Для сравнения Германия за 1914–1918 годы только убитыми потеряла на порядок больше лётчиков – 4878. Всего же за годы войны немцы подготовили около 20 тысяч человек лётного состава. Россия же, имея к 1914 году самый большой воздушный флот в мире, за годы войны резко отстала в деле развития ВВС от ведущих европейских держав.
Социально-экономическая отсталость России сказывалась на подготовке военных специалистов до конца войны. Например, во всех воюющих державах Западной Европы значительное пополнение младшего офицерского состава давало относительно многочисленное студенчество. Россия по количеству студентов на душу населения заметно уступала этим странам. Так, в германском Втором рейхе в 1914 году при населении 68 миллионов было 139 тысяч студентов, в Российской империи, при населении 178 миллионов студентов насчитывалось 123 тысячи.
В ноябре 1914 года, когда немцы на западе попытались решительным наступлением не допустить образование позиционного фронта, их атакующие дивизии во Фландрии почти на треть состояли из студентов колледжей и университетов Германии. В России число студентов на душу населения было в три раза меньшим, патриотический энтузиазм первых месяцев войны быстро схлынул и до начала 1916 года к обязательному призыву студентов не прибегали.
В связи с катастрофической нехваткой образованных кадров в армии первый призыв студентов в России был проведён весною 1916 года. Под него попадали студенты-первокурсники, старше 20 лет. Царское командование предполагало из них достаточно быстро сделать офицеров. Для этого в тылах планировалось создать Подготовительные учебные батальоны, в которых студенты в течение трёх месяцев проходили бы первоначальное солдатское обучение, после которого направлялись бы в школы прапорщиков.
Любопытно, что студенты рассматривались армейским командованием как привилегированный слой. Так, в июле 1916 года Отдел по устройству и службе войск Генерального штаба отмечал: «Принимая во внимание, что в подготовительные батальоны будут попадать исключительно воспитанники высших учебных заведений, бoльшая часть коих вслед за сим будет назначена в военные училища и школы прапорщиков, полагаем, что было бы более удобным установить для этих молодых людей во время их пребывания в подготовительных батальонах обращение на Вы… Командиры этих батальонов должны обладать соответствующим тактом для успешного ведения дела воинского воспитания интеллигентной студенческой молодёжи, почему надлежащий выбор таковых представляется весьма затруднительным…»
Однако затруднительным оказался не только подбор педагогов-офицеров для рядовых из студентов, но и сам призыв учеников российских вузов. Из числа 3566 студентов Москвы и Петрограда, подлежащих призыву в марте 1916 года, явилось и оказалось годными к военной службе менее трети – всего 1050. Остальные уклонились под теми или иными предлогами разной степени законности.
При этом на пике мировой войны в Российской империи просто отсутствовало какое бы то ни было уголовное наказание для студентов, уклоняющихся от отбывания воинской повинности. Когда Военное министерство в июле 1916 года впервые озаботилось этим вопросом, предложив наказать студентов, уклонившихся от весеннего призыва, то Министерство внутренних дел вдруг выступило против, напомнив, что «закон обратной силы не имеет».
Заметим, что вся эта бюрократическая игра в законность происходила в июле 1916 года, в разгар ожесточённых и кровопролитных боев. За этот месяц только в ходе Брусиловского прорыва в Галиции русская армия потеряла убитыми и ранеными почти полмиллиона человек, а в Белоруссии, при попытке отбить у немцев город Барановичи, только лишь за первую линию немецких траншей русская армия заплатила 80 тысячами человек.
Огромные потери привели к тому, что на должности младших офицеров стали назначать кого угодно, лишь бы с достаточным образованием, включая лиц, находящихся под надзором полиции за принадлежность к антимонархическим организациям. Например, в городе Царицыне, где всего через три года взойдёт политическая звезда Сталина, в июне 1916 года был сформирован Подготовительный студенческий батальон, куда направлялись все «неблагонадёжные элементы» из образованных, включая лиц, находившихся под негласным надзором полиции за принадлежность к революционному подполью.
В итоге из этого батальона вышло несколько десятков активных деятелей будущей революции – от ведущего идеолога сталинизма Андрея Жданова до одного из руководителей советской внешней разведки Льва Фельдбина или главного советского специалиста по творчеству Маяковского Виктора Перцова.
«Мало офицеров, знающих и любящих военное дело…»
В итоге к началу 1917 года четыре десятка школ прапорщиков сумели справиться с нехваткой командных кадров на фронте, но одновременно резко изменился социальный и политический облик Русской императорской армии, младшее офицерство которой уже совсем не отличалось лояльностью к правящей династии. Всё это и сказалось решающим образом в феврале 1917-го.
Временное правительство внесло свою лепту в судьбу прапорщиков военного времени. В мае 1917 года, уже на следующий день после своего назначения военным министром, Александр Керенский издал приказ о допуске к производству в прапорщики всех нижних чинов в званиях унтер-офицеров, вне зависимости от уровня образования, но с опытом службы во фронтовых частях не менее четырёх месяцев. Команда Керенского готовила на июнь большое летнее наступление русской армии, для чего требовалась масса младших командиров.
Наступление Керенского провалилось, и германские войска на русском фронте начали своё контрнаступление. К осени кризис русской армии начал переходить в откровенный развал. Временное правительство пыталось поправить положение на фронте любыми лихорадочными мерами. Например, 28 сентября 1917 года к производству в чин прапорщика было разрешено допускать даже женщин, проходивших службу в добровольческих ударных частях, прозванных в народе «батальонами смерти».
В тот же день, 28 сентября 1917 года, комиссар Северного фронта (Временное правительство задолго до большевиков ввело практику назначения в войска политических комиссаров) Владимир Станкевич докладывал в Петроград, что «на фронте громадный сверхкомплект офицеров. Но мало офицеров, знающих и любящих военное дело. Из училищ и школ подготовки прапорщиков офицеры выходят с крайне низким уровнем знаний. Ввиду этого считал бы необходимым выпускать из училищ и школ кандидатами на офицерский чин с тем, чтобы производство в офицерский чин давалось в частях и на фронте, если строевое начальство сочтёт кандидата достойным этого…»
Действительно, 1917 год не просто ликвидировал нехватку младших командиров, но и создал их избыток за счёт понижения качества подготовки и отбора кадров. Если с 1914 по 1917 год армия получила около 160 тысяч младших офицеров, то только за первые 10 месяцев 1917 года в стране появилось свыше 70 тысяч новых прапорщиков военного времени. Эти новые офицеры не только не укрепили фронт, но наоборот, лишь усилили политический хаос в стране и армии.
Поэтому, едва захватив власть, большевики сразу же попытались сократить офицерский корпус. Уже 1 ноября 1917 года приказом народного комиссара по военным и морским делам Николая Крыленко отменялись все выпуски в офицеры из военно-учебных заведений и запрещалась организация набора новых юнкеров в военные училища и школы прапорщиков.
В итоге именно этот приказ привёл к массовой борьбе обиженных юнкеров против большевиков – от московских перестрелок в ноябре 1917-го до первого «ледяного похода» в феврале следующего года. Так Россия из мировой войны вползала в гражданскую, на фронтах которой по все стороны будут активно сражаться друг с другом бывшие выпускники школ прапорщиков.
Глава 22. Японская винтовка русского солдата
В начале Первой мировой войны каждая десятая винтовка русской армии приплыла из Японии
В годы Первой мировой войны одним из главных союзников России, после Англии и Франции, был наш вчерашний враг – островная империя восходящего солнца, Япония… С 1905 по 1914 год военное командование России на Дальнем Востоке деятельно готовилось к реваншу за неудачи русско-японской войны. Две империи – русского царя и японского микадо – всё так же оставались соперниками в деле подчинения Северного Китая.
Но начало мирового конфликта в Европе заставило российскую монархию забыть амбиции на другом конце Азии и обратиться за помощью к недавнему врагу и опасному конкуренту. Причина отказа от соперничества с Японией была проста, но весома – август 1914 года вдруг показал, что многомиллионной русской армии банально не хватает винтовок. Тех самых простых «мосинок».
«Дабы не загромождать бесполезно и без того обременённые склады…»
На волне патриотического подъёма Россия успешно и быстро провела всеобщую мобилизацию, по завершении которой численность армии превысила 5 миллионов 300 тысяч человек. И тут Генеральный штаб вдруг осознал, что такому огромному войску для полного вооружения не хватает минимум 300 тысяч винтовок.
Любопытно, что накануне войны достаточный запас винтовок был и даже с излишком. Но в 1912–1914 годах 180 тысяч новых «трёхлинеек» продали за границу, а в целях экономии бюджетных средств план мобилизационного запаса сократили на 330 тысяч стволов.
На начальном этапе войны положение могло бы поправить старое оружие – до конца 1910 года на складах хранился солидный запас в почти миллион прежних винтовок-«берданок». Однако, как говорилось в приказе военного министра, «дабы не загромождать бесполезно и без того обременённые склады», половину запаса старых винтовок продали, переделав в охотничьи, или банально сдали в утиль, как металлолом.
Первоначальная нехватка всего в 7 % от требуемого числа стволов могла бы показаться не фатальной. Однако война имеет свойство уничтожать оружие даже быстрее, чем людей. На практике это проявилось в следующих цифрах: если в августе 1914 года дефицит винтовок составлял 300 тысяч, то уже в ноябре, всего за три неполных месяца, нехватка винтовок в русской армии составила 870 тысяч.