тослал свои записи в одну парижскую студию и надеется…
Арман видит только лицо Аннет, оно то появляется, то исчезает, стоит гирлянде мигнуть. Дурацкие лампочки!
Все садятся за стол.
Арман зажигает большой свет, не обращая внимания на ворчание Эжени. Аннет поднимается по лестнице и возвращается с кучей свечей, расставляет их и зажигает, чиркая спичками, после чего выключает свет.
– Чудесно, любимая, – ласкающим тоном произносит Ален.
Получилось и правда чудесно. Арман открывает для себя совсем другую комнату – впервые за двадцать лет. Она изменилась – как и его жизнь – в одночасье.
Аннет не ест ни устриц, ни фуа-гра, зато мальчики уплетают за обе щеки, Арман в третий раз доливает себе вина. Эжени бросает на него непонимающий взгляд, и он наливает еще. Молодежь обсуждает свадьбу, назначенную на февраль.
Наступил час раздачи подарков.
Сандрин протягивает Эжени золотистый пакет:
– От нас с Аннет.
Эжени не без труда развязывает ленточку, издает странные звуки при виде шарфа от Hermès. Она понятия не имеет, как это носят, и смотрит на шелковую штучку, как на новорожденного, и, вместо того чтобы накинуть его на плечи, бережно убирает в коробку. Потом Аннет поворачивается к Арману и произносит на одном дыхании:
– А это от меня.
– Спасибо.
Он краснеет, как девчонка. Аннет подарила ему коробку с фильмами Дэвида Лина[55]. «Короткая встреча», «Большие надежды», «Лето», «Доктор Живаго», «Дочь Райана», «Лоуренс Аравийский», «Страстная дружба», «Этот счастливый народ».
Арман целует Аннет в щеку, и его пробирает дрожь, так бывает, когда заболеваешь гриппом.
Близнецы гуляют по дому в цилиндрах, Ален изображает Жан-Поля Бельмондо в «Великолепном»[56]. Сандрин и Аннет хохочут, нацепив камеи. Аннет не знает, кто такой Бельмондо.
26-го утром она уезжает. Одна. Возвращается в Швецию, чтобы отпраздновать Новый год с семьей. Она не хочет, чтобы Ален расставался с родителями, и едет в аэропорт одна. На такси. Они целуются перед домом.
Арман наблюдает за ней, как вор – каковым он, по сути дела, стал, – и думает, что никогда больше ее не увидит. Он в этом уверен. Она не вернется во Францию. У Франции нет монополии на младенца Иисуса. Она промелькнула на их горизонте, как комета. Она никогда не выйдет замуж за Алена. Будет выдувать свои витражи в другой стране. Витражи есть везде. Она кого-нибудь встретит, в этом не может быть никаких сомнений. По глазам видно. Сандрин иначе смотрит на Кристиана.
Нет, она не вернется. Никогда.
2 января нового года, в четыре утра, он пойдет на смену на свой завод и со временем забудет.
Глава 52
Патрик и Жо приехали за мной в аэропорт Сент-Экзюпери. Странно, но я была почти разочарована, не увидев Я-уже-и-не-помню-как в клетчатой куртке смазанных тонов.
Я не могу ничего им рассказать. Все, что сказал Магнус, останется тайной. Он говорил, Кристель переводила, а я как будто слышала слова Аннет. Те, что она, вернувшись в Швецию, как-то раз вечером доверила ему, взяв с него слово молчать.
Старики внушили мне две непреложные истины, которые повторяют из года в год все наши постояльцы.
«Жизнь быстротечна, так что пользуйся каждым днем…»
«Никогда не делись секретом. Ни с братом, ни с ребенком, ни с отцом, ни с лучшей подругой, ни с незнакомцем. Никогда…»
Я дарю им два пакета «Дайма»[57] и придумываю невероятную отмазку: бабушки и дедушки Жюля не оказалось дома. Соседи по площадке – к счастью, они говорили по-французски – сообщили, что Магнус и Ада два года назад переехали в Канаду.
«Ну и слава богу! – говорит Жо. – Ты и так слишком глубоко внедрилась в эту историю».
Мои родители погибли в автомобильной аварии, случилось ужасное несчастье, но оно уже случилось, а когда тебе двадцать один год, ты думаешь о будущем, и только о нем.
Патрик слушает и кивает, как игрушечная собачка над задним сиденьем машины. Больше всего в этой паре мне нравится их любовь.
Мне стыдно, что я соврала, но что было делать? Я не могу предать Аннет. Не уверена, что она «покоится с миром», так зачем донимать ее лишний раз?
Веки у меня отяжелели, ужасно хочется спать. Вспоминаю улицы Стокгольма, замерзшие каналы, рождественские украшения в витринах, мужчин, пьющих пиво, снег. Аромат булларов[58], смоченных в чае, в доме Магнуса и Ады. Их прекрасные лица, их слезы, их мольбы уговорить Жюля написать им, увидеться, простить. Кристель в бутылочно-зеленой шапочке переводит и повторяет: «Вы – наша единственная надежда на примирение с Жюлем!»
– Жюжю, Жюжю, просыпайся!
Я спала и видела сон. Жюль женился. Я несла шлейф невесты, не видя ее лица, потом она повернулась и оказалась Джанет Гейнор.
Мы приехали. Патрик поставил машину у дома дедули с бабулей. На часах было всего 17:30, но уже стемнело. Свет горел на кухне и в комнате Жюля. Завтра нужно будет купить всем подарки – до Рождества осталось два дня.
Не хочу идти в дом одна и сонным голосом предлагаю Жо и Патрику выпить по стаканчику. Они, увы, не могут, потому что у Жо через час начинается дежурство.
– Мне надо тебе что-то сказать, Жюстин…
Вид у Жо ужасно серьезный. У Патрика тоже. Они всегда выступают хором.
– В чем дело?
– Элен Эль прошлой ночью была доставлена в отделение неотложной помощи.
Глава 53
30 марта 1947 года, в час ночи, Эдна родила девочку. Ребенок шел спинкой, поэтому роды продлились семьдесят два часа. Симон/Люсьен все время держал ее за руку, она кусалась, ругалась, орала, рыдала, умоляла убить ее, а услышав первый крик младенца, лишилась чувств. Силы закончились.
Открыв глаза, она увидела Симона/Люсьена с дочкой на руках у своей кровати. Он смотрел на лицо крошки и как будто искал след, отпечаток, что-то знакомое. Люсьен не улыбался дочери, он вопрошал взглядом.
– Как ты хочешь ее назвать, Симон? – спросила Эдна.
Он ответил мгновенно, не раздумывая:
– Роза.
– Почему?
– Это мой любимый запах. Я помню. Самый любимый.
Девять месяцев спустя они переехали в Аберврак[59], на улицу Дорога Ангелов. Море там бешеное и по много раз в день сметает все со своего пути, солнце и дождь то и дело сменяют друг друга, в умах происходит смятение, и люди бегут прятаться в укрытие.
Именно этого Эдна и хотела. Укрытия. Чтобы никаких знакомых лиц. Или человека, который, как и она, получил письмо с карандашным портретом Люсьена Перрена.
Симон/Люсьен получил работу на консервном заводе, Эдна стала школьной медсестрой, сознательно отдалившись от всех медицинских учреждений. Из-за портрета.
К дочери Эдна питает то же безумное чувство, что и к мужу, понимая, что украла ребенка у другой женщины. Если приходится вставать ночью, чтобы укачать девочку, она обвиняет себя, думает, что малышка зовет свою настоящую мать. Иногда Роза продолжает плакать даже на руках у Эдны, нежные слова и ласки не действуют, и женщине хочется выбросить ее в окно, бросить под поезд или запечатать в конверт и надписать адрес: Милли, Церковная площадь, Кафе папаши Луи.
Раньше Эдне жилось лучше. Она любила двух человек: Симона и призрак Люсьена, а после рождения Розы ей все время кажется, что Элен приближается к ним семимильными шагами.
Она хотела бы уехать еще дальше. Может быть, за границу. Пока они во Франции, им грозит опасность. Ей в голову все чаще приходит мысль об Америке. Там все возможно. Там живут нелегалы, чужаки, узурпаторы – такие, как она. Возможно, мужчина, которого она любит, излечится, выучив новый язык. Сейчас он постепенно, но неуклонно погружается в безмолвную депрессию. Часами ищет прошлое в пустой голове. Читает и перечитывает романы, которые, как ему кажется, когда-то уже читал. До ранения. Читает и вопрошает стены: где и когда? – а в ответ тишина, даже эхо покинуло его. Он идет спать, неся «дырявую» голову, как тяжелую ношу. Развеселить его, заставить смеяться способна только Роза. Он смеется по-настоящему, громко, от всей души, где еще хранится крохотный запас радости.
Иногда Эдна спрашивает себя, может ли влюбленный мужчина в точности воспроизвести свою единственную с другой женщиной. Ей кажется, что подрастающая Роза время от времени становится похожа на Элен. Это безумие внедрилось в ее кровь, как новый резус-фактор. Со дня рождения дочери она сторицей платит за свою ложь. Ее душа не знает покоя. В ночных кошмарах она видит Элен за стойкой, вспоминает ее рассеянный взгляд. Проснувшись, Эдна не знает. Не хочет знать. Не хочет помнить. Она открывает окна, и ветер с моря уносит тяжкие мысли, цепляющиеся за шторы в спальне, где они с Симоном больше не занимаются любовью.
Глава 54
Элен в коме. Ее рот и нос скрыты за сложным переплетением трубок, подсоединенных к аппарату искусственного дыхания. В вены на левой руке и ладони воткнуты иглы капельниц, закачивающих в кровь препараты. В это мгновение я жалею, что не выучилась на врача и не могу спасти ей жизнь.
Роза гладит ее по руке. Рядом стоит незнакомая мне женщина, она без халата, значит, не работает в «Гортензиях». Роман сидит у противоположной стены, и взгляд у него потерянный. Когда я постучала в дверь, именно он ответил: «Войдите…»
Роза произносит мое имя: «Жюстин…»
Незнакомка улыбается. Роман подходит и целует меня. Впервые. У него холодные щеки. Можно подумать, с улицы пришел он, а не я.
– Я рада, что вы здесь! А мне сказали, вы в отпуске…
Роман вмешивается, и я не успеваю ответить.
– Жюстин, это моя жена Клотильда. Это Жюстин, Кло, та самая молодая женщина, о которой я часто тебе рассказываю. Она заботится об Элен в доме престарелых.
Клотильда опять улыбается. Я вежливо здороваюсь, хотя хочу заорать: «Как можно жить с таким безобразным именем?!» Она – само совершенство, как я и думала. Вроде рекламного постера Грейс Келли.