Пятно подстерегало сетуньца между третьим и вторым этажами – в падающих на фасад солнечных лучах оно совершенно терялось. Седрик влип в хищную плёнку обеими ногами, и Сергей отчётливо видел, как при очередном толчке от стены отделились, потянулись за подошвами, длинные клейкие полосы. «Прыгай! – отчаянно заорал егерь, и тут же понял, что делать этого нельзя ни в коем случае. Пятно было не только на стене – оно покрывало пространство перед фасадом не меньше, чем на два десятка метров. Егерю ни разу не доводилось видеть таких огромных экземпляров – видимо, Пятна учуяли поживу и сползлись к высотке, образовав сплошной покров, в который попросту невозможно не вляпаться…
Седрик тоже понял, что угодил в западню. Он неуклюже попытался влезть наверх – повреждённая рука не позволяла. Жгучая плёнка, тем временем, разъела обувь и кожаные штаны – и наконец, вцепилась в незащищённую кожу. Сетунец завопил от боли. Он извивался, болтаясь на пожарном шланге, как сломанная марионетка на ниточке, и наконец, не выдержал – сорвался, пролетел десяток метров и рухнул прямо в объятия Пятна. Оцепеневший от ужаса Сергей видел, как смертоносная плёнка со всех сторон наползла на несчастного. Он бился в судорогах, катался по Ковру, но жгучая мерзость только сильнее облепляла его, превращая в подобие куколки шелкопряда – визжащей от нестерпимой боли, дёргающейся, никак не желающей умирать.
Огромным усилием егерь стряхнул с себя оцепенение. Мысли понеслись вскачь:
«…«Чёртов пух»… «жгучие дождевики»… а вдруг Пятна – тоже своего рода грибницы?.. А, чем Лес не шутит, пока Замкадье спит…»
Он рванул из кармашка рюкзака распылитель, встряхнул – вроде, не пустой… Пустить струю спор прямо из окна? Дохлый номер: рассеется, снесёт ветром….
Лезть следом? Ещё минута, максимум, две, и Седрику конец. Боль прикончит его раньше, чем едкая дрянь доберётся до внутренних органов.
Сергей вытащил кукри, задержал дыхание, зажмурился и ткнул острием в жестяной бок баллончика. И когда пронзительно зашипел, вырываясь из дырки, сжатый воздух, смешанный со спорами – швырнул «бомбу» наугад, зная, что ни за что не промахнётся мимо десятков квадратных метров смертоносной субстанции, расстилающейся у подножия здания.
XV
Ночью над Воробьевыми горами пролился дождь – один из тех коротких, бурных ливней, после которых разломы на месте просевших подземных коммуникаций превращаются в каньоны с несущимися по ним мутно-глинистыми ручьями, а тропки, потоптанные фермерами и обитателями ГЗ, поглощает лезущая из- под земли ярко-зелёная поросль.
Сквер же вокруг памятника Ломоносову всякий раз оставался нетронутым. Дорожки, выложенные брусчаткой, хоть и проросли жиденькой травкой, но всё ещё угадывались между шеренгами высоченных голубых елей. В буйно разросшихся кустах сирени прятались облупленные, но почти что целые скамейки. Правда, мало кто из студентов рисковал сидеть на них в перерывах между парами – Эл-А беспощадна, друзья мои!
Буйная пост-приливная растительность нет-нет, да и пыталась отвоевать клочок земли у последнего клочка старого парка. Вот и сейчас – Егор неприязненно рассматривал выводок высоченных, в полтора человеческих роста, грибов, повылезавших из-под земли в непосредственной близости от памятника светилу российской науки. Во время первой своей вылазке из ГЗ, ему пришлось прорубаться сквозь строй таких вот сморчков-переростков – рассекать тяжёлым мачете мясистые ножки, усеянные бледно-лиловыми пупырями и ёжиться от водопадов холодной, пахнущей прелью воды, обрушивающейся на голову с выгнутых краями вверх шляпок.
Сейчас гигантские грибы никому не мешали. Всё равно, долго они не простоят – стоит солнцу припечь, как они ссохнутся, скукожатся, потемнеют, и через день-другой рассыплются бурым крошевом на радость мышам-полёвкам и белкам.
«Партизаны» явились, как и было договорено – к трём часам пополудни. Чекист был угрюмый, подавленный; под глазами у него набрякли лиловые мешки. За ним, нервно озираясь, семенил Сапёр. Мехвод с Мессером (у того голова была замотана бинтом в бурых пятнах запёкшейся крови) на ходу то и дело прикладываясь к объёмистым флягам с чистейшей колодезной водой – напитком, глубоко презираемым обоими, и употребляемым лишь по крайней нужде. Замыкал процессию Яцек. Этот смотрелся относительно свежим – шагал себе вразвалочку, грызя травинку. Китель фельдграу накинут на плечи, фуражка-конфедератка заломлена на затылок, обрез привычно заткнут за пояс. Егор обратил внимание, что из пятерых, только он да командир были при оружии. Не приходилось, впрочем, сомневаться, что финка Мессера находится там, где ей и положено быть – в сапоге владельца.
Чекист поискал глазами Егора. Нашёл, состроил гримасу, изображающую радость от встречи, и с тяжким вздохом уселся на скамейку. Мехвод улёгся на траву, Мессер же перегнулся через край обшарпанной бетонной чаши и погрузил голову в дождевую воду. Выпрямился, шумно, как собака, отряхнулся, и громко выразил удовлетворение мирозданием. В сугубо специфических речевых конструкциях, разумеется.
– Пшепраше, пан Гжегош… – поляк присел рядом с Егором. Вчера вечером в Мичуринском мы трохе выпили лишнего. Так что сами понимаете…
Егор кивнул. Действительно, о чём говорить, если всё и так ясно?
В двух словах он обрисовал Чекисту с Яцеком суть своего предложения. Остальным было не до того: Мехвод похрапывал в тенёчке, рядом с ним выводил тонкие носовые рулады Сапёр. Что касается Мессера – тот стащил гимнастёрку и обливался водой из бетонного бассейна, довольно отфыркиваясь и витиевато матерясь.
– …её отец дожидается сейчас на Речвокзале. – закончил рассказ Егор. – Миллионер, за спасение дочки никаких бабок не пожалеет.
Чекист задумался. Видно было, что процесс даётся ему нелегко.
– Я чисто не понял: а нас-то ты на что подписываешь? Залезть на башню, передавить пауков и вытащить девчонку?
– Если вкратце, то так. А что? Опыт у вас, как я понимаю, имеется.
Командир «партизан» вопросительно взглянул на поляка. Тот пожал плечами.
– И полезем мы туда не с кондачка. – продолжал Егор. – Помнишь Яську – ну, та белка, что с Бичом дружбу водит? Она подаст нам сигнал цветными ракетами. Вот такими.
Он продемонстрировал собеседникам три картонных цилиндров с разноцветными крышечками.
– Зелёная будет означать: «девчонка жива, поднимайтесь». Белая – «девчонка погибла, подниматься не надо». И, наконец, красная: «срочно нужна помощь!».
Чекист наморщился от умственного усилия.
– Не, ну я всё равно не врубился – она-то откуда узнает, что там, наверху?
– Залезет на башню по древолианам. – медленно, отчётливо выговаривая слова, повторил Егор. – Разыщет девчонку, выяснит, что там к чему. И подаст нам сигнал.
Стратегический замысел рейда он излагал уже в третий раз и чувствовал, что начинает терять терпение.
– Белки – они могут… – Чекист поскрёб жёсткую, давно не стриженую шевелюру. – Белки, они такие, лазучие…
– Пшепрашем, не розумьем… – тихо спросил Яцек. – Длячэго та вьевьюрка помогает нам, нормальным людям?
И втянул голову от звонкого щелчка по макушке. Орех – крупный, твёрдый, тёмно-коричневый – отскочил от вихрастой головы и канул в траву.
– Ну-ка, это кто тут ненормальный?..
Яцек вскинулся, и зашарил глазами по низко нависшим ветвям. Рука его легла на рукоять обреза.
– Ручонки-то от пушки убери, вояка. А то мало не покажется.
Яська сидела в развилке ствола акации и многозначительно поигрывала многолезвийным метательным ножом-тумбашем.
– Так, а ну все успокоились! – испугался Егор. – А ты, Ясь, чего, в самом деле, на людей бросаешься? У них, может, нервы!
– Нервы-шмервы… – презрительно отозвалась белка, явно подражая Бичу. – Похмелье у них, идиотов! Ещё и обзывается, вьевьюрка какая-то…
– Пшепрашем, ясновельможна пани Яся… – поляк взял себя в руки и торопливо застёгивал пуговицы кителя. – «Въевьюрка» – это «белка» по-польску. Не хотел вас уражич… обидеть. Еще раз пшепрашем для Езуса…
То-то же… – Яська смилостивилась. – А насчёт башни даже не сомневайтесь. Один раз я туда уже поднималась – правда, не на эту, на соседнюю. Вы лучше подумайте, как с пауками будете справляться, и прочей мерзостью? Их там немеряно.
– Уже подумали, Ясь. – торопливо прервал её Егор. Ему не хотелось начинать дискуссию о приёмах борьбы с тварями, населяющими небоскрёбы. Придёт время – всё обсудят, а пока надо принять решение.
– Короче, я «за». – Чекист ударил кулаком по колену. – Вы как, бойцы?
Яцек кивнул. Мехвод с Сапёром ответили храпом, каждый в своей тональности. Мессер открыл, было, рот, громко, мучительно икнул и, по примеру поляка, ограничился простым кивком.
– Стало быть, решено! – Когда выходим, начальник?
– Завтра с утра, пораньше. – ответил Егор. – Мне ещё у Шапиро распылители забирать, да и выспаться не помешает…
Мартин сидел на табурете посреди подвальной лаборатории – тихий, свежевыбритый, одетый в сравнительно чистую рубашку и джинсы. Время от времени он бросал жадные взгляды на стоящий в углу сейф.
«Ага, – догадался Егор. – Яков Израилевич таки отобрал у своего протеже его новую игрушку. И правильно, не будет понапрасну студентов смущать…»
По дороге в подвал он заглянул в «шайбу», рассчитывая наскоро пообедать – и вдоволь наслушался восторженных рассказов о порхающем по стенам крылатом члене.
– Вот, всё готово, как и обещал. – Шапиро один за другим поставил перед Егором четыре огнетушителя. – Даже на один больше вышло. Заряжены углекислотой. Механизм стандартный, нажимной, вот скоба.
– На сколько хватает заправки – пробовали?
– Разумеется! – кивнул завлаб. – При непрерывном нажатии секунд на тридцать. Рекомендую действовать короткими, максимум, секундными импульсами – чтобы не расходовать споры впустую. И не бойтесь подпускать пауков поближе – это новый штамм, он действует гораздо быстрее.
– Так вы, значить, на самый верх лезть собрались? – подал голос Мартин.