— Надеюсь, мои покои не заняты? — спросил он.
— Нет-нет, иди, отдыхай.
Немцы не откладывали исполнение задуманного. Сам Великий магистр собрал и повёл людей на строительство новой крепости. И вскоре её высокие грозные стены, как нож перед сердцем, напугали Литву.
К Ягайле явился воевода. Он опять торопился и тяжело дышал. Не спрашивая разрешения, рухнул в кресло, достал платочек:
— Те, князь, если хочешь им остаться, немедленно, слышишь, немедленно надо мириться с Витовтом. Если немчура там закрепится, нам — смерть.
Понял это и Ягайло. Это было видно по его испуганному лицу.
— Что мне делать? — прошептал он.
— Пошли доверенного человека. Пусть он тайно разыщет Витовта и даст согласие от твоего имени на все его требования.
— Я напишу ему письмо, — заявил князь.
Воевода задумался.
— Это… опасно, — неуверенно сказал он, — хотя пиши! А то Витовт скажет, что словам не верит.
Витовт только что вернулся из поездки в новую крепость Риттерсвердер. Да, это было внушительное сооружение. Пожалуй, на их землях такой крепости не было. Настроение у него было прескверным. Он понимал всю глубину немецкого заговора против Литвы. Укрепившись там, они построят новую и…
Дом, в котором он проживал, находился на тенистой от деревьев, тихой улице. Она была пустынна. Взявшись за верёвку от колокольчика, он вдруг услышал за спиной тихое:
— Князь!
Витовт оглянулся. От дерева отделилась чья-то фигура. Князь взялся за рукоять меча.
— Князь, не бойся! Я — Ставор!
Витовт хорошо знал помощника Ягайла. Когда тот подошёл, он узнал его.
— Что тебе надо? — не очень дружелюбно спросил князь.
— Тебе письмо от брата.
Он достал из-за пазухи сложенную в несколько слоёв бумагу и подал князю.
— Завтра в это время я приду за ответом. — И, оглянувшись, исчез за деревьями.
Прочитав его, Витовт узнал старого своего друга. Да, тогда он верил ему, а не отцу и… Ладно, что было, то было. В письме Ягайло писал, что помимо Троцкого княжества, он приписывает ему ещё несколько волостей и возобновляет прежнюю братскую любовь.
На второй день, как и условились, он встретился со Ставором и подал ему маленькую бумаженцию. Там было всего два слова: «Я согласен».
Возвращаясь к себе, Витовт по пути зашёл к воеводе. Он сидел за столом и начищал меч.
— На кого точишь? На литовца? — кивая на оружие, спросил Витовт, присаживаясь напротив.
Воевода тяжело вздохнул, потом ответил:
— Будь моя воля, я бы этих по… — Он закашлялся.
Видать, схитрил. Сказать, что он бы пустил этот меч против нынешних недругов, не решился. Витовт понял это и закончил за него, сказав:
— Поганых рыцарей!
Воевода поднял голову и посмотрел на него такими глазами, что князь рассмеялся. Потом, посмотрев на дверь, тихо сказал:
— Готовь полки, будем брать их замки.
Прежде чем приступить к военным действиям, Витовт заехал в православную церковь. Он из католической веры вновь перешёл в православие. Помолившись и попросив поддержки, отправился в дальнейший путь.
Когда Цольнеру доложили, что Витовт взял два их замка, магистр не поверил.
— Я не люблю таких шуток и ссоры с Витовтом не допущу! — заявил он громогласно.
— Великий магистр, — обратился к нему рыцарь, сообщивший эту весть, — во дворе вас дожидаются те, кому удалось спастись от вероломного нападения литовцев.
— Но это могут быть совсем другие литовцы, а не воины Витовта, — не сдавался магистр, набрасывая на плечи мантию.
Да, во дворе толпилась горстка людей. По их изодранной одежде всё же можно было понять, что это воины. Подойдя к ним, магистр произнёс:
— Дети мои, он мне сказал, — Цольнер кивнул на рыцаря, — что люди Витовта захватили наши замки. Это правда?
— Да-да, — вразброд ответили они.
— А вы не ошибаетесь?
Магистр не хотел признать измену того, которому он оказывал столько раз помощь.
— Он, Великий магистр, он! Мы видели его в первых рядах нападающих.
Магистр поморщился, подумав про себя: «Да, один человек мог ошибиться. Но столько людей…» Он резко повернулся и торопливо пошёл к зданию. Последовавшему за ним рыцарю магистр приказал созвать к нему тех командиров, которые остались в городе. Таких оказалось трое. Цольнер критически осмотрел присутствующих и скривил лицо. Они могли привести за собой десять — двенадцать тысяч воинов. Жалкая горстка! Но что делать. Не ждать же, пока все соберутся. И он решил посвятить их в случившееся. Подняв крышку чернильницы, которая была сделана в виде шлема, он покрутил её, заглянул для чего-то вовнутрь, опустил на место и произнёс:
— Господа, нам вновь грозит смертельная опасность.
От этих слов у присутствующих окаменели лица. Не мигая, они уставились на магистра. А он опять приподнял крышку и со звоном опустил на место. Присутствующие поняли, что магистр сильно нервничает, но упорно не произносили ни звука.
Наконец он выпалил:
— Витовт изменил нам и встал под знамёна своего врага, Ягайла.
— Чего можно было ожидать от этого литовца, — промолвил один из них.
В его голосе магистр почувствовал осуждение, и ему, посчитал он, надо было объяснить.
— Наше положение незавидное, — начал он, поглаживая всё ту же крышку, — и чтобы получить помощь в нашей борьбе, приходится идти и на то, что вчерашний наш враг Витовт становится нашим э… то есть мы вместе идём на нашего врага Ягайло. Не будь Витовта, мы бы никогда не смогли построить Риттерсвердер. А теперь это наш бастион, плацдарм, который поможет наконец-то победить нашего врага.
— А если, — поднялся невысокий, но крепко скроенный командор, — они, объединив свои силы, постараются взять эту крепость?
— Вот почему, — заговорил магистр, не дожидаясь, когда тот сядет, — я собрал вас. Нам срочно надо собрать отряд и отправить его на помощь гарнизону.
Командоры задумались. Потом подал голос этот коротышка:
— Магистр, я боюсь, — он посмотрел на присутствующих, — наших сил не хватит.
— Но пока мы будем собирать, они действительно могут её взять.
Все поняли, что им придётся собирать своих людей и выступать. Магистр во многом предвидел ход развития предстоящих событий.
Витовт, доказав на деле, что прислушался к словам брата, явился к нему в Вильно с предложением: объединить силы и взять новую крепость:
— Брат, нам надо срочно взять крепость Риттерсвердер, а то она сковывает все наши силы. Это наша общая угроза!
Ягайло, улыбаясь, вышел из-за стола и подошёл к Витовту, пытаясь его обнять.
— Оставь ты эти нежности, — отводя его руку, произнёс князь, — скажи лучше, где моя Софьюшка?
Ягайло передёрнулся и, вернувшись в своё кресло, ответил:
— Брат, твои слова меня обижают. Я могу их понять так, что держу её в подземелье. Она сейчас… я точно не знаю… — замялся он, — хотела ехать в Киев, куда уехала её тётка Иулиания. Она мне сказывала, что туда должон приехать митрополит всея Руси. Вот матушка и мечтает с ним встретиться. Да найдём! — махнул он рукой. — Вот возьмём эту крепость и всех, кого надо, разыщем. Ох, и погуляем на свадьбе твоей крали!
Крепость была взята. С её падением роль и весомость Ягайло сильно возросли. Особенно возрос интерес к нему его южных соседей.
ГЛАВА 9
Жизнь не стояла на месте. Где-то гремели клинки, где-то готовились заговоры, где-то клялись в вечной любви, а потом спокойно предавали, где-то… По большому счёту Московия избежала этого. Но большой радости она не испытывала. Со времён Калиты эта земля стала оазисом спокойствия и бурного развития.
Казалось бы, собрав силы для великого дела и совершив его на Куликовом поле, победа должна была бы принести Руси дальнейшее спокойствие и процветание. Но, как говорили старые люди: человек предполагает, а Бог располагает. Враг нашёл в себе силы и нанёс ответный удар. Правда, его победа не обошлась без хитрости и обмана. Да и попировать он успел всего три дня, а потом постыдно бежал. Но сбрасывать его со счетов было рано. И он это подтвердил ещё раз: Тохтамыш потребовал у московского князя восемь тысяч рублей, чтобы возвратить из орды наследника. Раньше бы Московия, не задумываясь, отдала бы и больше. Но последствия этих трёх дней были тяжёлыми. Казна оказалась пустой. Но Московия не была бедной. Кое-что осталось, и это позволило встать на ноги. Но всё же в эти дни собрать столько денег, значило бы остановить начатое восстановление, оставить десятки тысяч людей без крова и еды. А это — рубить свои корни. Димитрий Донской допустить этого не мог. Хотя мысль, что он не может спасти сына-наследника, отдавалась в груди жестокой болью.
Димитрий хорошо помнил тот чёрный день в его жизни. Он только что вернулся после объезда мест, подвергшихся нашествию Тохтамыша. Душа переворачивалась, глядя на то, что натворили непрошеные гости, но она и ликовала, видя, как люди, словно муравьи, взялись за обустройство своей жизни. И великий князь сопереживал вместе с ними это горе. С чувством удовлетворения вернулся князь домой. И вот долгожданное письмо из Орды. Отписывал Кошка. Он в ярких красках сообщил, как вёл себя Василий у хана, как ему удалось обставить тверцев. Дьяк читал, а у князя глаза светились от радости.
Но вот дьяк дошёл до строчек, где сообщалось, что хан требует выкупа. Услышав эти слова, князь, не сдерживаясь, заскрипел зубами, а руки сжались в кулаки с такой силой, точно он увидел перед собой врага. Князь в ярости заходил по комнате.
Немного успокоившись, князь присел на одр. Дьяк сидел, не шелохнувшись, а князь уставился в пол. Наконец он поднял голову.
— Внук, — он посмотрел на дьяка, — хан хочет мня разорить дотла, чтобы Московия больше не поднялась. Вот! — он сделал фигу и потряс ей: — Что хан от меня получит. Но отпиши ему, что как соберём деньгу, сейчас же и отправим. Пущай ждёт, собака! Так напиши, чтобы пока у хана зла не вызывать. Василию опиши, чё и как у нас.
Бояре, сопровождавшие Василия, заметили, как сильно поменялся их князь задружившись с Албердой. Хандра, охватившая было его, пропала, как весенний снег. Князь был наполнен жизнью, для них непонятной, скрытой. Но они видели, что менялся Василий с лучшую сторону: становился более рассудительным, но и более жёстким. Сейчас боярин Кошка денно и нощно занимался каким-то поручением княжича, о котором никому ничего не говорил.