– Господи!
Серафима схватилась за горло и в ужасе посмотрела на крошечный флакончик.
Где-то за окном яростно взвыла сигнализация.
Серафима и Манин слушали мерзкое пиликанье и молчали.
Флакончик с пульверизатором. Если на него нажать, то запах разлетится вокруг за секунду. А это значит, яд подействует не только на Манина. Получается, Верстовский решил сразу двух зайцев убить, причем в самом что ни на есть прямом смысле.
Он собрался уничтожить и Серафиму тоже.
Выходит, прав был Миша, когда предупреждал насчет нежелательных свидетелей.
– И что теперь? – растерянно спросила она.
– Дайте подумать. Верстовский тоже здесь?
– Обещал подъехать и ждать на улице перед отелем. Но его нигде не видно.
– Вряд ли он вообще собирался это делать, – усмехнулся Манин.
– И что теперь?
– Позвоните ему и сообщите, что встреча прошла успешно. Ваш план удался и… пусть встречает с победой.
– А с духами что делать?
– Отдайте ему.
– И что сказать?
– Аромат меня восхитил, и я согласился составить вам протекцию. Предложил поучаствовать в закрытой презентации для специалистов, скажем, на следующей неделе.
Серафима смотрела во все глаза.
– Еще скажете, что я был крайне любезен и вежлив.
– Понимаю. Я должна увидеть его реакцию.
– Думаю, тогда вы все поймете. Есть во флаконе яд или нет.
– А если он откроет и понюхает?
«Хорошо бы», – подумал Манин. Он не сомневался – Верстовский хотел отравить его, а заодно и свою помощницу, которая слишком много знает.
– Вряд ли он это сделает, если там яд.
Серафима молча встала, взяла флакон и сунула в сумочку.
– Как только останетесь одна, сразу позвоните мне. И будьте убедительны, – напутствовал ее Манин, провожая к двери.
Серафима кивнул думая о своем.
Мучительные мысли в Серафиминой голове
Она не помнила, как вышла из отеля, и пришла в себя, только получив пригоршню дождя прямо в лицо.
Он даже не сказал «будьте осторожны». Считает Верстовского опасным убийцей, но с легкостью отправляет ее к нему в пасть. Манина интересует только одно: он по-прежнему жаждет отомстить убийце жены. Судьба какой-то девицы беспокоит его меньше всего. Даже если Верстовский, приходя в бешенство от того, что его затея с ядом не удалась, прикончит ее, Манин не очень огорчится. Скорее обрадуется, что на совести врага будет еще одна смерть.
Ну что ж. Значит, так тому и быть. Отступать все равно поздно.
Где же ты, Миша?
Возле отеля Верстовского не было. Серафима походила туда-сюда, даже за угол заглянула. Манин прав. Мерзавец и не собирался приезжать.
Она умерла бы вместе с Маниным, а Верстовский сидел дома и ждал хороших вестей.
Подставляя лицо струям питерского дождя, она направилась к метро.
То-то удивится дяденька, когда она войдет в дом.
В дороге она несколько раз звонила Княжичу. Тот все еще был в больнице рядом с Димкой, но собирался выехать домой. Врачи уверили, что с мальчиком все в порядке. Ни физических, ни психических травм. Он даже не очень испугался, когда его разбудил чужой дядя. Ведь тот сразу сказал, что его папа прислал и сейчас они поедут к нему в мастерскую.
Серафиму подмывало спросить о судьбе Малафеева, но она почему-то не стала. Захочет, сам расскажет.
Уже когда электричка остановилась и Серафима направилась к выходу, Михаил позвонил сам и сообщил, что утром они с Димкой будут дома.
– Жди, Рыжуха, – сказал он таким голосом, что у нее слезы навернулись.
Нервной она стала. Слезливой и плаксивой. Или это одно и то же? Впрочем, какая разница! Главное, чтобы они вернулись, забрали ее к себе и больше никуда не отпускали.
И тут же чей-то противный голос внутри сказал, что этого не случится. Никогда.
От неожиданности Серафима даже остановилась.
– Ну чего встала, коровища? – крикнула сзади какая-то бабка и больно ткнула зонтом в спину. – Вперед иди!
Вперед?
А может, пока не поздно, назад?
Что ждет ее в доме Верстовского? Ведь ясно же, что он не поверит ни одному ее слову.
И что? Что он сделает?
Серафима дошла до остановки, села на мокрую лавочку и попыталась представить ход дальнейших событий. Как говорила Коко Шанель, чтобы понять, куда двигаться дальше, иногда нужно просто постоять.
Ну или посидеть.
Вот она входит в дом, видит Верстовского и развеселым голоском сообщает сногсшибательное известие о том, что Манин потрясен «Интригой» и готов к дальнейшему сотрудничеству. Верстовский ошалело смотрит на нее, и тут она протягивает ему тестер. Возьмет или шарахнется, как от бомбы? Ну, предположим, отскочит в ужасе. Тогда все станет понятно. И ей, и ему. Он сразу догадается, что они с Маниным его раскусили. В этом случае ему ничего не остается, как бежать за тридевять земель. Ведь вслед за Серафимой в дом может заявиться полиция.
А если возьмет и спокойно объявит, что очень рад их успеху и будет ждать продолжения?
Тогда что? Выходит, что никакого яда во флаконе нет и они зря испугались.
Серафима поднялась и стала ходить вокруг дырявого навеса, обозначавшего остановку.
А если Верстовский все же хитрей, чем они думали, и вовсе не собирался убивать Манина таким способом?
Нет, использовать яд – это похоже на него. Убить тихонько, чтобы никто ничего не заподозрил. Один раз он уже рискнул. Получилось. Почему не попробовать еще? Он-то будет вне подозрений. Полиция обнаружит два трупа – Манина и никому не известной девицы. Что между ними произошло? Может, они были любовниками, а потом девицу бросили, и она решила свести счеты с жизнью, да заодно коварного изменщика отравить. Ее же видели на презентации. Если даже выйдут на Верстовского, доказать что-то будет трудно. Наверняка на этот случай у него уже есть отмазка. И алиби. Его же не было ни в отеле, ни возле.
Да, влипла она. По уши.
Ну хорошо. Что же в таком случае ждет ее сейчас?
Если Верстовский, поняв, что его разоблачили, просто скроется, тогда все отлично. А если нет? Не побежит, в смысле, решит продолжить игру? Пусть во флаконе никакого яда нет, что мешает добавить его в следующий раз? Господи! Почему она не подумала об этом варианте? Ведь он и Серафиме так сказал! Мол, явлюсь на презентацию и представлюсь как настоящий автор «Интриги»! А уже потом, когда Манин будет в зоне досягаемости, Верстовский добавит яд… да хоть в кофе или в бокал с шампанским.
Нет. Не годится. Не станет Манин с ним пить. Ни шампанское, ни кофе. Он даже рядом не встанет, потому что никогда не простит смерть Инги.
И потом, может ли Верстовский быть уверен, что бывший друг не отравит его первым? Он же прекрасно знает, зачем тот приехал в Россию.
Что же получается в итоге? Одно из двух. Или Верстовский и не думал травить Манина. Или в пробнике яд.
В этом случае ее собственная участь становится неопределенной. Или, наоборот, весьма определенной. В порыве отчаяния Верстовский откроет тестер прямо при ней, и они оба умрут в конвульсиях. Или в конвульсиях не умирают, а только корчатся?
Боже, о чем она думает на пороге смерти?
Из-за угла бодро вывернула маршрутка. Наверное, водитель был очень рад, что сидит в теплой и сухой машине в то время, пока всякие дураки мокнут на остановке.
Поскользнувшись на ступеньке, Серафима залезла в салон и плюхнулась на дерматиновое сиденье.
– Кресла не пачкать! – крикнул водитель.
Серафима мысленно послала его к черту, но вступать в пререкания не стала. Сил не было.
У калитки ее не встретил даже Барбос. Спрятался от дождя в конуре и дрыхнет под стук капель. Хорошо ему.
Если с ней что-нибудь случится, догадается ли пес пойти к Княжичам? Может, сразу его отвести?
Серафима замедлила шаги, прикидывая, как лучше поступить, но тут же одернула себя.
Нечего раньше времени себя хоронить! Папка всегда ей повторял, что трус умирает дважды. Раньше ей невдомек было: как такое может быть? Только теперь докумекала. Сначала в своем воображении, а уж потом на самом деле.
Серафима встряхнула головой, сбрасывая с волос воду, выпрямись и направилась к дому.
Все пути сходятся в одной точке
– Константин Геннадьевич! – крикнула она, вступив на порог. – Вы где?
Вокруг была такая тишина, что в голове мелькнула мысль, будто в доме никого нет.
И тут же раздался звон разбитого стекла.
Верстовский был в лаборатории.
– Я вернулась! С победой! – снова крикнула Серафима, сама не веря, что голос не дрожит и звучит очень бодро.
Она скинула туфли, повесила на крючок сумку и обернулась.
Верстовский стоял в дверях и смотрел на нее совершенно равнодушными глазами.
– Я виделась с Маниным. Он согласился, – чуть тише произнесла Серафима, не зная, как понять его реакцию. Вернее, отсутствие таковой.
Она подошла ближе и протянула тестер.
– Вот. Возьмите.
Верстовский медленно перевел взгляд на флакон. Серафима тоже посмотрела на свою ладонь, а когда подняла глаза, то наткнулась на дуло пистолета.
– Звони ему, – негромко сказал Верстовский.
– Кому? – тупо спросила она и сглотнула.
– Звони, – повторил тот и щелкнул предохранителем.
Серафима повернулась и, ступая деревянными ногами, направилась к сумке. Та никак не хотела открываться, пришлось дернуть замочек так, что он оторвался. Достав телефон, она набрала номер Манина. Было странно, но голос еще слушался ее, когда она попросила соединить с его номером.
– Серафима? – спросил Манин, мгновенно ответив.
– Александр, – сипло начала Серафима и не закончила.
Верстовский вырвал мобильник.
– Здравствуй, дорогой друг, – спокойно произнес он и улыбнулся.
Серафиму передернуло, настолько страшной была эта улыбка.
– Я так и знал, что ты догадаешься. Ты ведь умный у нас. Зря только девушку обратно отправил. Или не подумал, что я с ней могу что-то сделать? А впрочем, что тебе за дело до нее. Пусть сдохнет, ты и пальцем не пошевельнешь.