Музыканты, заполонившие один из балконов дворца-оползня, начали играть протяжную, но в то же время торжественную и величественную (немного пугающую) музыку. Пели флейты, стрекотали неведомые инструменты, гулко били барабаны. Под их мерную дробь к столам и сотням урожайщиков за ними из центрального проспекта выдвинулось настоящее костюмированное шествие.
В центре шагали десять гулов, поддерживающих на шестах длинную куклу, изготовленную из множества блестящих сегментов поликарбоната, брезента и фольги. Полый зубастый змей, висящий над процессией, трепетно извивался в их руках, словно живой, чутко подчинялся движениям палок и рыскал по сторонам, словно выискивая жертву. Глаза его сверкали кристаллами чистейшего синдриния. Вокруг серебристой сегментированной ленты выплясывали ряженые трудогулики, изображавшие представителей различных кланов.
– Что это за существо? – с тревогой спросил Витя, наклоняясь к Анабелле и почтительно касаясь своего носа. При всей искусственности куклы на шестах, один вид полиэтиленово-брезентового змея необъяснимым образом вызвал у мальчика ощущение близкой беды. Настя и Димка, судя по их осунувшимся лицам, тоже почуяли неладное. – Что-то из ваших сказок?
– Это вовсе не сказки, друже, – терпеливо пояснила Мудрослов, не отрывая внимательного взгляда от процессии, выходящей на площадь. И добавила, по-прежнему не глядя на собеседника, но сделав ударение на конкретном слове: – Это важно знать, особенно вам. Пред нами Сер-Пентоборг, безумное Дитя Скал и Страж Границы, почитаемый и пугающий. Он спит наяву и видит тревожные сны о своем пробуждении и Конце Циклов, когда потолки погаснут, струны порвутся и Локо не смогут помогать кланам… Его мы умиротворяем своим торжеством и желаем крепкого сна.
Виктор, ничего не понявший из запутанной речи советницы, при этом отчего-то похолодел. Плечи его ссутулились, аппетит разом исчез, а волосы на затылке приподнялись. Он указал на многочисленную цепь из фигур в красно-черных балахонах, обступивших змея на палках и размахивающих руками:
– А это кто?
Анабелла кивнула, словно подтверждая закономерность вопроса:
– Это члены Ордена Предостерегателей. Отшельники, добровольно избравшие путь служения покою. Объединение представителей всех существующих кланов Катакомбурга, самые почитаемые гулы и арсилиты во всех гротах. Им дозволено не работать и не воевать, и именно их мы благодарим за наблюдение и контроль…
– Контроль над чем? – протолкнул Витя сквозь пересохшие губы, уже предполагая ответ. Наивные и суеверные предания урожайщиков странным образом тяготили и не давали покоя.
– Над Сер-Пентоборгом, конечно, – с уважением озвучила его опасения Мудрослов, а взор ее затуманился. – Именно этому занятию Орден, освобожденный от работ в теплицах или шахтах, посвящает все свое время.
– Ага, совсем как наши Смотрители… – недоверчиво вставил Димка, сидевший рядом и слушавший разговор. – Баклуши бьют, правду скрывают, а весь город их корми…
Глаза Анабеллы сразу прояснились.
Она повернулась так резко, что полосатая прическа колыхнулась. Очень внимательно посмотрела на гостей, но ничего не сказала и возобновила наблюдение за праздником. Под столом Витька что есть силы двинул брата кулаком по коленке. Тот, прикусив щеку и уже осознав, что сболтнул лишнего, даже не возмутился. Настя укоризненно покачала головой…
Гулы в полосатых балахонах продолжали рваный танец вокруг куклы-змея. Музыка ускоряла ритм, все быстрее двигались плясуны, все чаще вскидывали руки. Палки под Сер-Пентоборгом ходили вверх-вниз, отчего серебристая лента двигалась пугающе реалистично. Наконец марш набрал максимальную мощь. Изображавшие Предостерегателей артисты опустились на колени, а Дитя Скал рухнуло на площадную плитку, свернувшись сонным кольцом.
Урожайщики тут же вскочили с мест, рукоплеща так громко, что у ребят заложило уши. Все обнимались, хлопали друг друга по спине и продолжали прикладываться к флягам. Процессия расходилась («спящий» змей остался лежать посреди пустого пятака). Под потолком еще раз прогремел яркий салют, и Верховный Сеятель отдал приказ к началу пира.
Все набросились на еду.
Нужно ли говорить, что в числе первых (едва дождавшись официального разрешения) была наша троица? Оголодавшие, они принялись накладывать из всех тарелок подряд, стараясь не переступать приличий, но сдерживаясь не очень-то успешно. Отведали грибного рагу, затем грибного пирога, а после грибного супа и жареных грибов тоже закусили грибным пюре и паштетом и наконец откинулись на спинки лавок, ошалевшие от внезапного счастья.
Вкусная горячая пища и дружеская атмосфера смогли выдавить из памяти и ужас от падения в Лифте, и жестокость гигантских рептилий, и ненасытную алчность Нерях…
– А они действительно хорошие, – вдруг сказала Настя, дыша так, будто пробежала стометровку. – Урожайщики, в смысле. Не то что другие кланы…
– Это потому, что тебя накормили, – хохотнул Витька, подумывая, не расстегнуть ли ему пояс на штанах. – Тут все хорошенькими станут…
Крумм, в отличие от других звероморфов допущенный к пиру и сидевший неподалеку, с интересом поднял голову. Грибную похлебку из глиняной миски кот ел без охоты и энтузиазма, часто кривясь и облизывая усы, но совсем от угощения отказываться не стал.
– Нет, – твердо ответила девочка, рассматривая морщинистые лица трудогуликов. – Эти не такие. Я просто знаю. Чувствую… – И было в ее словах что-то, отчего брат не захотел спорить.
В этот момент дело дошло до традиционных речей, которыми урожайщики продолжали пир. Начиналось все со старшего за каждым конкретным столом – Мудрослова или самого Сеятеля. Анабелла встала, взяла в обе руки ритуальную чашу из желтого металла. Говорила недолго, но от сердца и с жаром, желая каверне процветания, женщинам и детям здоровья, мужчинам храбрости, а грибам приплода. Затем советница отхлебнула, передала чашу по кругу, и ребята заметили, что за соседними столами происходит то же самое – гулы проговаривали что-то важное или желанное, пили и передавали чашу соседу.
– Ой-ой, – пробормотала Настя, уже предполагая, что совсем скоро очередь дойдет и до них троих.
Крумм, наблюдавший за пиром из-за ребячьих спин, поспешил предупредить:
– Будьте осторожны, друзья, – негромко донеслось из его ошейника. – Грибной отвар урожайщиков крепко бьет в голову…
И вот не прошло и четверти часа, как сосуд с отваром (прислужники постоянно подливали в него, чтобы не пустел) добрался до наших героев. Первым на его пути оказался Димка, принявший чашу из рук гула-соседа со смущением и благодарностью.
– Спасибо вам, – кратко сказал мальчик, и его щеки окрасились румянцем, – что помогаете, причем за просто так…
И сделал глоточек – осторожный и крошечный. Однако едва жидкость коснулась губ, глаза его вспыхнули, он довольно улыбнулся и пригубил еще. Над столом прокатился одобрительный возглас, а Мудрослов удовлетворительно кивнула. Забрав у брата чашу, на ноги поднялась Настя. Вся мебель в поселке была изготовлена для низкорослых трудогуликов, а потому оказалась очень комфортной для юных заботинцев.
Принюхиваясь к напитку, девочка чуть не скривилась в гримасе неодобрения. Но тут же вспомнила, что близнецов в Урожае приняли как своих – взрослых и равных (благодаря Крумму и проницательности советницы). А это многое значило и требовало решительности…
– Желаю жителям каверны по три ведра с одного куста, – смущенно подбирая слова (очевидно, близнецы не имели большого опыта в произнесении подобных речей), сказала Анастасия, вспоминая присказки маминых знакомых агрономов. Обвела взглядом собравшихся за столом и остановилась на Анабелле. – Пусть не коснется ваших ферм болезнь или гниль, пусть всегда полными будут закрома!
И тоже отпила, хоть и значительно меньше, чем Дмитрий. Судя по лицу сестры, напиток ей очень понравился, а потому Витя без сомнений принял у нее сосуд. Прокашлявшись, встал.
– Спасибо за оказанную честь, – произнес он, чуть заметно поклонившись Мудрослову. – Желаю, чтобы напасти и горе обходили ваш дом стороной, а змей спал вечно!
И тоже глотнул, тут же ощутив, как мгновенно теплеет в груди, а шумный горячий поток врывается в сознание, делая мысли легкими и свободными. Его слова были встречены дружным ликованием, а Анабелла снова кивнула. И в этом коротком величественном жесте читалось, что женщина не ошиблась в чужеродцах…
Гостю шумно захлопали, со всех сторон в его честь поднялись чаши и пузатые фляжки. Краем глаза мальчик заметил, как брат (лицо Димки раскраснелось) потянулся к ближайшему кувшину, наполнил керамический стакан и тоже вытянул руку, радуясь вместе с гулами.
Витя опустился на скамью, чувствуя легкое головокружение. Настроение при этом приподнялось, а окружающие стали казаться еще дружелюбнее и приятнее. Настя, благодушно вздохнув, откинулась на твердую спинку и уставилась в потолок каверны, где медленно вращали лопастями гигантские вентиляторы. Димка попивал из стакана, с каждым глотком улыбаясь все веселее и шире.
– Уф, друзья, что-то я напердякался на неделю вперед, – шепотом сознался он. Погладил себя по животу, сыто икнув и глупо хихикнув. – Прямо от пуза…
– Напердякался… – Настя задумчиво покатала выражение на языке, продолжая следить за ржавыми лопастями. – Слова-то такого нет… Ты, Димочка, где его взял-то?..
– Как это нет? – возмутился тот. – Есть такое слово! – Снова потянулся к стакану, но Витя легко похлопал его по руке:
– Димка! Ты бы не налегал, ладно? Чувствуешь же, как по башке бьет…
– Ой, отстань, – фыркнув, отмахнулся брат, скривившись и выпятив губу. – Ты мне что, папка? – И тут же, резко сменив тон, взглянул преданно и честно. – Ох, Витек, ты бы только знал, как я тебя люблю! Даже несмотря на твой характер, вот клянусь тебе… Ик… – Он запоздало прикрыл рот ладонью и снова хихикнул. – Ну, пускай ты Ходящим завидуешь, что памятник не нам, а им поставили… Ик… – Новый смешок. – Пусть ты нас сюда уронил, бывает… Но ты все равно хороший! Я тебя лю…