– Вор, – произнесла она вслух и кинулась вон из дома.
Хорошо, что не успела надеть обувь, иначе произвела бы столько грохота, что однозначно испугала Верстовского еще больше. Она подумала об этом вскользь и побежала дальше.
Калитка была закрыта. Серафима нагнулась, отыскивая спрятанный ключ. Он лежал у калитки под камешком. Это плохо. Выходит, незнакомец тоже знал, где он находится, вышел и сунул ключ на место. Нет, тогда ему пришлось бы нагнуться, в темноте пошарить, отыскивая камень. В этом случае она обязательно заметила бы это движение. Тогда он должен был сначала разогнуться или встать, если присел. Но человек просто пошел прочь, не задерживаясь даже на то, чтобы закрыть калитку. Он уже двигался вдоль забора, а калитка продолжала издавать тоненький писк. Или он положил ключ на место, а потом уже вышел из калитки. Тьфу ты, дура!
Серафима открыла калитку, вошла и замерла, прислушиваясь. А вдруг вор не один? Может, их еще трое в доме орудуют, а этого за водкой послали.
Она прислушивалась так напряженно, что зазвенело в ушах. Ни звука. Чувствуя противную дрожь в коленках, она поднялась на крыльцо и потянула на себя ручку входной двери. Заперто. Она приложилась ухом к прохладному металлу. Ничего не слыхать. Если бы в доме кто-то был, то не стал бы запирать дверь. Или стал, чтобы никто не нагрянул внезапно? А как же тогда тот, которого за бутылкой послали?
Она спустилась со ступенек и пошла вдоль дома, чувствуя, как от страха двоится в глазах. А ну как сейчас выскочит бандит и, не раздумывая, полоснет ножом по горлу?
За домом тоже никого не было. Она посмотрела на окна. В доме темно. Конечно, воры могли выключить свет специально, чтобы наблюдать за ней из-за шторы.
Серафима остановилась у террасы, раздумывая, что ей делать. Следов взлома не обнаружено, так обычно пишут в полицейских протоколах. Никаких разрушений на участке нет. Следов от воровских ботинок в темноте все равно не разглядишь. А может, она все придумала? Человек просто шел мимо, и все.
Она закрыла глаза, вспоминая, и сразу увидела его. Вот он выскользнул из калитки, засунул руки в карманы и, не оглянувшись, пошел вдоль забора. Даже не очень торопился. Значит, был уверен: опасаться некого.
Как вор попал на участок? Заходил ли он в дом? И главное – что украл?
Серафима снова вспомнила угловатые движения незнакомца. Если засунул руки в карманы, значит, никакого мешка или сумки при нем не было. Украл что-то ценное, но мелкое, которое просто по карманам можно распихать. Деньги? Драгоценности? Трудно даже предположить, какие такие ценности могут водиться у Княжичей. Ну а если деньги? Возможно. Но неужели, уезжая, Михаил оставил в доме наличные? Не похоже на него. Да и сколько денег там могло быть? Все, что зарабатывает, тут же вкладывает в дом и в автомастерскую. Или он как раз и припас энную сумму, собираясь купить что-нибудь для бизнеса?
Серафима вдруг спохватилась. Чего она тут стоит и размышляет! Надо же позвонить Михаилу и предупредить! Она похлопала себя по бокам и поняла, что стоит в халате, телефона нет. Вот идиотка! А если бы ее схватили бандиты? Даже сообщить никуда не смогла бы!
Серафима двинулась вдоль террасы к калитке и вдруг, проходя мимо окна, глядящего в сад, почувствовала незнакомый запах. Она остановилась и принюхалась. Да это же тот самый кожаный запах, который так любят брутальные мужчины, она еще когда-то пыталась примерить к Михаилу! Ничего оригинального – химические реактивы и только. Да и компоненты известные: табак, можжевельник с камфорной кислинкой, ром для эпатажа, и фужерные – горький апельсин, лимон, бергамот. Вполне типично для альфа-самца. Нота кожи в шлейфе довольно тяжелая. Надо было поднять ее на середину. Похоже на Италию. Там бруталов особенно любят.
Но не это главное. Запах мужчины – теперь она знала точно, – совершенно не похожего на Княжича. Если допустить, что Михаил вдруг решил выбрать одеколон, никогда не взял бы подобный.
Она столько раз проворачивала в голове возможные варианты, что знала точно – солоноватая минеральная амбра, пряный телесный черный мускус или даже белый, пахнущий мылом и чистотой, острый и жгучий кастореум, землистый и горьковатый ветивер, травянистая, смолисто-терпкая и дымная пачуля – вот что подошло бы Михаилу Княжичу.
Никакие химические запахи не годятся. Зачем ему пахнуть дорогой машиной? В эти игры настоящие мужики не играют. Они не хотят изображать альфа-самцов. Честно говоря, ему и парфюм никакой не нужен. Княжич сам по себе пахнет так завораживающе сексуально, что и добавлять ничего не надо.
Он и не добавляет.
Неподалеку – ей показалось, прямо за воротами – щелкнула, открываясь, дверца машины. Серафима облилась холодным потом. Ну все! Ей пипец! Преступники вернулись и сейчас начнут ее убивать. Она оглянулась в поисках убежища, но на улице послышались голоса. «К тете Паше муж из командировки вернулся, – догадалась она, – той, что живет через два дома». Просто ночью звуки иные, более резкие. Серафима выдохнула и двинулась к калитке. Немного переждала, пока все снова стихнет, и тихонько вышла.
Быстрее надо позвонить Михаилу. Теперь она не сомневалась: в его дом приходил вовсе не друг.
Зайдя в дом, Серафима тихонько прошла в свою комнату и взяла телефон. И что она скажет? Я видела постороннего человека, выходящего от вас. Нет, не так. Мне кажется, тебя обокрали, срочно возвращайся. А если не кажется? Еще конкретнее? У вас был вор! Тьфу! Зачем незнакомец стоял у окна все-таки? Или не стоял, а залезал через него? Да нет, окно точно закрыто было. Получается, этот гад даже в дом не входил? Зачем тогда заявился? Нет, тут что-то не так. Калитку же он открыл! Как? И вообще, что делал человек в чужом доме в три часа ночи? Явно не друга навестить собирался!
Она покрепче перехватила мобильник и решительно стукнула пальцем по цифре «восемь».
– Ты куда звонишь?
Телефон испуганно подпрыгнул в руке и грохнулся на пол. Составные части разъехались в стороны, как хоккеисты на льду.
Серафима проводила их глазами и обернулась. В проеме двери с напряженным лицом стоял Верстовский. На нем была любимая серая пижама, и с лицом такого же цвета он напоминал серую моль, вылезшую из пустого шкафа.
– Вообще-то… соседу нашему, Михаилу, – ответила Серафима, опускаясь на корточки.
– Сексом по телефону решили заняться?
Серафима взвилась, как пружина.
– Да вам-то какое дело, чем мы решили заняться? Чего вы пристали! И никакой он мне не любовник! Я предупредить хотела!
– О чем?
– Что возле его дома человек ходит.
– И что?
– Так он из калитки вышел!
– Из чьей?
– Княжичей!
Верстовский шагнул ближе и уставился на нее.
– Серафима, говори толком. Что за человек и откуда взялся.
– Да ниоткуда. Просто увидела, как он выходит из калитки.
– И что?
– Да что вы заладили! Ну сходила посмотреть, не вор ли.
– И что?
– Да хватит уже «чтокать»! Я ничего не выяснила. Двери и окна все закрыты. Тишина.
– Так он был один?
– Да вроде.
– А что за человек? Ты рассмотрела?
– Нет, конечно. Он в капюшоне был. Весь в темном. Я только запах услышала.
Верстовский вдвинулся в комнату сильнее и посерел еще больше.
– И что ты услышала?
– Кожаный аромат.
Она никак не ожидала, что ее слова произведут такое разрушительное действие. Верстовский буквально рухнул на ее кровать и затрясся мелкой дрожью.
– Дяденька, вы чего?! – позабыв имя своего благодетеля, вскричала Серафима.
– Это он! Он уже здесь!
Верстовского буквально колотило. Серафима, у которой ночное происшествие начисто выбило из головы историю о Манине, все вспомнила и бросилась к старику.
– Вы с ума сошли! Это не Манин никакой! Человек приходил к Княжичам! Просто увидел, что хозяев нет, и зашел проверить, нельзя ли чем-нибудь поживиться! Вдруг окно забыли запереть! Или на дворе случайно бензопилу оставили!
Верстовский покрутил головой.
– По-твоему, это был мелкий воришка? Или бомж, случайно зашедший на огонек?
– Не важно! Главное, мы здесь ни при чем! Он даже не взглянул на наш дом, когда мимо шел!
– Дура ты, Серафима! Тупая колхозная дура!
Верстовский посмотрел на нее с ненавистью.
– Тогда ответь мне, какой это был запах? Дорогой или дешевый?
Серафима, не обидевшись на «колхозную дуру», закрыла глаза и тут же снова почувствовала аромат. Он словно залез к ней в ноздри и обосновался там, такой явственный и очевидный, что по спине пробежали мурашки. Она еще немного помедлила, проверяя себя, и ответила:
– Это был дорогой аромат. Очень дорогой.
Она медленно опустилась рядом с Верстовским и посмотрела на серую фигуру остановившимся взглядом.
– Значит, это был не вор?
Верстовский засунул руки между коленей, чтобы меньше дрожали.
– Вряд ли вор вообще стал бы пользоваться парфюмом, идя на дело.
Серафима задумалась. Ну пусть не стал бы, и что? Все равно непонятно, почему Верстовский решил, что это по его душу? Он же от Княжичей шел!
– Это он, я знаю. Или тот, кого он послал. Нет, никого посылать не станет. Он должен все увидеть своими глазами, – забормотал Константин Геннадьевич, все больше сжимаясь.
– Что увидеть?
– Я тут и жду его прихода.
Серафима разозлилась.
– Ну какую же фигню вы несете, честное слово! Какого такого прихода ждете? Это он должен бояться вашего возмездия и прятаться по норам! Вы ни в чем перед ним не виноваты, а дрожите, как будто преступник – это вы!
От этих слов Верстовский дернулся, словно его ударили.
– Прекрати нести бред, дура! Он убил Ингу! Он предал нашу дружбу! Он заразил меня вирусом! Он разрушил всю мою жизнь!
– Так, а я про что! Вы не должны бояться этого подонка!
В порыве Серафима поднялась и нависла над щуплой фигуркой, как скала над пожухлым кустиком.
Верстовский быстро глянул. Горячность Серафимы словно приободрила его.
А она продолжала бушевать.