться!
– Обещаю, честное слово! Ты первой будешь узнавать все мои новости! – Сельма подскочила. – Я хочу теперь пойти к папе. Хочу все ему рассказать тоже. Если ты не против, я пойду одна.
Эсси сидела, бессмысленно глядя на огонь, не в силах вымолвить ни слова. Сердце ее переполняли разные чувства. Один за другим все близкие оставили ее. Когда Сельма в Брэдфорде – это одно, а когда за океаном – совсем другое. Но ее не остановить. Эсси прочла знакомое выражение решимости в ее глазах. Глаза-то у нее точно в отца – угольки горящие. Так она на него походит…
«Твои дети даются тебе лишь на время, – говорила ей как-то мать, – а потом они должны идти своим путем».
Эсси никогда не уезжала далеко от родного очага, но на минуту даже позавидовала тем возможностям, которые открылись перед Сельмой.
– Отпусти ее… Настанет день, и она найдет путь к себе. Весь порядок вещей выправится.
Кто это? Откуда прозвучали слова?
– Эйса, это ты? – Она обернулась, почти уверенная, что сейчас увидит его в дверном проеме, черные глаза так и вспыхивают. Дверь в самом деле была приоткрыта, но на пороге никого не было. И все же она чувствовала его присутствие так, словно он сидел подле нее. Ну как ей уехать отсюда, когда его душа приходит к ней здесь? Сквозь слезы она улыбнулась: – Спасибо, любовь моя, мне нужны были твои слова.
На кладбище по ту сторону площади они лежат теперь рядом. Я никогда больше не видела маму в добром самочувствии. Только когда у меня появился собственный ребенок, я поняла, какой дар она принесла мне в ту драгоценную неделю, что я провела тогда с ней.
Мы не думаем, пока молоды. Видим вокруг себя только свой мир. Не думаем, кого мы раним своими нечуткими поступками.
Я оставила родную мать, поехав за чужим ребенком. Мне хотелось приключений, путешествий, хотелось оставить в прошлом весь груз тягостных воспоминаний. Я не подумала тогда, что заставляю ее чувствовать себя брошенной, что она теряет меня так же, как уже потеряла остальных. Мне просто хотелось уехать.
Она позволила мне уехать без слова упрека, потому что любила меня и просто хотела, чтобы я была счастлива. Позволила мне уехать, чтобы я смогла обрести свободу стать самой собой. Она оберегала меня от призраков, нависших над нашим домом, спрятала от меня свое горе, одиночество и боль. Я тогда ничего не увидела, кроме обычных слез, столь привычных при расставании, и не думала о том, что, быть может, никогда больше не увижу ее здоровой и сильной.
Все тайны нашей семьи оставались надежно укрыты от меня. Если бы я знала тогда то, что знаю сейчас, оставила ли бы я когда-нибудь Вест-Шарлэнд? Жизнь моя могла стать совсем иной, и никогда не появились бы на свет все те дети и внуки, сидящие теперь рядом со мной.
Кто-то говорит: что суждено, того не миновать, оно будет кружить вокруг тебя, пока не настигнет и не свернется умиротворенным клубком. Что ж, теперь я возвращаюсь туда, с чего начала, и наконец воспоминания об этом приносят мне успокоение.
Глава 161920
Когда война закончилась, Гай подписал контракт еще на один срок. Ему совсем не хотелось возвращаться в Англию. Что ждет его там? Обман или расследование? Единственной ниточкой, которая связывала его с домом, остался доктор Мак, писавший ему забавные письма и сообщавший обо всех деревенских новостях. За эти годы они стали настоящими друзьями, и его письма с коротенькими смешными историями напоминали теперь Гаю о Сельме. Из этих-то писем он и узнал, что у нее умер отец и что на месте кузницы теперь автогараж. Что Сельма живет в Брэдфорде и не собирается возвращаться обратно. Что его собственная мать активно участвует в работе какого-то комитета и на здоровье пока особенно не жалуется. Не пора ли отправить ей открытку, намекал Мак, напоминая Гаю о заповеди «забудь и прости».
Вот уж этого не дождешься, ищи дурака! Нет, не хочет он никаких напоминаний о доме. Он по уши погрузился в новую профессию, разъезжая на пассажирских судах по всему миру. Черная работа на палубе давно в прошлом. Он научился клеить хорошеньких девушек, хлестать спиртное и не пьянеть, сорить деньгами в портах Запада и Востока. Никому он ничего не должен, ни от кого не зависит, и его это вполне устраивает.
Письма ему обычно приходили в Бостон. В тот раз они доставили в порт корабль с ранеными американскими солдатами, которые были слишком слабы, чтобы возвращаться домой. Кто-то побывал в плену, кто-то не оправился после контузии. Это была одна из самых печальных поездок, и он много времени проводил с пассажирами, которых переносили на палубу подышать свежим воздухом. За время рейса «Регины» нескольких похоронили прямо в море. Как же горько оказаться так близко от родного берега, но так и не увидеть дома! Как жестоко! Особенно поразил его один солдат-пехотинец из Пенсильвании – весь израненный, этот солдат, его звали Зак, отчаянно пытался справиться с осложнениями, но все же инфекция распространилась по всему телу.