– И вообще, не понимаю, с чего вы все это взяли? Мало ли почему он носит дорогой парфюм! В магазин зашел и надушился! Или чужую одежду надел! Украл и надел! Он к Княжичу приходил, это точно! Просто не смог внутрь попасть и ушел, несолоно хлебавши! А вы уже чуть не описались со страху!
– Ты не понимаешь. Я уже давно чувствую рядом присутствие Манина.
– Вы придумываете.
– Нет.
Серафима с шумом выдохнула. Совсем от страха ополоумел, старый.
– Ну тогда скажите, что, по-вашему, он делал у соседей.
– Наблюдал за нашим домом. Это самое удобное место.
– А почему даже не посмотрел в нашу сторону, когда уходил?
– Да именно поэтому! Если бы ему нужен был твой Княжич, он обязательно посмотрел бы на окна соседей, чтобы убедиться: за ним никто не наблюдает.
– Вовсе не обязательно. Он же знал, что ничего не украл. Так чего ему бояться?
– Он залез на чужую территорию. Этого достаточно.
– Ни фига подобного! Он может сказать, что ошибся домом, хотел узнать дорогу, воды попросить. Миллион отмазок!
– Тогда чего ты бросилась этому Михаилу звонить?
– Ну… просто…
– Вот то-то и оно. Ну ничего. Я всегда знал, что он придет закончить свое черное дело, и приготовился.
Верстовский устало поднялся и, шаркая тапками, отправился восвояси. Спина под серой пижамой горбилась.
Серафима проводила его взглядом и принялась собирать детали от телефона. Если не заработает, то на другой она накопит еще не скоро. Крышка все никак не хотела защелкиваться. А все потому, что руки не слушались хозяйку. Дурацкий вор все никак не шел из головы.
Или Верстовский прав, это был не вор? И приходил он не к Княжичам? И что Верстовский имел в виду, когда сказал, что готов? К чему он готов?
Господи, да он решил покончить жизнь самоубийством!
Не помня себя, Серафима бросила на пол почти собранный телефон и кинулась в комнату Верстовского.
Дверь была заперта, но обезумевшую Серафиму это не остановило. Со всей могуты она навалилась на преграду. От ужаса силы ее удесятерились, и дверь, не выдержав страстного напора, распахнулась.
Посреди комнаты стоял Верстовский с пистолетом в руке.
– Дяденька, не надо! – заорала Серафима и кинулась прямо на направленное на нее дуло.
Верстовский еле успел опустить оружие. Она схватила его за плечи и стала трясти изо всех сил.
– Вы с ума сошли! Зачем? Да неужели из-за сволочи этой надо себя жизни лишать! Не допущу! Не позволю! Слышите?!
Голова Верстовского моталась из стороны в сторону так, что он даже сказать ничего не мог. Наконец, изловчившись, он вырвался из ее цепких рук и отскочил, прикрывшись письменным столом.
– Ты рехнулась, что ли, дура! – заорал он. – Какого черта дверь ломаешь! Ничего я не собирался лишать! Совсем ополоумела?
– Да как же…
Серафима отступила и посмотрела на злобную физиономию Верстовского. Следов обреченности и решимости покончить счеты с жизнью на ней действительно не наблюдалось.
– А пистолет тогда для кого?
– Для Манина. Когда он сюда заявится, я покончу с ним раз и навсегда, – совершенно спокойно заявил Верстовский.
Серафима открыла рот, потом медленно закрыла и зажала его ладонью.
Она что, в мексиканский сериал попала?
Нет, на сегодня с нее хватит.
Она повернулась и молча вышла.
Телефон работал, но никому звонить Серафима не стала. Вернулась в свою комнату, вянулась на кровати и закрыла глаза.
Княжичи вернулись, как и обещали, на следующий день к вечеру. Серафима улучила минутку, чтобы забежать к ним. За прошедшие два дня она дико соскучилась.
Она ничего не сказала Михаилу о странном посетителе.
К чему тревожить человека, если не по его душу приходили?
Однако все случившееся, особенно безобразная сцена с пистолетом, не выходило у нее из головы.
Неужели такое не только в кино бывает? Черная зависть, кровавое убийство и страшная месть. Хотя это слово здесь не подходит. Ведь мстить, по идее, должен Верстовский. А он, наоборот, прячется. Причем довольно давно. Хотя кто его осудит? Ведь защитить его от негодяя Манина, который продолжает преследовать бывшего друга, некому.
Собственно, почему некому? А она на что?
Верстовский ее приютил, можно сказать, пригрел. Живет у него на всем готовом. Еще и учит ее бесплатно. Стал бы кто другой заботиться о постороннем человеке? Не слышала она о таких случаях. Вернее, слышала и даже верила, что такое бывает. А потом напоролась на Дениса и его команду тимуровцев, блин!
Верстовского она тоже в корысти подозревала. Но теперь поняла, что он очень хороший и несчастный, только и всего.
Для последнего разговора с Маниным он приготовил пистолет. А вот сможет ли из него выстрелить, большой вопрос.
Он боится Манина.
Он боится, а она – нет!
Поэтому найдет эту тварь и прямо в лицо скажет, что все знает и не позволит приблизиться к Константину Геннадьевичу!
Она сможет его спасти!
На следующий день серый от страха Верстовский сообщил ей, что не ошибся. Манин в Питере. Приехал на презентацию новых духов парфюмерного дома Фрагонар.
«Ну что ж, все к лучшему», – решила Серафима.
И стала готовиться.
Боые действия Серафимы Сидоровой
Почти год назад – она тогда только месяц как жила в доме Верстовского – она случайно купила себе распрекрасное платье. Ну… не то чтобы совсем уж случайно. Сначала просто остановилась поглазеть на витрину. Потом решилась зайти и уже не смогла вырваться из цепких лап продавщицы. Конечно, не приглянись ей платье, она отделалась бы от навязчивой девицы, сказав пару ласковых. Но платье было любимого травянисто-зеленого цвета и так ей шло, что Серафима дала себя уговорить еще на крошечную сумочку и лодочки. Правда, туфли покупались уже со скрипом. Пришлось занять из продуктовых. Серафима помялась немного, а потом прикинула, что сумеет незаметно вложить недостающее после зарплаты, и взяла все. Платье, впрочем, было, как сказал бы Верстовский, довольно функциональным. Не очень длинное, простое по крою и не слишком нарядное, но, по разумению Серафимы, в таком и на пир пойти не стыдно. Она решила спрятать обновку до лучших времен и ничего не говорить Верстовскому, но уже дома спохватилась: шкафа-то у нее нет, а на стойке платье будет слишком заметным. Пометавшись по комнате, горемыка не придумала ничего лучшего, как запихнуть красотищу в тумбочку, но ночью передумала и все же вывесила на всеобщее обозрение, немного замаскировав зимним халатом.
Честно говоря, она сомневалась, что обнова вообще когда-нибудь пригодится, и даже стала понемногу забывать о покупке. Верстовский не обратил на ее приобретение никакого внимания и к ответу не призвал, деньги она постепенно вернула, продолжая ходить в рабочей «рванине», однако сегодня, приняв решение встретиться с врагом лицом к лицу, сразу вспомнила о платье и похвалила себя за предусмотрительность. В таком наряде она будет чувствовать себя уверенно и сумеет прижать гада к стенке.
Платье слегка помялось под халатом и выглядело каким-то несвежим, но возбужденная и взвинченная Серафима не нашла в себе сил возиться с утюгом. Просто надела наряд с лодочками, расчесала волосы и незаметно выскользнула из дома.
В маленькой сумочке, кроме ключей от дома и денег на дорогу, лежало ее главное оружие – пробник с «Инеем».
То, что Верстовский хранит образцы духов своего соперника, она узнала совершенно случайно.
Главной ценностью дома Верстовского был большой шкаф, за стеклянными дверцами которого хранилась коллекция парфюмерных флаконов. Шкаф всегда был закрыт на ключ, и Серафиме, которую распирало от любопытства повнимательнее рассмотреть чудесные пузырьки, поначалу все никак не удавалось в него заглянуть. Оставалось только прижиматься к стеклу лбом или возить носом в попытке разглядеть хоть некоторые экземпляры. Однажды за этим занятием ее застал хозяин коллекции и почти час разорялся по поводу того, что все стекло вымазано соплями, которые уже не отмываются. Тогда Серафима сильно обиделась и решила, что больше не ступит в лабораторию, а будет целыми днями назло сидеть в теплице и не показывать оттуда своего сопливого носа.
Два дня она дулась, а на третий Константин Геннадьевич сам открыл шкаф и показал коллекцию. Еще и экскурсию провел.
Блестя глазами и любуясь своими богатствами, Верстовский с удовольствием называл разновидности флаконов – сплеш, что в переводе с французского означало «всплеск», спрей – это который с пульверизатором внутри. У старинных флаконов, которых в коллекции было немало, пульверизатор напоминал грушу для клизмы. Серафима ахала. Как дамы им пользовались? Ужасно неудобно!
Были в коллекции флаконы, придуманные знаменитыми дизайнерами из дорогостоящих материалов. Имелись и редкие. Например, из слоновой кости в виде фигурки женщины, сработанный еще в четвертом тысячелетии до нашей эры. Так, во всяком случае, говорил Верстовский. Еще – из серебра, керамики, стекла. До невозможности изящные и чем только не разукрашенные!
Серафиму впечатлили флакончики в форме пчелы и черепашки от компании Baccarat.
– Как живые! – воскликнула она.
– Только стоят дороже! Вот этот на аукционе легко ушел бы за пятнадцать тысяч евро, – хвастливо сказал Верстовский. – У них есть и запредельно дорогие – из хрусталя, декорированные золотом и бриллиантами. А вот этот, посмотри, от знаменитого дома Boucheron. Он выпускает ароматы ювелирной тематики, и их флаконы похожи на драгоценности.
Как заправский экскурсовод Верстовский водил по полкам тоненькой указочкой, не дотрагиваясь до экспонатов.
– Одну из самых ярких страниц в историю парфюмерных флаконов вписала династия Лалик. Именно потомки стеклянных дел мастера Рене Лалика придумали голубя для флаконов от Нина Риччи. Сальвадор Дали создал флакон для своих же духов по мотивам картины «Явление лица Афродиты Книдской». Было продано пять тысяч бутылочек по двадцать тысяч франков каждая.
– Ни фига себе! Это за что ж такие деньги драть?