– Мы нашли в Интернете вашу с Ингой фотографию. Инга и Алекс Мани. Нет, меня убедила вовсе не подпись. У вас там лица … Такие были у моих родителей на свадебной фотографии. Не смогу объяснить…
– И не надо. Такое же лицо было у вас, когда Михаил взял вас за руку. Я угадал?
Серафима кивнула и почувствовала, что по лицу потекла слеза. Она крепко вытерла ее рукой.
– Что-то случилось?
Она совершенно не собиралась рассказывать этому человеку о своей беде, но неожиданно у нее вырвалось:
– У нас украли ребенка. Миша поехал искать. И вот. Сутки не могу дозвониться.
– У вас ребенок?
– Не у меня, у Миши. Димка. Ему пять всего.
– А кому понадобилось его красть? Матери?
– Миша думает, что это сделал его бывший друг. Сначала он увел жену, потом прислал отморозков, и те перед самыми соревнованиями избили Мишу так, что он до сих пор хромает. А теперь решил, что и Димку надо забрать. Чтобы добить. Понимаете?
– Он спортсмен?
– Да. Биатлонист. Чемпион мира.
– Подождите-ка. Его фамилия, случайно, не Княжич?
– Да.
– Так я видел его на чемпионате Европы!
– Правда? – спросила Серафима.
Почему-то ей казалось важным, что кто-то знал Михаила другим. В прежней жизни.
– Конечно. Очень хорош был на трассе. Легко шел даже на последних километрах. Казалось, никаких усилий не прикладывал. Дыхание почти не сбивалось, поэтому всегда попадал в девятку или десятку с первого выстрела. Это редко бывает.
– Он такой.
– А его друга как звали? Не Малафеев?
– Вы и его знаете?
– Слышал. Вечно дышал Княжичу в затылок. Неудивительно, что возненавидел этот самый затылок лютой ненавистью. Но почему вы решили, что это он?
– Миша сказал. Он не сомневается.
Манин коротко взглянул на нее.
– И где Княжич теперь?
– Погнался за Малафеевым.
– Выходит, теперь он дышит Малафееву в затылок. Хотя… Полиция тоже ведь ищет?
Серафима вздохнула.
– В полицию мы не сообщили.
– Почему?
– Точно не знаю. У Димки в курточке вшит маячок. По нему Миша должен его найти.
– Это очень глупо и опасно.
– Я думаю, Миша не хочет вмешивать полицию из-за Аллы.
– Это мать?
– Да. И жена Малафеева. Она от Димки сразу отказалась. И вот теперь…
Манин смотрел на нее, но думал о чем-то своем.
И тут в тишине номера грянул звонок сотового телефона. Серафима с Маниным вздрогнули.
– Ваш, – сказал он.
Серафима выхватила телефон из кармана и так побледнела, что Манин испугался.
– Миша!
Он не слышал, что ей ответил Княжич, но видел, как постепенно меняется ее лицо. Глаза то вспыхивали благодатным огнем, то наливались слезами, то превращались в застывшие зеленые точки.
– Нет, никуда. Я сижу дома и жду вашего возвращения, – наконец произнесла она и, отключившись, еще с минуту сидела, изо всех сил сжав телефон, как будто хотела раздавить.
– Ну что? – наконец не выдержал Манин.
– Он догнал Малафеева. Они подрались, Миша выронил телефон, поэтому не мог позвонить. Номер наизусть не помнил.
– А ребенок?
– В больнице. Малафеев дал ему снотворное, очень сильное, чтобы мальчик не плакал и из машины не вылезал. Разбудить долго не могли, но сейчас уже все хорошо. Димка проснулся и спросил, когда они поедут домой…
На последних словах ее голос вдруг повело куда-то, лицо Манина, сидящего напротив, расплылось, и, если бы тот не успел подхватить, она упала бы.
– Успокойтесь. Все ведь уже хорошо. Скоро они приедут домой, и вы увидитесь, – голосом заботливой бабушки говорил Манин, усаживая ее в кресло и подавая воду в высоком стакане.
Серафима встряхнула головой и почувствовала, как что-то большое и страшное откатывается в черную глубину сознания.
– А телефон нашелся? Или он номер вспомнил? – спросил Манин, чтобы быстрее вернуть Серафиме способность соображать.
– Он снова приехал на то место. Это недалеко от заправки. Нашел и сразу позвонил.
Она посмотрела на Манина полными счастливых слез глазами.
– Ну вот, видите. Не все заканчивается плохо.
Серафима вытерла глаза.
– А я чего только не передумала! Самое страшное уже.
– Но оказалось, что надо надеяться на лучшее.
Она вдруг взглянула остро.
– А вы? Надеетесь на лучшее?
Он отпрянул и сел в кресло.
Серафима продолжала разглядывать его, словно впервые увидела.
– Ваши с Мишей истории похожи. Вы – талантливый парфюмер, Княжич – талантливый спортсмен. И у обоих был друг, который завидовал так, что был готов убить.
Манин молчал.
– Так же, как Верстовский, Малафеев всю жизнь потратил на ненависть.
– Вот только конец историй будет разным, – неожиданно произнес Манин. – Ваш Михаил вернул сына и нашел новую любовь.
– А еще посадил дерево и построил дом.
– Все, как положено мужику, – усмехнулся он.
– А у вас не так? – спросила Серафима, хотя знала ответ.
– Нет. Все эти десять лет я не жил. Не сажал дерево, не строил дом, не искал любовь. Я хотел только одного.
– Отомстить за смерть Инги?
– Не отомстить, а покарать. Разве я не имею на это права?
Он вскинул глаза.
В них были ожесточение, боль, горечь и что-то еще. Может быть, легкая тень сожаления.
– Не вижу разницы между словами, если честно, – твердо сказала Серафима. – Верстовский уже наказан. Ковид лишил его самого ценного, ради чего он жил. Он перестал быть «носом».
– Но вы же сказали по телефону, что придете с новым ароматом. Разве его не Верстовский придумал? Я так понял, что вы всего лишь…
Серафима вдруг вспомнила, ради чего заявилась в отель. Встав, она подошла к окну и выглянула. В скверике перед отелем – а он обещал, что приедет чуть позже и будет там, – Верстовского не оказалось. Еще не приехал или уже ушел? Нет, этот будет хоть вечность ожидать своего выхода на сцену. Где же тогда? Под дверью стоит?
Она выглянула нажу. Коридор был пуст.
Путь в небытие пахнет интригой
Она вернулась и достала из сумочки тестер.
Манин пододвинул свое кресло ближе. Черные глаза блеснули предвкушением открытия.
«Все же парфюмер в нем всегда побеждает», – подумала Серафима и незаметно улыбнулась.
– Это «Интрига».
– Я так и понял. Выходит, он в самом деле создал новый аромат. Но как?
– Сказал, что духи создавал в голове, а в качестве «носа» использовал меня.
Манин взглянул с интересом.
– У вас способности от природы?
Серафима кивнула.
– Это редкий дар, вы знаете?
– До встречи с Верстовским даже не догадывалась. Просто баловалась, угадывая запахи. Не думала, что это может стать профессией.
– И как он вас… использовал?
– Втемную, как выяснилось. Пока обучал азам парфюмерии, пробовал разные варианты «Интриги», менял пропорции. Я слушала и говорила, нравится или нет. Но это я так представляю. Может, все совсем не так было.
– Ясно.
Манин задумчиво глядел на флакончик.
– Ну так что? Нюхать будете? – соскучившись ждать, спросила Серафима. – Верстовский при мне духи наливал.
Она протянула руку, чтобы открыть тестер…
Манин перехватил ее на лету.
– Подождите!
Что-то было в его голосе, заставившее Серафиму отдернуть руку. Сердце вдруг скакнуло и забилось как припадочное.
– Вы чего? – ошарашенно выговорила она.
– Не надо, не открывайте!
Серафима посмотрела на флакончик. Неужели он думает…
Манин отодвинулся, вжался в кресло и оттуда, из глубины, попросил:
– Опишите аромат.
Серафима закрыла глаза и сразу словно нырнула в облако чудесных запахов.
Манин слушал и смотрел так, что даже сквозь закрытые веки Серафима ощущала жгучесть его взгляда.
Когда она снова взглянула на сидящего напротив человека, на его лице ничего нельзя было прочесть.
Непонятно почему, но она вдруг испугалась.
– Александр, – шепотом позвала она.
Манин провел рукой по лицу и как будто вынырнул из тяжелого сна.
– Только не молчите, – взмолилась Серафима.
– Понимаете, все, что вы только что сказали, очень напоминает тот аромат, которым была отравлена Инга.
– Не может быть!
– Как раз может. Вы ведь не уверены, что он создал «Интригу» на ваших глазах.
– Не уверена. Он сказал, что сделал духи специально для меня. И действительно, шипровые ароматы – это мое. Но, конечно, мог соврать. Как обычно.
– Тогда вполне возможно, что это тот самый парфюм, которым он заманил к себе Ингу десять лет назад. Помните, я говорил, что он хвастался своим успехом и в подтверждение назвал некоторые компоненты.
– Те же самые?
– Да.
– И что из этого следует?
– Внутри яд.
Серафима покачала головой.
– Мне кажется, вы ошибаетесь. Он не собирается вас травить. Хочет убить морально. Представить парфюм и снова стать знаменитым. Не случайно он назвал духи «Интрига». Теперь Инга всегда будет ассоциироваться с этими духами. Тогда она будет принадлежать ему, пусть и после смерти.
– Вы наивны. Этим он и воспользовался.
– Он налил духи прямо у меня на глазах.
– Из большого флакона?
– Ну да. Он давал его нюхать, когда знакомил с ароматом.
– Когда? Вчера?
– Да.
– И после этого вы уверены, что яда там нет?
– Нет. Не знаю. Я решила, что Верстовский…
Она замолчала.
Господи, ну конечно! Верстовский дал ей яд, а она взяла! Поверила! Опять поверила старому мерзавцу! Какая же она непроходимая тупица! Ее снова обвели вокруг пальца!
Серафима опасливо отодвинулась от флакончика, одиноко стоявшего на столе, и взглянула на Манина.
– Но ведь Верстовский мог предположить, что вы догадаетесь.
– Мог. Но другого аромата у него не было. И быть не могло. Он это знал, потому и придумал историю о Золушке от парфюмерии.
– Чтобы вы поверили, будто он смог создать новый аромат с моей помощью.
– И я поверил. Если бы вы тогда не пришли ко мне с обвинениями, а просто явились как новый парфюмер, я открыл бы флакон и…