Впрочем, на основании всего, что мы знаем, подобные случаи действительно были единичны. Как единичны были и факты измены. Об одном из них рассказал генерал-майор в отставке Михаил Овсеенко, в 1985–1987 годах служивший начальником особого отдела КГБ СССР Ограниченного контингента советских войск в Афганистане: «Рядовой Д. был замечен в употреблении лёгких наркотиков. После одного из нарушений дисциплины исчез из части с оружием. Буквально через несколько суток по агентурной информации мы узнали, что он находится в одной из банд в провинции Кундуз… Со временем он стал активно участвовать в истязаниях пленных военнослужащих афганской армии, чем заслужил доверие новых хозяев. Его стали привлекать к боевым действиям, женили на местной девушке, назначили телохранителем главаря банды. Жестокость бывшего советского солдата поражала даже душманов. Его авторитет возрос ещё больше, после того как он казнил тестя, заподозрив его в симпатиях к правительственным войскам… По разработанному плану, согласованному с Министерством госбезопасности Афганистана, из числа сотрудников спецслужб была организована лжебанда. Командир этого „подразделения“ направил к Д. двух представителей с просьбой помочь в выплавке тола из советских НУРСов для изготовления фугасов. Так изменник оказался в руках военной контрразведки. Военный трибунал приговорил его к высшей мере наказания…»
Скорее всего, речь идёт о рядовом Демиденко. В 1991 году о его деле рассказал журналистам генерал-майор юстиции Виктор Яськин, в годы афганской войны прослуживший пять лет председателем военного трибунала Туркестанского округа: «За измену Родине был расстрелян некто Демиденко. Он самовольно покинул расположение части, ушел к моджахедам, воевал против нас с оружием в руках, запятнал себя кровью советских солдат… В кассационной жалобе он писал, что его нельзя судить за измену Родине, ибо он принял мусульманство. Но трибунал посчитал иначе».
Однако самыми малоизвестными остаются не факты измены или особо тяжкие уголовные проступки, а случаи осуждения офицеров, занимавших командные посты и обвинённых в провалах на поле боя. Такие прецеденты в Афганистане 1979–1989 годах были и, возможно, не единичные. Но помимо сроков архивной давности они плотно закрыты военной тайной.
Отдельные упоминания есть лишь в мемуарной литературе. Так, полковник в отставке Пётр Корытный, служивший в Афганистане командиром разведывательного батальона 201-й дивизии, вспоминал неудачный вертолётный десант в горах провинции Тахар. В тот день 17 июня 1986 года из-за ошибок и нераспорядительности командира эскадрильи вертолётчиков десант разведбата был высажен не там и не туда, попал под огонь противника и понёс потери. Был ранен и комбат Корытный, уже на исходе XX века он вспоминал последствия неудачного боя: «В Ташкенте, в госпиталь ко мне приезжал следователь военной прокуратуры и снял с меня показания. Позднее я узнал, что командир эскадрильи все же был осужден военным трибуналом сроком на 10 лет».
«В условиях реальной боевой обстановки…»
Хотя в Афганистане формально не было войны – признанное правительство страны, наоборот, являлось союзником СССР, – однако все связанные с «ограниченным контингентом» трибуналы при расследовании и вынесении приговоров учитывали то, что в документах тех лет официально именовалось ёмкой фразой: «В условиях реальной боевой обстановки…»
Однако практика трибуналов «в условиях реальной боевой обстановки» всё же имела некое внутреннее противоречие – советские органы военной юстиции в 1979–1989 годах на территории Демократической республики Афганистан, изо всех сил пытались действовать, как будто работали, действительно, на территории некоей демократической республики, а не в зоне средневековых племён. За насилие в отношении мирных или якобы мирных афганцев пытались карать по тем же нормам и с той же строгостью, как если бы оно было совершено в отношении советских граждан на территории СССР. И нет уверенности, что в условиях не только «реальной боевой обстановки», но и в условиях реального средневековья это было оправданно и целесообразно.
Впрочем, основная масса трибунальских дел относилась к уголовным проступкам средней и небольшой тяжести. «В условиях реальной боевой обстановки» такие дела рассматривались в расположении воинских частей и в срок – от начала расследования до вынесения приговора – не более 10 суток. Так, в 1986 году гарнизонный трибунал в Пули-Хумри почти 99 % дел рассмотрел в 10-дневный срок. Армейский трибунал в Кабуле рассматривал дела несколько более сложные, поэтому за 1986 год в 10 суток уложился лишь при вынесении 78 % решений и приговоров.
Попыткам соблюсти все законные процедуры следствия мешала та самая «реальная боевая обстановка». Например, выезды на место преступления и проведения следственных действий зачастую оборачивались стычками с противником. Так, в июле 1986 года группа судьи гарнизонного трибунала Пули-Хумри капитана юстиции Васнева А. И. при следовании к месту рассмотрения дела попал под обстрел душманов. Судье пришлось непосредственно вступить в бой – редкий случай для нашего «афганского» десятилетия.
Среди материалов пресс-служб военных судов РФ приводится и случай, когда группе судей армейского трибунала для проведения следственного эксперимента с участием подсудимого и свидетелей потребовалось отправиться из Кабула к туннелю на перевале Саланг. В ходе следственных действий охранению трибунала пришлось вести бой с противником.
Юридическую историю необъявленной войны в Афганистане завершил даже не вывод войск, а подписанное Горбачёвым 28 ноября 1989 года постановление Верховного Совета СССР об амнистии. Первый пункт этого эпохального документа гласил: «Освободить бывших военнослужащих от уголовной ответственности за преступления, совершенные ими во время прохождения воинской службы в Афганистане (декабрь 1979 года – февраль 1989 года)».
Пожалуй, это одно из немногих решений Горбачёва, которое – взвесив все плюсы и минусы – можно одобрить даже спустя треть века. К моменту амнистии в местах лишения свободы отбывали различные сроки порядка 420 бывших солдат и офицеров Ограниченного контингента советских войск в Афганистане. Все они вышли на свободу, все связанные с афганской эпопеей уголовные дела военнослужащих были прекращены.
С декабря 1979 года по февраль 1989 года, когда советские войска были выведены из этой страны, через части Ограниченного контингента прошло порядка 620 тысяч солдат и офицеров. Всё афганское десятилетие шесть военных трибуналов (окружной в Ташкенте, армейский в Кабуле и четыре гарнизонных) ежедневно и весьма активно боролись с преступностью в рядах вооружённых сил – за тот же период, с декабря 1979 года по февраль 1989 года, ими осуждено 4307 человек, то есть значительно менее 1 % от всех наших военнослужащих, побывавших в Афганистане.
Без сомнения, трибуналы раскрыли и осудили там и тогда далеко не всю преступность. Возможно, реальное число преступлений превосходило раскрытое в разы, но даже с этим допущением, мы можем обоснованно утверждать, что более 90 % наших участников той необъявленной войны чисты как с юридической, так и с моральной точки зрения.
Глава 31. Китайский фронт «холодной войны»
«Холодное» противостояние СССР шло не только с Западом, но и с Востоком
С термином «холодная война» прочно ассоциируется именно советско-американское противостояние, соперничество СССР и США. Здесь коллективная память России почти забыла, что большую часть «холодной войны» Советский Союз боролся на два фронта – не только с капиталистическим Западом, но и с социалистическим Китаем.
Каким был этот ныне самый забытый «китайский фронт» «холодной» войны?
«Русский с китайцем братья навек…»
В 1953 году, когда закончились бои в Корее, на территории Китая располагалась целая советская армия, контролировавшая одну из ключевых точек Поднебесной – Квантунский полуостров. Здесь в знаменитом Порт-Артуре и окрестностях базировалось семь дивизий 39-й советской армии. В 1945 году именно эти части громили бастионы Восточной Пруссии, а затем укрепрайоны Квантунской армии Японии. В середине прошлого века это были самые боеспособные войска на всей территории Китая.
Несмотря на политический союз с китайскими коммунистами, на Дальнем Востоке сталинский СССР в начале 1950-х годов держал внушительную армейскую группировку: 5 танковых дивизий, свыше 30 пехотных и целый воздушно-десантный корпус (численно равный всем десантным войскам современной РФ). Сталин оставил на Дальнем Востоке всего в два раза меньше войск, чем летом 1945 года, когда три советских фронта были здесь собраны для разгрома Японии. В балансе мировых сил эта мощь служила не только противовесом американцам, обосновавшимся в Японии и на юге Кореи, но и дополнительно гарантировала лояльность китайского союзника.
Никита Хрущёв мыслил более плоско и в эйфории дружбы с Мао Цзэдуном сделал то, что не удалось в августе 1945 года японским генералам – разгромил всю дальневосточную группировку советских войск. Сначала в 1954 году Китаю вернули Порт-Артур и Дальний, хотя во время Корейской войны именно китайцы, боявшиеся США, сами просили оставить здесь советские военные базы. 39-я армия, начавшая свой путь в мясорубке под Ржевом и через Кёнигсберг дошедшая до Порт-Артура, отомстившая японцам за поражение 1905 года, по воле Хрущёва прекратила своё существование…
В 1955–1957 годах вооруженные силы СССР уменьшились более чем на два миллиона. Причины такого сокращения в новых условиях были понятны и даже оправданны, но проводилось оно крайне поспешно и необдуманно. Особенно пострадали примыкавшие к Китаю Забайкальский и Дальневосточный военные округа. Хрущёв, который в ближайшие несколько лет рассорится с Мао, наивно предполагал, что СССР сухопутные войска на китайской границе не нужны. Поэтому наряду с сокращениями шёл вывод войск с Дальнего Востока в другие районы страны. Так, из Забайкалья и Монголии на Украину ушли части 6-й танковой армии, которая в 1945 году брала Вену и освобождала Прагу, а во время войны с Японией преодолела непроходимые для танков горы Большого Хингана. Была ликвидирована и 25-я армия, располагавшаяся на стыке границ Кореи, СССР и Китая – в 1945 году именно её войска занимали Корею севернее 38-й параллели и утвердили в Пхеньяне будущего северокорейского вождя Ким Ир Сена.