[77].
Алина стала мне второй матерью, хотя своих детей у нее не было, не знаю почему, а мои родители не имели времени заниматься четырьмя отпрысками. У тети я становился единственным и неповторимым.
Сына дяди от первого брака звали Адриен, и он был на двадцать лет старше меня. Я тогда не понимал, что он ровесник тети Алины, в детстве все взрослые кажутся стариками.
Я проводил почти все время в горах и никогда не работал на ферме, только сено в сарай убирал в конце лета. Его набрасывали на простыню, завязывали четыре угла вместе и заносили внутрь, вдыхая потрясающий аромат травы.
Алина была ангел чистой воды. Я помню, что от нее пахло сосновой хвоей, горящей в печке.
Я всю жизнь благословляю день, когда сломал руку.
Глава 76
22:00.
Арман только что вернулся в морг вместе с жандармами. Он сделал вид, что опознал тела, повернулся спиной к коронеру и закрыл глаза.
Произнес: «Это они…» – хотя узнал только ботинки Алена.
Арман ничего не сказал Эжени, и по его молчанию она поняла, что это они, что все кончено, что они мертвы. Все четверо.
Эжени Мартен, в замужестве Неж, лежит на диване, свернувшись в клубок, и молчит. Она не способна оплакивать сыновей, выть, биться головой о стены, падать в обморок, умереть. У нее в мозгу осталась одна-единственная мысль, она сжирает, парализует, мешает ей проживать свой траур: Эжени спрашивает себя, не перепутала ли она машины.
Она снова мысленно повторяет свои действия того дня. Вышла на темную студеную улицу в домашнем халате с домкратом в руке. Пристроилась у машины, сняла колесо, достала из кармана «экономку», поскребла тормозные шланги, все еще чувствуя аромат невестки, которым пропахли пальцы мужа.
Что, если ненависть и излишняя поспешность заставили ее совершить роковую ошибку, спутать две черные машины, «Пежо-206» и «Рено Клио»? Нет, это совпадение, чудовищное, невозможное! Она повредила «Пежо», а они разбились на «Рено».
Это случилось. Несчастный случай. И все-таки она не совсем уверена в своих тогдашних действиях. «Пежо»? «Рено»? Нужно выйти на улицу, присесть на корточки и вспомнить все точно. Ей этого будет достаточно.
Кристиан с Аленом никогда не парковались на чужом месте. Никогда. Места для них – святое. У каждого есть свое – на вешалке, за кухонным столом, за большим столом в столовой, на диване в гостиной, в кровати и в гараже. У каждого из двоих свое место.
Ну зачем Марсель припарковался на месте близнецов? На том самом, которое они занимают с того дня, как получили права?! Почему сломалась стиральная машина? Почему Аннет не поднялась на гору Шаван, чтобы повидаться с Марией-Магдалиной?
Этого бы хватило…
23:00. Они умерли. Все четверо. Достать семейную книжку[78], прислониться лбом к стеклу, вглядеться в ночь, оказаться в ночи, прилипнуть ногами к батарее, обжечь яйца, жгучие слезы текут по лицу, рубашка пропиталась запахом морга, голова ледяная, он видит, как она выходит на улицу, оцепеневшая, раздавленная, Эжени, похожая на разбитую в лепешку машину, идет, пошатываясь, готовая вмазаться в дерево, Эжени, обезумевшая от печали, теряющая зрение, нет, невозможно, невозможно, силуэт жены на тротуаре, нет, как воровка, наследование, гробы, таблички. Похороны, жена на улице, сожаления, бледный свет фонаря на волосах, похоронщики, мэрия, объявление в газету, завтра утром, взаимная, банк, закрытие счетов, галлюцинация, страховка, лицом к машине, жена стоит лицом к машине, долго, призрак, погребение, смена адреса, она садится на корточки, что-то ищет, бесчеловечно, снимает резким движением колпак с колеса, песни, религиозная церемония, гайки, крутит домкрат по часовой стрелке, его жена как мужчина, белокурая прядь, Государственное казначейство, подъем машины, его машина, моя машина, колесо в руках, его жена, моя жена, колесо, больше не двигается, отключить счетчики, поставить в известность компании, доставляющие воду, газ, электричество, она, на коленях, оборачивается, поднимает лицо к окну спальни, соболезнования, смотрит на меня, бесчеловечно, ее взгляд, бесчеловечно, приговоренная к казни. Витражи, кожа Аннет, это они, ботинки, крутит против часовой стрелки, усопшие, возвращается в дом, тела увозят, его жена на улице, рубрика «Некрологи», теперь она снова в доме, вернулась в дом, колесо, поставить на место колесо, прежде чем возвращаться, свидетельства о смерти, задекларировать доходы умерших за этот год до момента гибели, сжечь два фруктовых дерева, почему его жена, почему Эжени на улице, на коленях перед машиной, машина, моя машина, колесо, проколотое утром, этим утром Марсель, стиральная машина сломалась.
Глава 77
Я из тех, кто остается. Тех, кто не планирует уехать. Другие, мои одноклассники и одноклассницы, которые вернутся раз в год в нашу дыру, чтобы навестить родителей, при встрече со мной на улице скажут: «Ты не меняешься, Жюстин…»
Я из тех, на кого прожитые годы не оказывают никакого влияния, из тех, кто чем-то похож на статуи на площадях рядом с церковью или мэрией, чьи лица кажутся знакомыми, а имена нами забыты.
Из тех, кто бережет дом своего детства, чтобы однажды приспособить его для взрослой жизни.
Я никогда не уеду из Милли, чтобы жить где-нибудь еще.
Я никогда не буду жить слишком далеко от бабушки с дедушкой и могилы родителей.
Раз в неделю я всегда укладываю бабуле волосы. Когда я касаюсь ее головы расческой, стараюсь не думать об истоках беды.
Дедуля сидит рядом. Смотрит на нас, читает «Пари Матч», иногда комментирует, чего никогда не делал прежде. До того как мы оказались вдвоем в его машине в канун Нового года. До его слов «она меня любила».
Я больше ни разу не заговаривала с ним об Аннет. И не заговорю. Я никогда не напоминала бабуле о дне 6 октября. И не напомню.
Я сама себе напоминаю ребенка, узнавшего, что один из его родителей – военный преступник, и хранящего молчание. Хранить молчание ради Жюля.
Жюля, сдавшего бакалавриатский экзамен без статуса. 27 августа прошлого года он уехал жить в Париж. Сначала, когда я проходила мимо двери его комнаты, мне чудилось, что он умер, но теперь я почти привыкла. Жюль никогда не вернется в Милли, разве что на Рождество, Пасху или 15 августа.
Во время каникул Жюль поедет на Сардинию. Я так решила.
Прошлым летом мы были вместе, когда я впервые вставила ключ в замочную скважину моего собственного сардинского дома. Он держал меня за руку, а я заливалась слезами радости. Плакала впервые в жизни и даже море не могла разглядеть через оконное стекло.
Жюль влюбился в жителей Мураверы, и больше всего ему понравились брюнетки. Остров так прекрасен, что напоминает другую планету. А море там называется Тирренским.
У дома есть общая стена с соседним, в котором живут Сильвана и Арна, вдовеющие сестры, напоминающие бабушку Милену Агус, автора «Каменной болезни». У них совершенно седые длинные вьющиеся волосы.
Когда Жюль на острове, Сильвана и Арна заботятся о нем. Кормят икрой тунца и лепешками. Жюль – сын, которого у них никогда не было. Он – дитя многих людей. Все еще считает, что живет на наследство дяди Алена, улыбающегося с групповой фотографии на надгробной плите. Я хочу оставить его в счастливом неведении, потому что верующие сильнее других людей. Во всяком случае, так утверждает кюре, посещающий «Гортензии».
После свидания на вокзале Роман прислал мне открытку. Принес ее Старски, и я сразу поняла, что мерзавец ее прочел. Его взгляд коснулся слов Романа, и я восприняла это как изнасилование.
Милая моя Жюстин!
Все время думаю о вас после Корсики.
Синюю тетрадь прочел и перечел. Храню, завернув в свитер.
Прочти я ее раньше, подарил бы вам не дом, а империю птиц.
С нежностью,
Я выучила письмо наизусть. 57 слогов, 91 согласная, 66 гласных. Я приколола ее к стене под окном моего дома на Муравере. Чтобы отворить другое окно.
Я часто думаю про Элен, Люсьена и чайку. Мне их не хватает. Я скучаю по их истории любви. Иногда говорю себе, что Роман отдал мне дом, чтобы я увидела, как они плавают.
В «Гортензиях» мы одержали победу: теперь у нас живет маленький песик-дворняжка со смешной кличкой Тити. Он весит пять кило, взят из приюта Общества защиты животных, все постояльцы от него без ума, я – в первую очередь.
Тити изменил жизнь Ивана Жеана, постояльца комнаты № 19. Теперь он думает об одном – как бы выгулять Тити в парке. Собаки, они ведь как хорошая погода, всем поднимают настроение.
Ворон снова свирепствует. На прошлой неделе из комнаты № 29 были сделаны три звонка. Весь персонал под наблюдением, но интересует происшествие только Старски и Хатча. У газетчиков и телевизионщиков появились другие сюжеты. О стариках говорят в сильную жару, потом о них забывают.
Старски и Хатч скоро выйдут в отставку, их служба вот-вот закроется. Все архивы уже передали в Макон, там же оказались документы о расследовании аварии, в которой погибли мои родители.
Возможно, через несколько лет и Старски с Хатчем станут обитателями «Гортензий». Интересно, Ворон, которого они, конечно же, никогда не задержат, позвонит их родственникам, если те забудут о воскресных посещениях?
Я в конце концов сдалась и показала ладонь Жо. Однажды вечером, когда мы с Марией ужинали у нее. Патрик отсутствовал. Мы прилично выпили, я протянула руку и услышала, что у меня будет чу́дная жизнь и двое детей. Мальчик и девочка.
Один шанс из двух на то, чтобы не стать «забытой по воскресеньям».