На западе Европы быстро образовались два ведущих ракетных центра – в Лондоне и Вене. Если англичане по наследству от всё же разгромленного ими Майсурского княжества предпочитали «центральный» стабилизатор (грубо говоря, длинную палку в хвосте ракеты), то австрийцы первыми оснастили ракеты боковыми стабилизаторами, подобно оперению стрел средневековых лучников. На западе Европы от опытов с вошедшими в моду ракетами отказался только Наполеон – победоносный император Франции в те годы вообще надменно отвергал любые непроверенные новинки военной техники, предпочитая им массу привычных пушек и «больших батальонов».
«Полезность ракет неоспорима»
В России отказываться от опытов по усовершенствованию ракет не стали. Тем более что англичане на тот момент были нашими союзниками против Наполеона, и уже в 1811 году британский принц-регент Георг передал царю Александре I несколько образцов нового оружия. В Петербурге их анализом занялся Артиллерийский учёный комитет, главный научный центр русской армии той эпохи.
Работы с ракетами поручили Алексею Картмазову. Потомок новгородских бояр, он при Александре I считался одним из главных научных экспертов страны – помимо ракет, в те же годы занимался анализом первых образцов паровых машин. Исследовав начинку ракет, Картмазов пришёл к выводу, что «в составе нет ничего особенного и что ракеты сии не суть какое-либо новое особенного свойства зажигательное средство». То есть эффект этого оружия скрывался в особенностях тактического применения и тонкостях самой конструкции, или, как тогда говорили, «механической части».
Первые российские опыты по созданию усовершенствованных ракет начались в роковом 1812 году. Война с Наполеоном затормозила работы, но уже в 1814 году под Петербургом на Волковом поле прошли испытания боевого ракетного оружия отечественного производства. Процессом опытных стрельб руководил полковник Пётр Козен, недавний участник Бородинской битвы и штурма Парижа.
В отличие от привычных сигнальных и фейерверочных, боевым ракетам требовалась не только повышенная дальность полёта, но и точность, кучность залпа. Увеличить дальность удалось почти сразу, зато прицельность стала серьёзной проблемой (в ту эпоху она была проблемой для ракетчиков всех стран). Картмазов быстро определил источник затруднений – не столько в конструкции, сколько в технологиях ручного производства, которые не позволяли делать ракеты точно и идентично.
Работы подстёгивали сведения о новых успехах британцев – в ходе англо-американской войны 1812–1814 годов их флот разрушал прибрежные города США не только артиллерией, но и зажигательными ракетами. Именно с тех пор в официальном гимне Соединённых Штатов есть строки о том, как их флаг пережил «алый отблеск ракет» – And the rockets’ red glare, the bombs bursting in air…
В России к тому времени появились не только первые специалисты-ракетчики, но и первые энтузиасты ракетного дела. Полтавский помещик и ветеран наполеоновских войн Александр Засядько даже продал часть своих имений, чтобы заняться опытами или, как писал сам энтузиаст – «поиском открыть способ употребления ракет…»
В апреле 1817 года, ровно за 144 года до полёта Гагарина, под Петербургом прошли пробные пуски усовершенствованных русских ракет. Максимальная дальность полёта составила (в современных единицах) 2986 м. Весьма достойный результат для той эпохи – и фельдмаршал Барклай-де-Толли, недавний победитель Наполеона, получил доклад по результатам испытаний: «Опыты сии, сделанные в употреблении действий нового и вообще ещё улучшения требующего оружия, конечно, не могут быть сочтены окончательными, однако доведены до такой степени, что полезность ракет неоспорима, равно как и необходимость иметь оные войскам».
«Вслед за ядрами зашипели ракеты…»
На испытаниях 1817 года присутствовал великий князь Константин, брат русского царя и наместник Царства Польского. По его приказу первые группы rakietnikow были созданы в польских войсках, тогда являвшихся частью русской армии. В Петербурге же продолжались работы над новым оружием – в 1823 году в Россию пригласили англичанина Турнера, у себя на родине участвовавшего в разработке ракет. На Охтинским пороховом заводе ему создали отдельную лабораторию – британский ракетчик стал конкурентом русских коллег, работавших над тем же оружием в «Ракетном заведении», организованном при артиллерийском полигоне на Волковом поле. Таким образом, царь Александр I предвосхитил советскую методику оружейных разработок, когда над новой перспективной темой трудились сразу два конкурирующих научно-конструкторских центра.
Любопытно, что приглашённый английский ракетчик навсегда прижился в России, даже принял православие и во всех документах той эпохи фигурирует как Евграф Францевич Турнер. Два соперничающих конструкторских центра позволили перейти к практическому использованию нового оружия – в 1827 году в русской армии сформирована «ракетная рота № 1». В том же году состоялось и первое боевое применение новых ракет.
25 августа 1827 года на землях Армении во время войны с Персией, в ходе ожесточённого боя с превосходящими силами иранской кавалерии неподалёку от стен древнего монастыря Эчмиадзин, русская пехота использовала новое оружие. «Весьма удачно были пущены около 20 ракет, которые разгоняли толпы неприятельские…» – писал участник сражения.
Спустя год ракеты использовались в бою уже против турок на глазах самого царя Николая I, когда «ракетная рота № 1» участвовала в успешной осаде крепости Варна. По турецким укреплениям тогда выпустили несколько тысяч ракет. В том же году состоялось и первое применение ракетного оружия на судах – в устье Дуная с плотов успешно обстреливали турецкие канонерки. Как вспоминал очевидец: «Вслед за ядрами и гранатами зашипели ракеты. Сперва одна полетела огненной змеей над поверхностью Дуная, за ней – другая и прямо в канонерскую лодку. Искры, как будто от фейерверка блеснули от ракеты и обхватили весь бок неприятельской лодки. Потом показался дым, а за ним и пламя…»
Прибывшие из Петербурга специалисты наладили производство ракет поближе к театру военных действий, в Тирасполе. Архивная статистика даёт внушительные цифры – за 1828–1829 годы в будущей столице Приднестровья произвели 13 235 ракет разного калибра и назначения. Один из очевидцев применения нового оружия против турок назвал русские ракеты «огненными змеями, которые своим гремучим и шипящим полетом в состоянии поколебать не только заносчивое мужество азиатцев, но и прозаическую стойкость европейского строя…»
Вскоре после той войны в России провели первые в мире опыты по электрическому воспламенению ракетного пороха и даже пытались реализовать опередивший время проект подводной лодки с ракетным вооружением. Словом, два века назад в эпоху расцвета гладкоствольной артиллерии ракеты были признаны специфическим, но важным элементом системы вооружений.
Специфику их применения на языке той эпохи ёмко сформулировал в 1845 году ветеран наполеоновских войн, а тогда кавказский наместник Михаил Воронцов: «Увидев на смотрах и учениях употребление ракет, мне тотчас показалось, что они могут быть, особливо в местах гористых, одним из полезнейших орудий в войне. Конечно, пушки стреляют вернее, но при всех пушках есть лафеты, зарядные ящики, словом обоз. У ракет малого размера ничего этого нет; везде, где проходит кавалерия, можно иметь при ней сколько угодно малых ракет. Каждый всадник может везти с собой ракету вместо пики; станки для них самые малые, а в случае нужды можно обойтись и без них. Словом сказать, ракеты суть артиллерия, конечно, не самая лучшая, но которую можно иметь всегда и сколько угодно там, где всякую другую артиллерию иметь или трудно, или опасно, или даже невозможно…»
Царский племянник и «ракетная пустота»
Накануне Крымской войны в России существовала уже целая система производства ракет. На Волковом поле под Петербургом располагался комплекс из двух десятков зданий «Ракетного заведения», где трудились две сотни солдат и офицеров. Нам такая цифра покажется незначительной, но для той эпохи это уже промышленный уровень. К тому же была налажена производственная кооперация ракетчиков с другими заводами Петербурга. «Начинку» для реактивных движителей производил Охтинский пороховой завод (работает и ныне, как одно из крупнейших в РФ химпроизводств). Механический завод Томсона (сегодня это Невский завод, один из флагманов энергетического машиностроения) изготовлял, выражаясь современным языком, «боеголовки» для ракет. Отдельные сложные элементы конструкции, «хвостовые трубки», производил завод, созданный Борисом Якоби, русским химиком, первым в мире изобретателем технологии гальванопластики.
С 1850 года «Ракетным заведением» руководил полковник Константин Константинов. Именно этот человек с весьма нетривиальным происхождением стал ведущим специалистом отечественного ракетостроения за век до космической эры.
Главный ракетчик Российской империи был близким, но в понятиях той эпохи «незаконным» родственником царей. Внебрачный сын великого князя Константина Павловича от французской актрисы, он приходился племянником сразу двум императорам – Александру I и Николаю I. Воспитывался в семье князей Голицыных, в 15-летнем возрасте определён на учебу в артиллерийское училище (прародитель современной Академии РВСН).
Как и отец, Константин Константинов увлёкся ракетами. Но, что особенно важно, царский племянник не ограничился только опытами с конструкцией нового оружия – массу внимания он уделил технологии производства, её усовершенствованию. Именно полковник Константинов первым в мире создал баллистический маятник для ракет, измерявший тягу порохового двигателя.
Константинову принадлежит масса изобретений – внешне не таких эффектных, как сами ракеты, но не менее важных. Например, по технологиям той эпохи в пороховом заряде каждой ракеты надо было тщательно высверливать конус – как тогда говорили, «ракетную пустоту». Процесс был опасным – увеличение числа оборотов сверла могло повысить температуру, приведя к воспламенению пороховой начинки. Чтоб устранить эти риски, Константинов создал акустический регулятор, снабжённый двумя колокольчиками разного тона. Первый звенел, когда скорость вращения сверла была недостаточной для создания идеальной поверхности «ракетной пустоты», второй – когда она была чрезмерной.