– А какова судьба «Неги»? – словно почувствовав, торопливо спросил Михаил и покосился на ее напряженную физиономию.
– Духи продаются до сих пор, только под другим названием. В переводе на русский – «Нежный вечер». Не встречали?
Он снова обвел их взглядом. Серафима мотнула головой.
– Я не хотел, чтобы чужие женщины пахли так же, как она, но фирма настаивала. Тогда я изменил название.
Серафима открыла рот. Михаил сжал ее руку, и рот послушно захлопнулся.
– А сейчас вы продолжаете… как это у вас называется, быть «носом»?
Манин удивился.
– Да. А почему вы спрашиваете?
– Верстовский утверждал, что вы заразили его вирусом, после которого он потерял обоняние. Ну, следовательно, и вы тоже… должны были.
Манин развел руками.
– Мы не виделись с Константином со дня похорон Инги. Это было десять лет назад. Насколько я понимаю, никакого коронавируса тогда не существовало.
– Но Верстовский утверждал, что вы с ним встречались три года назад.
– Где?
– На могиле Инги.
– Он приезжал в Грасс?
– Не уточняла. Наверное.
– Не знаю, зачем ему потребовалась эта ложь… Хотя почему? Знаю. Он хотел обвинить меня еще и в этом!
Манин вытер каплю, сползающую на висок со лба.
– Ему мало сделать меня убийцей собственной жены! Он хочет выставить меня окончательным подонком!
– Но Верстовский утверждал, что Инга была его женой! – почти крикнула Серафима.
– Что?
Манин посмотрел так, что стало ясно: это стало для него шоком. Серафима глядела во все глаза.
– Он сказал: вы убили ее, потому что не могли позволить, чтобы она стала женой другого. Вы завидовали ему всю жизнь и решили убрать со своего пути во что бы то ни стало.
– Я убью его, – хрипло выдавил Манин и закрыл лицо руками.
– А вы разве не за этим приехали в Россию? – неожиданно услышал он.
Манин дернулся, как от удара, и взглянул на Серафиму черными точками глаз. Она не отвела взгляда.
– Вы были уверены, что именно Верстовский убил Ингу. Так или нет?
Манин кивнул, продолжая смотреть на нее то ли с удивлением, то ли с ужасом.
– Как он это сделал?
Тот молчал.
– Говорите уже, раз мы обо всем догадались.
– В тот вечер Инга должна была выехать ко мне в Марсель. Я прилетел туда прямо с выставки, где мои духи получили гран-при. Я снял яхту и ждал ее, чтобы отметить победу. Перед отъездом она заехала к Константину.
– Зачем?
– Я не знаю. Он уверял, что встречи не было.
– Тогда откуда?
– В ее сумочке я нашел пробник новых духов. Незадолго до этого Верстовский хвастался, что сочинил новую композицию, которая побьет все рекорды популярности и станет хитом продаж.
– Вы решили, что в сумке Инги были именно эти духи? Но почему?
– Он назвал несколько компонентов, когда рассказывал.
– А зачем ему было так светиться?
– Он ничем не рисковал и очень хотел, чтобы я ему поверил. Всегда стремился разбудить во мне зависть и говорил, что просто поддерживает дух соперничества. Но я не желал с ним соперничать. Мне это было совсем не нужно. Я создавал духи. Со мной была любимая…
– Вы считаете, что Верстовский отравил Ингу через духи? Но как такое возможно? – спросил Михаил.
Ему было очень важно это знать.
– В парфюмерии используются разные вещества. Многие из них очень ядовиты.
– Но вы отдали духи на анализ, раз знаете состав.
– Отдал, но в них уже ничего нельзя было обнаружить. Верстовский не дурак. Он использовал летучее соединение. Инга открыла флакон, понюхала, и все. Эфир выветрился мгновенно, но успел попасть в легкие. Вскоре у нее закружилась голова или случилось что-то еще… Она должна была позвонить мне и сказать, что выехала. Я всегда волновался, и мы постоянно созванивались.
– Но она не позвонила.
– Нет. Я набирал ее номер раз сто, но телефон молчал. Я даже Константину звонил. Он сказал, что не виделся с ней, пока я был в Париже.
– Но он же знал, что вы найдете пробник.
– Знал, но со слезами на глазах клялся, что дал его давно, в лаборатории. Это была самая наглая ложь, но доказать иное я не смог.
– А почему он дал вашей жене пробник? Почему не предложил просто понюхать бумажку? Как там…
– На блоттере запах слишком очевиден. Инга могла почувствовать что-то. Она же была аромапсихологом.
– А запах обязательно должен быть?
– Уверен, что яд не имел запаха, но Верстовский должен был действовать наверняка. Кроме того, на блоттере его концентрации могло не хватить.
– Верстовский утверждал, что дело даже не заводили.
– Это правда. Он знал, что так случится, поэтому был уверен в своей безнаказанности.
– И тогда вы решили сами его наказать? – спросила Серафима.
Михаил посмотрел на любимую. Какой она, оказывается, может быть! Решительной, жесткой, даже жестокой.
Серафиме почудилось в его взоре некоторое недоумение, и она решила, что Михаил ей не верит. Ну и пусть! Она точно знает, что все именно так, как она думает. Вернее, только что догадалась.
– Ведь вы не только ради презентации своих новых духов приехали в Россию, – уверенно продолжала она, не спуская с Манина глаз. – Вы искали Верстовского, так?
– После смерти Инги он уехал в Париж и стал работать в парфюмерном доме конкурентов.
– Это ни у кого не вызвало подозрений?
– Не думаю. Все знали, что он был влюблен в мою жену, и восприняли его отъезд как жест отчаяния. Он сам говорил, что не может оставаться там, где все произошло, и не понимает, как я могу быть таким равнодушным. Хотя для меня было как раз естественно – остаться там, где ее могила, чтобы ухаживать за ней.
– Но если вы были уверены в его вине и собирались отомстить за смерть жены…
– Да с чего вы взяли, мисс? – возмущенно прервал Манин. – Я вовсе не…
Но неумолимая Серафима продолжала:
– Если вы собирались мстить, то почему не нашли его в Париже? Зачем ждали десять лет?
Манин сделал гневное лицо и сжал рот. Серафима смотрела, не отрываясь.
И он сдался.
– Я не сразу заподозрил Константина. Говоря по правде, тогда вообще не мог что-то анализировать. Мысли стали возникать гораздо позже, а когда пазл сложился, Верстовского я не нашел. Он не просто уехал из Франции, а пропал.
– С радаров? – насмешливо спросила Серафима.
– Что вызывает у вас скепсис? Да, пропал. Он ведь коренной москвич, там я его и искал. У него в столице довольно много родственников и всяких там одноклассников, однокашников. Он окончил Химико-технологический институт имени Менделеева, успел даже поступить в аспирантуру. Не доучился, правда. Заболел парфюмерией. Это серьезная хроническая болезнь. Если уж прицепилась, то нсегда. Лекарства нет.
Новые непонятности
Манин замолчал, задумавшись о чем-то. Серафима тоже, переваривая информацию о Верстовском. Первое время ей было невдомек, почему он окопался в не самом удобном для него месте. Сад-огород можно было завести и поближе к Питеру. Ладно бы этот дом был с чем-то или с кем-то связан! Выяснилось, что нет. Сам он это место не любил и все время ворчал: на дом, холодный и пустой, на дорогу, занимающую без малого три часа, да еще с пересадкой, на бесконечные стройки вокруг, которые никак не закончатся, на соседей, которых он почти не знал, но они все равно его раздражали. За нелюбовь дом платил ему той же монетой: канализация все время засорялась, краны текли вместе с крышей, хотя ему было лет пять от роду. Почему он живет в нелюбимом доме, нелюбимом месте и не хочет переезжать ближе к городу, стало ясно, когда он рассказал о завистнике Манине, жаждущем вогнать его в могилу.
Сегодня стало ясно, зачем Верстовский регулярно и тайно посещает Москву. Там он оставил все, что было ему действительно дорого. Отказаться от родных он по-видимому не может, хотя и рискует, навещая их.
– А как же вы его разыскали? – подал голос Михаил, который никак не мог связать концы с концами.
– Он увидел журнал «Парфюмер», – ответила за Манина Серафима.
Михаил посмотрел удивленно. Манин кивнул.
– Да. Случайно.
Серафима помотала головой.
– Не случайно. Верстовский не сомневался, что вы увидите журнал. Он специально для этого все и придумал.
– Но зачем он обнаружил себя? Столько лет бегал от меня, отсиживался в глуши и тут вдруг так громко заявил о своей разработке. Не смог утерпеть? Амбиции оказались сильнее?
– Да нет у него никаких амбиций.
– Ну как же! Новый аромат, обещающий стать знаменитым! Да еще и молодая, прекрасная ученица! Все для того, чтобы наконец добиться громкой славы!
– Он хотел, чтобы именно так вы и решили. Но дело в том, что нет никакого аромата. И молодого парфюмера тоже.
Манин посмотрел недоверчиво.
– Как так?
– Да так. Есть старый «нос», который ничего не чует. И Серафима Сидорова, которая ухаживает за огородом и попутно изучает азы парфюмерии. Все.
– Господи, а ведь я поверил! Даже не усомнился ни разу. Ведь он назвал свой новый парфюм «Интрига». Это прямой отсыл к Инге. Я чуть с ума не сошел.
Манин провел рукой по волосам.
– Так он просто заплатил вам за фотографию?
– Заплатил. Только не мне, а тому, кто сделал монтаж. Этот снимок я увидела вчера. Во время фотосессии Верстовского рядом не было.
– Значит, о его замысле вам ничего не известно?
– Нет. Мы сами терялись в догадках.
– Поэтому решили найти меня. Хотели, чтобы я пролил свет на это дело?
Серафима взглянула на Княжича. Он кивнул:
– Не за этим. Мы хотели предупредить.
– О чем?
– Верстовский приготовил для вашей встречи пистолет.
Манин приподнял брови, но Серафиме почему-то показалось, что он не удивился.
– Вы знали?
– Нет, конечно, но, зная старого друга, мог предположить.
– Ничего не понимаю, – признался Княжич. – Зачем весь это спектакль с журналом? Почему он вдруг захотел, чтобы вы его нашли? Что ему мешало спокойно жить дальше в своей глуши и варить мыло? С чего он вдруг передумал?