Сельма едва не выронила поднос, когда увидела Дугласа Фербэнкса, вплывающего под руку с Мэри Пикфорд. Лайза шепнула ей, что актриса – не первая его жена, да и он не первый ее муж.
– Они часто так делают – женятся, разводятся. Одна девочка в моей школе рассказывала, что у нее сменилось уже три отчима!
Силясь держаться непринужденно, Сельма усердно прятала свою ошарашенность, а вот Джеймс, напротив, сновал туда и сюда и всячески старался обратить на себя внимание – то подправляя свою огненную гриву, то подмигивая ей через весь зал. Ей отчего-то казалось, что именно она должна убедить Грюнвальдов подыскать ему место, подсадить на первую ступеньку их лестницы, но она совершенно не представляла себе, на чем держится этот загадочный мир кино. На ее неискушенный вкус, павильоны больше походили на неряшливые сараи, скученные под коричневой дымкой смога, которая щипала глаза и застила солнце.
– Дядя Корни согласился, чтобы ты учила нас ездить верхом! – крикнула ей Лайза. – Меня и Джейми тоже!
У Сельмы ныли ноги, челюсти сводило от вымученной улыбки. Помещение было полно табачного дыма, стоял густой дух спиртного, а Джеймс без устали опрокидывал в себя недопитые бокалы.
– Так, небольшие преимущества нашей работы… Приходи и потихоньку наедайся. Дамы тут почти не притрагиваются к угощению – боятся потолстеть, а джентльмены торопятся поскорей захмелеть. Отличное местечко, а?
Сельма не была так уж в этом уверена. Лица некоторых гостей выражали откровенный голод; вместо улыбки, когда светятся и глаза, все здесь только лишь растягивали губы, обнажая зубы. На официантов рявкали или же вовсе не замечали их. Как это не похоже на праздники в ее родном Вест-Шарлэнде!
Сдержав слово, дядя Корни взял в аренду нескольких лошадей, и Сельма получила возможность показать друзьям, как подходить к животному, седлать, чистить, садиться и двигаться. Удержаться от небольшого хвастовства, конечно же, было никак невозможно, и она красовалась перед ними и без седла, и галопом.
Лайза держалась опасливо и напряженно, зато Джейми хотел попробовать все сразу и то и дело падал с лошади. Обращался с животным он довольно грубо, слышал только себя и быстро раздражался.
– Бесполезно! Ничего у меня не получается!
– Просто нужно терпение. Тебе нужно подружиться с конем, он должен научиться доверять тебе. И они чувствуют твой страх. Не торопи его, не принуждай. Просто надо потренироваться. Колдун должен научиться уважать тебя.
Иногда она оставляла их и галопом уносилась в пустыню – ноги крепко сжимают бока лошади, волосы развеваются по ветру, она полностью сливается с животным, и такие прогулки словно возвращали ее в те летние дни, когда рядом был Гай, и накатывала тоска по дому, по родным зеленым холмам.
Быть может, ей все-таки пора возвращаться в Англию, но она гнала эту мысль. Лайзе нужен рядом друг, а Джейми постепенно становился больше, чем просто друг. Они старались держаться вместе, поддерживали один другого в чужой стране.
Бедный парень был на грани отчаяния, хватался за любую работу – то барменом мелькнет в эпизоде драки в салуне, то примешается к массовке. А когда кинопроб не было, подряжался таскать камеры и съемочное оборудование. Он был на ногах с семи утра и до глубокой ночи.
Свободное время он проводил на местном боксерском ринге и в спортивном зале – или же, когда удавалось, наматывая ночью круги по дорожкам в бассейне Грюнвальдов. Отрастил волосы, будто поэт. Его идеалами были Джон Бэрримор и Ричард Дикс. Но в черно-белом кино никого не интересовала ни его рыжая копна – да будь она хоть небесно-голубой, – ни забавный акцент.
Сельма так гордилась усилиями, которые он прикладывает, чтобы пробиться, и вот уже несколько недель наблюдала, как он, все-таки укротив свое нетерпение, научился ездить так хорошо, что ему даже удавалось обогнать ее, когда они скакали наперегонки вдоль берега моря.
Как-то вечером, накатавшись, они валялись рядом на песке.
– Ты когда-нибудь вспоминаешь дом, Джейми? – шепотом спросила она. – Шотландию, семью?
– Это еще зачем? – дернулся он.
– Ну как же… Ведь твои родители… – начала она, но он прикрыл пальцем ее губы.
– Да о чем там скучать? Папаша то и дело хватался за ремень, а его женушка принималась биться головой об стенку, чуть только Патрик Тисл промажет в своем футболе. Не сладко мне с ними пришлось, но я смог вырваться – в армию, на сцену… Когда начинаешь играть в спектаклях, другим человеком становишься. Я, например, могу и голос менять, и вообще превращаться в кого пожелаю. Когда я стану знаменитым, у меня будет дом не хуже, чем у вашей Перл, и никакого вам больше прислуживания за столом… Совсем другая жизнь будет – яхты, лошади… Вот увидишь.
– А я вот хотела бы знать, как мне быть дальше, – призналась она. – Моя жизнь здесь зависит не от меня. В один прекрасный день Лайза больше не захочет, чтобы я присматривала за ней, а Перл и так то и дело намекает, что я злоупотребляю их гостеприимством.
– Не беспокойся об этом слишком сильно. Все уладится. Иди ко мне и лучше поцелуй меня… Сельма, мы вместе, и нам всегда будет хорошо.
Они целовались, нежно прижавшись друг к другу, а с неба на них глядели звезды. Это была самая романтическая ночь в ее жизни. Она чувствовала себя так легко, так надежно – Джейми много где бывает и, уж конечно, не будет против, если она хвостиком увяжется за ним. Она лежала в его объятиях, и ее переполняло чувство блаженного покоя. Вместе они что угодно одолеют, вместе они смогут построить его будущее.
В юности любовь слепа и не видит расставленных страстью ловушек, заманивает тебя в темные аллеи, подкрадывается мягко, по-кошачьи, – а потом выпускает когти. Любовь слепа и видит только новую головокружительную встречу, поцелуй, объятие, новое обещание, что чувство будет длиться вечно.
Мы с Джейми вскоре стали любовниками. На этот раз никакая скромность меня не сдерживала. Некому было остановить меня, никому не было дела до того, где я пропадаю ночами, когда я тайком выскальзывала на свидания под яркими звездами.
Ах, эти сумасшедшие ночи, когда страстные поцелуи сменялись безоглядной любовью, мы улучали каждую минуту в перерывах между съемками и работой. Как же мало я знала тогда о мире кино – мире, полном неопределенности; мире, кишащем неустроенными актерами, живущими в постоянном страхе, что на их место выберут более свежее личико, в страхе, что о них забудут; мире скучающих жен, ищущих свежую плоть развлечения ради.
Мы были наивными чужестранцами, но Джейми быстро учился тому, что оставалось скрытым от меня, – учился правилам этой коварной игры. Мне надо было родиться сестрой ему, а не женой. Но когда я поняла это, было уже слишком поздно что-то менять – я ждала ребенка.
Эсси глядела на фотографию в расстройстве и недоумении. Нет, не могу поверить, Сельма взяла да и вышла замуж! Да как же так? Да о чем она вообще думала, выйти за шотландца, да актера притом! Только взгляните на них – ни пенни за душой, а разоделись-то в пух и прах! Нет, лучше присесть, что-то голова кружится.
Сегодня они чистили серебро и медь. Мэгги, судомойка, сидевшая напротив, вздохнула, глядя на фотографию:
– Он такой красивый!..
– Не тот хорош, кто лицом пригож. Ну-ка, натирай кастрюлю, не отвлекайся.
Перебравшись в Ватерлоо, она пришла в ужас, увидев, как запущен дом: всюду пыль, медные ручки на дверях и каминные решетки потемнели, шторы грязные. Каждую комнату надо перетряхнуть снизу доверху. А леди Хестер и не видит ничего. Новые очки ей пора заказать. Да тут не один месяц нужен, чтобы привести все в порядок. И почему богатые господа не ценят того, что у них есть?
– А он тоже «звезда»? Ну, муж Сельмы? – спросила Мэгги.
– Вряд ли. У него была какая-то маленькая роль в фильме про Дикий Запад. А теперь они собираются дальше на юг, съемки будут в пустыне, и Сельма отправляется с ним.
– Ах, какое платье! Настоящие кружева! А сад полон цветов… Представляете, если бы кто-то из наших решил справлять свадьбу в саду?
Эсси фыркнула. Нет уж, не собирается она рассказывать Мэгги, что Джеймс Барр еще и католик, и потому у них даже не было настоящего венчания. Ну почему они не могли подождать? Вернулись бы домой и сделали бы все по-человечески. Ах, ну да, чем же эти нищие заплатят за билеты до Англии?
А красивая они все-таки пара… Сельма просто светится за своим необъятным букетом роз. Лайза была подружкой невесты – в платье с цветочками, рукава крылышками.
Как же ей не хватает дочери… Как хочется быть там, рядом с ней, но остается радоваться тому, что есть: купить хорошенькую рамку и хвастаться фотографией. В глубине души ей очень хотелось вместе с ними погрузиться во все предсвадебные приготовления, волнующую суету, примерить на себя жениха. Но что толку теперь огорчаться. Дело сделано.
Может, когда-нибудь они все-таки приедут домой, и она сможет посмотреть на него, оценить его.
Жизнь в Ватерлоо-хаусе оказалась лучше, чем она думала. У нее была собственная спальня и гостиная на верхнем этаже, из окна видна деревня, и дальше поблескивает русло Риджа. Да уж, на любую погоду вид, улыбнулась она, выглянув в окно и наблюдая, как дым из труб, ползущий над домами, указывает, куда дует ветер.
Иногда, когда она готовила ужин, леди Хестер спускалась к ней на кухню, и они вместе пили чай. За чопорной оболочкой оказалась вполне живая женщина, охотно делившаяся с ней разными суждениями. С какой тоской говорила она о тех днях, когда мальчики были с ней рядом. Точно такую же тоску испытывала и Эсси.
Хестер, как и обещала, настояла на своем и вернула Эсси в Женский институт. Среди знакомых лиц тут мелькали и новые, чьи-то выступления были очень интересны. Настораживало, что некоторые поговаривали о новой войне – дескать, пора бы нам обратить внимание на нынешние события в Германии.
И тогда Эсси думала об Энгусе – тот совсем не писал домой, а Хестер жадно ловила новости. Что такое между ними произошло, Эсси не знала и никогда не решилась бы спросить эту гордую женщину. Сначала ходили слухи, что он спился, потом – что уехал в Австралию на поиски золота, что он угодил в тюрьму или еще похуже. Комнаты мальчиков она держала так, словно они в любую минуту могут вернуться домой: кровати проветрены, полы натерты, одежда выстирана.