Никто не захотел рисковать, и Элен так и не узнала, почему никто не захотел купить ее бистро. Можно было подумать, что объявление осталось невидимым. Она трижды меняла табличку – из-за непогоды и по вине недоброжелателей, просто-напросто срывавших ее.
В начале 1953-го Элен попросила Клода написать слово «Продается» на стекле входной двери, но и это ничего не изменило.
Сначала Клод написал «До пятницы»[63], зная, что Элен не заметит. Потом его замучила совесть, и он стер последний слог скипидаром.
– Уже полночь, Жюстин. Пора на выход.
Голос дедули возвращает меня к действительности.
Я целую Элен и закрываю синюю тетрадь. Не знаю, слышит ли она, как я «читаю ее жизнь».
Роман, Клотильда и Роза ждут в коридоре. Я представляю им дедулю.
– Джанет Гейнор получила «Оскар» в номинации «Лучшая женская роль» в 1929 году за фильмы «Седьмое небо», «Уличный ангел» и «Восход солнца». Раньше актрису можно было награждать за несколько ролей сразу.
Я бы предпочла услышать: «Я люблю вас, Жюстин, а Клотильды никогда в помине не существовало. Это была дурацкая шутка. В палате не Элен, а ее двойник. Элен ушла в турпоход по Непалу».
Насчет «Оскаров» Джанет Гейнор я уже и сама все выяснила и даже узнала, что художники студии Уолта Диснея вдохновлялись ее лицом, когда рисовали Белоснежку, но ему я про это, конечно же, не сообщаю. Говорю только:
– До свидания.
Час ночи. Падает легкий тихий снег, небо словно решило отдать дань уважения Джанет. Дворники скрипят по стеклу. Дедуля едет со скоростью два километра в час.
– Ты сама написала то, что читала мадам Эль?
– Да.
– Мне понравилось.
– Спасибо.
Мне хочется сказать дедуле, что я пишу для внука мадам Эль, в которого влюбилась по уши. Я бы с радостью призналась Арману, что побывала в Швеции и Магнус открылся мне. Меня так и подмывает сообщить, что на крыше «Гортензий» живет чайка, а я сплю с Я-уж-и-не-помню-как, что однажды вернулась домой раньше обычного и увидела бабулю в комбинезоне сантехника. Мне ужасно хочется поделиться с ним радостью – пусть узнает, что Жо и Патрик по-настоящему влюблены друг в друга, но вместо всего этого я притворяюсь спящей.
За закрытыми веками лица Клотильды и Элен смешиваются воедино. Время от времени открываю глаза и смотрю на профиль дедули, который становится виден в свете фонарей, когда мы проезжаем какую-нибудь деревню или фонарный столб. Я думаю лишь о Романе, который – увы – женат, и об Элен, к которой Смерть подошла совсем близко. О пустыне, которая ждет меня за следующим поворотом. А он? О чем думает мой дедуля? Человек, никогда ничего не говорящий. О том, что она все-таки вернулась?
Аннет вернулась, чтобы выйти замуж за Алена Нежа в субботу, 13 февраля 1985 года, в 15:00, в церкви Милли. Ее белокурую голову украшали белые цветы, и Арман видел только этот белый венок. Он не замечал ни красоты Сандрин, стоявшей рядом с Кристианом, ни того, как Магнус вел трепещущую Аннет к алтарю, он не слышал, как молодые говорили друг другу «да», не обратил внимания на Эжени, утиравшую слезы, до его слуха не донеслись даже звуки Imagine Джона Леннона, грянувшие после обмена кольцами. Арман провел день на поле белых цветов, украсивших волосы молодой женщины.
Покинув церковь, он вряд ли сумел бы ответить на вопрос, пешком они шли домой или ехали на машине, было холодно или очень холодно для февраля, гудели машины, чтобы поприветствовать новобрачных, или нет. Женихи были в одинаковых костюмах, хоть Арман и ненавидел эту заведенную в детстве манеру. 13 февраля 1985 года он не обратил внимания на такую мелочь.
За праздничным столом их было пятнадцать: Арман, Эжени, Кристиан, Сандрин, ее мать, Ален, Аннет, ее родители, Магнус и Ада, брат Аннет и несколько друзей молодоженов.
Эжени попросила Армана передвинуть мебель и накрыла стол белой скатертью. Арман кивал, Арман качал головой, Арман улыбался, Арман разливал шампанское… Или это было другое вино? Гвоздем программы был кускус из морепродуктов, к приготовлению которого Эжени приступила накануне и полночи колдовала над крупой, как научила ее подруга Фатиха.
Магнус сделал несколько снимков «инстаматиком»[64] Кристиана. Потом они танцевали. Сначала старики – не такие и старые, потом молодые – уже совсем не молодые. Кристиан и Ален снимали свою свадьбу на видео, эти кассеты Жюль хранит в ящиках своего письменного стола.
Когда «старики» снова расселись по местам, Ален поставил 9-й альбом Принса Роджерса Нельсона Sign o’ the Times[65].
В конце гости ели фирменный торт, который Аннет и Сандрин разрезали вместе. Верхний корж украшали четыре пластмассовые фигурки новобрачных. Аннет взяла одну пару и слизала крем и карамель с нижней части.
Ближе к вечеру захмелевшие новоиспеченные мужья поднялись в свои комнаты отдохнуть, а их жены остались с гостями. Эжени вернулась на кухню – варить «большой» луковый суп, Ада и Магнус ей помогали. Аннет поставила Angie «Роллинг Стоунз» и пригласила Армана танцевать.
Обнимая ее, он думал: «Я исчезаю. Некоторые люди уходят, исчезают – неожиданно, без предупреждения. Я видел передачу про это». Ее маленькая ручка трепыхалась в его ладони, как воробышек, он разогнул пальцы, и птичка улетела. Песня закончилась.
Цветочный венок упал на пол, и Арман его подобрал.
Аннет плакала и смеялась, она вытирала нос, всхлипывала, что-то лепетала по-шведски, а ему казалось, что он в жизни не видел ничего красивее ее соплей! Из кухни появился Магнус, взял дочь за руку, погладил ее по щеке, и она надолго закрылась в ванной. Никто, кроме Армана, этого не заметил, все подумали, что она присоединилась к мужу.
Когда разлили суп и Ален начал рассказывать уморительные истории, смешившие гостей, и больше всего его брата, Арман пошел в туалет. Аннет как раз покинула свое временное убежище, оставив за собой кучу смятых бумажных носовых платков в корзинке для мусора и растерзанные рекламные журнальчики, промокшие от слез. Арман забрал все, чтобы унести с собой печаль Аннет.
Он довольно долго стоял рядом с унитазом, ему не хотелось покидать «убежище» в два квадратных метра, где она провела целый час.
Он расстегнул брюки и устроился на хранившем тепло ее тела сиденье, изумился жару, который она оставила за собой, и заплакал.
Глава 55
Сегодня с утра зарядил дождь. У Элен от слез и тоски опухли глаза. Холодно. Она кутается в шаль, подбрасывает дров в печку и в 06:30 открывает кафе. Смотрит на табличку «Продается». Краска вылиняла, а покупателей как не было, так и нет.
Элен машинально бросает взгляд на небо, но ждет не Люсьена, а чайку.
Бодлер приходит первым, как и каждое утро. Годы согнули его спину, на ходу он смотрит вниз и неустанно декламирует стихи, словно считывает слова с земли.
В семь утра рабочие текстильного завода приходят молча выпить кофе. В полдень, во время перерыва, они вернутся и будут что-то обсуждать.
В восемь все уходят.
В девять появляются пенсионеры – те, что играют в карты у печки и покидают насиженные места в 11:30, раньше, чем появится первая «команда» мужчин.
Элен включает большой транзистор рядом с кофейным автоматом, с которого улыбается Джанет Гейнор. Она по привычке ищет взглядом Волчицу и с горечью вспоминает, что та умерла вчера вечером, сразу после закрытия, как будто ждала этого момента, чтобы не причинить хозяйке неудобство. Элен выбрасывает ее миску для воды, чувствуя, что потеряла молчаливую младшую сестру. Ей плохо и очень больно.
Она слышит, что пришел десятичасовой поезд. До вокзала от кафе пять минут тихим ходом. Транзитные пассажиры – единственные случайные посетители, они иногда заходят погреться в ожидании пересадки. Этим утром их пятеро.
Они входят одновременно с Клодом, он интересуется у Элен, все ли в порядке, и она кивает: «Проморгаюсь… и буду в порядке». Прошлой ночью именно Клод похоронил Волчицу. Теперь, раз он на месте, Элен может уйти в чулан и сесть за швейную машинку.
В полдень она возвращается, чтобы помочь ему во время «аншлага». В это время люди пересекаются, как на вокзальном перроне. Кто-то только пришел, другие отправляются по делам. Пенсионеров ждет обед, фермеры, каменщики и курьеры отдыхают, у них перерыв.
В этот момент Элен обычно открывает настежь двери, чтобы выветрился запах табачного дыма, напоминающий ей тот день, когда немцы убили Симона и увели Люсьена.
Симон, милый крестный Люсьена. Теперь Люсьен прячется за ним. Почему он назвался Симоном?
Элен сохранила его скрипку, шляпу и ноты – на случай, если кто-нибудь придет за вещами Симона. Они лежат на стеллаже в комнате, которая служит ей ателье. Иногда она пытается сыграть несколько нот, скрипя смычком по струнам. Звуки, которые она извлекает из инструмента, напоминают крики дикого животного, попавшего в капкан.
Она часто вспоминает улыбку Симона, иногда – надпись у него на лбу. Ей хочется удержать при себе воспоминание об улыбке Симона. Она так и не узнала, где его похоронили, после того как убили. Говорили разное: за церковью, на лугу, где в 1949-м нашли много останков, рядом с тогдашним немецким штабом, там, куда она ездила на велосипеде, в канаве на дороге, проходящей ниже Милли, где, по слухам, немецкие офицеры посыпали трупы негашеной известью, прежде чем закопать их. Элен хотела бы отвезти тело в Польшу и похоронить среди своих.
Поезд 13:07 втягивается под крышу вокзала. Дождь прекратился, солнце освещает фасад кафе.
Элен уже собралась уйти в подсобку и закончить сложный пиджак, но посетительница задерживает ее просьбой укоротить штанину брюк мужа – у него одна нога короче другой. Женщины все чаще заходят в кафе, не только в воскресенье и не только молодые. В первые годы они прибегали к услугам Элен только в выходной, после мессы, но все изменилось, отношения стали дружескими, дамы любят посидеть в кафе, выпить по стаканчику.