Чувствуя противную дрожь в коленках, она вошла в лабораторию и встала у двери.
– Итак! – громко произнес Верстовский и обернулся.
Лицо у него было торжественным.
– Я обещал создать твои духи?
– Ммм… – выдавила Серафима и проглотила кусок сухого воздуха.
– Тогда вот мой сногсшибательный сюрприз!
Он подошел к сейфу и достал из недр своего тайника флакон.
– Нюхай!
Серафима подняла на него глаза и не двинулась с места. «Ну вот и все», – промелькнуло у нее в голове.
– Ну, чего примерзла? Не можешь поверить своему счастью?
Серафима машинально кивнула, думая только о том, что в этом флаконе таится ее безвременная погибель.
– Да хватит столбом стоять! Чего ты как дура!
Серафима заметила, что Верстовский волнуется, и окончательно струхнула. Конечно, не каждый день убивать приходится!
– Да что с тобой? Неужели не любопытно?
Верстовский приоткрыл флакон и поводил над ним носом. Серафима торопливо шагнула, чувствуя, как кровь снова потекла по жилам, наполняя ее жизнью, и взяла флакон.
Аромат был волшебным.
Цитрусовые и свежие цветочные она услышала мгновенно и слегка улыбнулась.
Он создал шипровый запах! Ожидала ли она? И да, и нет.
Легкая травянистая горчинка и едва уловимый пряный оттенок нероли. Рядом с цитрусовыми ее запах становится свежим и дерзким. Похожим на нее, Серафиму Сидорову.
Интересно, до конца Верстовский ее угадал или нет?
Серафима закрыла глаза и словно нырнула в глубь аромата.
Ожидаемый аккорд – бергамот с розовым перцем и, разумеется, яркая нота ириса. Немного древесная и чуть землистая. Верстовский утверждал, что она обостряет интуицию. Как бы это пригодилось сейчас!
Что дальше? Дубовый мох? Ну конечно. Какой же без него шипровый аромат?
Ну а что в шлейфе? Белый мускус или амбра?
Ну конечно же – амбра. На фоне ее сладко-солоноватого минерального запаха древесные и цветочные ноты раскрываются лучше всего.
Серафима открыла глаза и взглянула на Верстовского, как будто видела впервые.
Неужели это создал он? Он же убийца! Злодей! Разве злодеи могут создавать радость и счастье?
Она потрясла головой, отгоняя наваждение.
Он НЕ мог создать эти духи! Он вообще НИЧЕГО создать не может!
– Ну? Что скажешь? – услышала она взволнованный голос Верстовского. – Разложить состав не прошу. И так вижу, что все услышала. Скажи только: это ты?
И взглянул с надеждой.
Серафима молчала, все еще находясь под властью волшебства и в то же время мучительно пытаясь понять, как могло случиться, что человек, потерявший обоняние, мог сотворить ТАКОЕ.
– Чертова матрешка! – наконец не выдержал Верстовский. – Ты белены, что ли, объелась? С хахалем что-то не поделила? Или, наоборот, так поделила, что себя не помнишь?
Серафима словно не услышала намека. Закрыла флакон и протянула Верстовскому.
А потом посмотрела ему прямо в глаза и сказала:
– Это я.
– Ну, разродилась наконец! – фыркнул Верстовский.
Его лицо стало необычайно мягким. И очень счастливым. Серафима глядела во все глаза, чувствуя полнейшее смятение.
И что ей теперь делать? Кому верить? Чего ждать?
– Я до последнего сомневался, что у меня получится, – заговорил Верстовский, спрятав флакон в сейф. – Ты же знаешь, сам определить, получилось или нет, я не смог бы.
И взглянул проницательно. Мол, знаю, о чем ты думаешь.
Серафима не стала опускать глаза. Только плечами пожала. Ну и знай.
– Я задумал этот аромат давно, хотя понимал всю бесперспективность затеи. Я же ничего не могу! Конечно, все запахи у меня в голове, но без «носа» потуги абсолютно бесполезны.
– И тогда вы нашли меня?
– Ну да. Сама понимаешь, официальный путь для меня закрыт. К тому же где в России я найду приличный «нос»?
– А во Франции что ж? Никаких связей не осталось?
– Да при чем тут мои связи? Ты что, забыла? За мной охотится убийца! Он мог узнать о моем приезде и разделаться там, где до меня никому нет дела! Я не готов расстаться с жизнью!
«Зачем же ты его позвал, если не готов?» – чуть было не вырвалось у нее.
Вовремя прикусила язык.
– Я помню, Константин Геннадьевич, – с трудом заставив себя сделать сочувствующий вид, выдавила она.
Верстовский поискал что-то на столе и, не глядя в ее сторону, сказал:
– Ты знаешь, а Манин до сих пор в России. Скажу больше – в Питере и, кажется, не торопится возвращаться в Москву.
– Неужели он вас нашел? – вскрикнула Серафима и закашлялась.
Плохая из нее актриса.
– Надеюсь, что нет. Иначе давно бы уже… Я же говорил тебе: у него турне. Презентует новый аромат от Фрагонар.
Голос Верстовского звучал раздраженно.
– Он автор?
– Да вроде.
– Как? Он же переболел коронавирусом так же, как и вы?
Верстовский уронил листок. Тот спланировал и залетел под стол. Он нагнулся за ним.
– Я не знаю! Возможно, автор кто-то из его команды! Не слежу за его работой! Этот подонок мог запросто купить парфюм у неизвестного «носа» и выдать за свой!
Он вылез из-под стола со злым лицом, но быстро взял себя в руки и продолжил:
– Я хочу явить этот аромат миру. И для этого надо, чтобы ты встретилась с Маниным.
Вот так сюрприз! Ей встречаться с Маниным? Интересно, для чего?
– Сам я не могу, поэтому ты придешь к нему в качестве автора нового аромата и попросишь содействия в продвижении.
Перед глазами Серафимы тут же встала обложка «Парфюмера»: она сама, вальяжно развалившаяся в кресле, и Верстовский в бабочке позади.
– Что вы, Константин Геннадьевич! Разве я могу! Какой из меня парфюмер? Курам на смех! Да я на первом скачке расколюсь, как Василий Алибабаевич!
– Какой еще Василий Алибабаевич? – оторопело спросил Верстовский. – Что ты несешь?
– Манин догадается, что я подставная!
– Не догадается. Ты вполне годишься для этой роли. Уже.
Это было что-то похожее на признание ее способностей, и Серафиме, несмотря на нервное напряжение, стало приятно.
– Но даже если я и смогу к нему прорваться…
– Сможешь.
Ишь ты, и не сомневается! Конечно, увидев ее на обложке вместе с Верстовским, Манин сразу согласился бы!
– Но с какой стати ему помогать какому-то неизвестному парфюмеру?
Верстовский скривился.
– Надо знать Манина. Он ни за что не откажется въехать в рай на чужом горбу. Погреться в лучах чужой славы, если своей нет! И не только погреться! Заработать на ней! Или даже присвоить! Не сомневаюсь, что с тем ароматом, который привез сейчас, этот ублюдок так и сделал!
Лицо Верстовского пылало таким праведным гневом, что уверенность Серафимы снова пошатнулась.
– Ну хорошо, – медленно сказала она. – Допустим, Манин согласится. Что дальше? Не могу же я все время выдавать себя за настоящего автора? Рано или поздно…
– Тебе не придется делать это долго. Как только будет организована презентация нового парфюма – пусть даже закрытая, в узком, так сказать, кругу, – я явлюсь на нее вместе с тобой и объявлю тебя своей ученицей и соавтором! Представляю, какое лицо будет у Манина! Не удивлюсь, если его инфаркт схватит! Пусть сдохнет, гад! Главное, что последним он увидит мое лицо!
Верстовский захлебнулся предвкушением своего триумфа и закашлялся.
Серафима смотрела во все глаза.
Так вот какой у него был план! Вот для чего ему понадобилась никому не известная девушка с природным даром обоняния. Он давно придумал выставить ее вместо себя, как картонную фигуру в магазине! Куклу наследника Тутти! Он не собирался убивать Манина. Тот – слишком заметная личность. Известного на весь мир парфюмера укокошить – это не то же самое, что Ингу. Ее никто не знал. Алекс Мани – другое дело. Пистолет был просто отвлекающим маневром. Верстовский решил уничтожить соперника морально. Впрочем, не только. Он почти уверен, что от потрясения Манин окочурится. Может, ему известно что-то еще? Например, что у того больное сердце? Конечно, зачем тогда рисковать, пуляя из пистолета? Для этого надо иметь смелость, а Верстовский трус. Он десять лет прятался в своей норе, нос высунуть боялся, план сочинял. И тут появилась колхозная дура, и все сложилось. Главное, чтобы картонная дурилка Серафима ни о чем раньше времени не догадалась.
Серафима вспомнила, как тщательно Верстовский готовил ее к роли подсадной утки. А она и рада была стараться! Учила запахи, формулы дурацкие! Интересно, а что Верстовский собирался сделать с ней потом, когда уничтожит с ее помощью своего врага? Пошлет к черту или снова захочет использовать вместо себя? Ведь он все равно не сможет вернуться в профессию без нее. Она может быть «носом», а он – нет!
Если замысел такой, то плохо он ее знает!
Серафима с шумом выдохнула и удивилась, что изо рта не вырвалось пламя.
– Ну что, согласна? – уже предвкушая будущую победу, спросил Верстовский.
– А как зываются эти духи?
– «Интрига».
По тонкому льду
Серафима попросила несколько минут, чтобы все хорошенько обдумать.
– Не просто обдумать. Но и порепетировать. Ты должна держаться как королева. Королева ароматов!
Верстовский чуть не прыгал от восторга, что так быстро уломал ее.
– А для начала выспись, вымойся и вообще – придай себе столичный лоск!
– Ну и как, по-вашему, это делается?
Верстовский задумался. Эту часть балета он тщательно не продумывал. Ну и что? Время еще есть. Главное, чтобы щучка не сорвалась с крючка. Хотя нет, на хищную рыбу Серафима не тянет. Тогда кто? Плотва? Толстолобик? А вот! Нашел! Красноперка! А что? Похожа! У той, кажется, плавники красные? А у этой – волосы!
Верстовскому так понравилось название, которое он придумал для Серафимы, что он окончательно развеселился.
– Отправляйся на заслуженный отдых, а я буду шлифовать наш план.
Он уже НАШ, этот план?
Хитер. Уверен, что колхозной нимфе для счастья много не надо. Ее взял в соавторы великий Верстовский! Этого довольно, чтобы притупить ее и без того тупое сознание. По его замыслу, она должна вырасти от гордости еще на пару сантиметров.