— Неуж... — только и произнёс Фёдор.
Подойдя, увидели, что худшее предчувствие оправдалось. Да, ключ здесь был. Это видно по потрескавшемуся руслу. Но что с ним случилось? Василий посмотрел на Фёдора таким взглядом, словно тот что-то мог придумать. И он... придумал.
Фёдор сказал одному из воинов:
— Идём.
Сам взял пустой бурдюк и подошёл к коню. Лошадь беспокойно замахала хвостом, словно к ней подлетела стая слепней.
— Ну! — Фёдор ласково похлопал её по морде.
Подставив к её горлу бурдюк, он сказал воину:
— Держи, да чей капли не пролил!
И, выхватив нож, полоснул по горлу лошади. Когда последняя капля крови упала в мешок, Фёдор махнул рукой:
— Эй, давай подходи с братинами.
Воины, пытаясь подставить свою кружку поближе, забыли даже про княжича. Да Фёдор крикнул:
— Княжич, становись!
Василий подошёл, толпа расступилась.
Кому налили, тот отходил в сторону и жадно, не обращая внимания на цвет и вкус, пил. Досталось всем. Более слабые получили добавку. Выпитая кровь придала им силы. Павшего коня разделали и мясо съели. Отряд двинулся дальше. Два дня они вытерпели, а на третий... пришлось расстаться с ещё одной лошадью.
А на следующую ночь случилось страшное. Один воин, проснувшийся по нужде среди ночи, никак не мог взять в толк, что за заря горит на западе. Он хотел было лечь досыпать, но беспокойство не дало ему это сделать, и он разбудил Фёдора.
— Ну чё надоть, — подымаясь, недовольно спросил он.
— Ты глянь! — И показал рукой на запад.
Фёдор протёр глаза и посмотрел. Он вскочил, словно кто его кольнул шилом.
— Степь горит! — завопил он. — Эй, подымайся!
И пинками стал подымать людей. Досталось и Василию — сон того был крепок.
— Сёдлам коней и уходим! — Голос Фёдора перекрыл все другие голоса.
Все бросились к лошадям. Они тоже были встревожены. Запах гари долетел и до них.
Угроза нарастала прямо на глазах. Заметно усилился ветер.
— На север! — скомандовал Фёдор.
И кони понеслись. Их не надо было стегать. Они не хуже людей чувствовали опасность. Но ветер, предатель ветер, нёс на них огонь с невиданной скоростью.
Василий вдруг заметил, что фронт огня сокращается, словно перед ним встала какая-то преграда. Он показал это Фёдору. Тот вмиг понял, что там до этого был пожар, и всё выгорело. Стегнув коня, он закричал:
— За мной! — и повернул коня в ту сторону.
Зарево хорошо освещало путь. Когда они доскакали до того места, увидели под собой чёрную от пожарища землю. И поняли: спаслись. А пожарище, бушуя огнём, промчалось мимо, словно огромная стая огненных птиц. Да, не будь этой гари, им бы не спастись. От ветра не убежать. А он нёс на своих крыльях огонь.
После того как опасность миновала, и на людей и на животных навалилась непреодолимая усталость.
— Я больше не могу, — сказал Фёдор, сползая с коня.
Они долго лежали, обессилившие, не веря в своё спасение.
Первым поднялся княжич, проговорив:
— Пойду коней погляжу.
— Не княжье ето дело. Эй, — толкнул Фёдор рядом лежавшего парня, — ступай, конёв посмотри. Да заодно овса им посыпь.
Но воины стали подниматься, посматривая вокруг себя. Там, где недавно бушевала огненная стихия, осталась чёрная, выгоревшая земля, прикрытая побелевшим пеплом, который сдувал вновь поднявшийся ветер.
— Княжич, если б не твой острый глаз, лежать бы нам посреди степи. И поливал бы наши косточки, как слезой, редкий дождик, — сказал поднявшийся Фёдор.
— Да, ладно! — махнул рукой княжич. — Жрать чё-то охота. Осталось чё поживать?
— Щас погляжу.
Фёдор вернулся, держа чувал в руках. Развязав, он достал копчёное сало и вяленое мясо. Сало спрятал назад.
— Фёдор, ты чё? — спросил молодой воин.
Фёдор понял, что тот спросил насчёт сала.
— Заморим червяка. Если наедимся, пить захотим. Терпим, братцы. Думаю, мало осталось.
Фёдор оказался прав. Слегка перекусив, двинулись в путь.
На другой день к обеду кто-то крикнул:
— Гляньте, зелено! — Голос его заставил всех посмотреть вперёд.
Впереди полосой, убегая за горизонт, просматривалась зелень.
— Тама вода! — догадался кто-то.
Отряд ожил и рванул вперёд.
Они пили ключевую воду, ломившую зубы. И, казалось, никогда не напьются. Они брызгали её себе на лицо, обливали себя. Здесь было много сухостоя и, они, соорудив кострище, впервые за долгие дни достали котлы. Более суток наслаждались они этой жизнью. И всем казалось, что лучшего места на земле нет. Но... любое начало имеет конец. Наполнив ёмкости водой, они двинулись дальше.
Почти закончившиеся запасы стали пополнять той живностью, которая попадалась на их пути. Здесь её было достаточно. Били джейранов, сайгу, степных хорьков и сусликов. Часто попадались дрофы. Всё шло в котёл. Отряд ожил. Как-то исподволь родилось чувство, что все опасности позади, и они скоро окажутся дома. Да и сама степь об этом говорила: начали встречаться небольшие рощицы деревьев, одинокие могучие дубы. Участились ендовы.
Однажды им путь преградило непонятно что: то ли это была гигантская трава, то ли таволга. Решили объехать. Но сколько не ехали, конца не было видно. Вдруг заметили что-то вроде тропы. Стали думать: ехать по ней или искать объезд. Фёдор стоял на том, чтобы всё же объехать.
— Да сколь можно ехать! — возразил Василий.
Почуяв близость дома, в нём загорелось желание поскорее обнять дорогих ему людей. «Как там батя, он же прибаливал». И Василий махнул рукой, точно разрезал эту преграду на две части.
— Поехали здеся. Какой дурак будет нас дожидаться в такой дебряне?
Фёдор недовольно закряхтел. Но куда деваться. Махнул рукой передовикам, давай, мол, езжай, да посматривай. Дебри тянулись долго. Тут армию спрячь, вряд ли найдут.
Приказ о поимке беглецов, отданный Тохтамышем, был получен караулами в тот же день. Под Сараем, на кургане, тотчас зажгли костёр. Чёрный дым извещал о том, что есть беглецы. Видя дым, костры зажигали и другие сторожевые курганы. И вскоре весть о беглецах докатилась до самых северных татарских постов. Кто придумал такое сообщение: татары или казаки, неизвестно. Скорее татары. Была же у них «почтовая» связь с жителями Каракорума. Вся эта «граница» была разбита на участки, где сотня татар во главе с сотским несла службу.
В этот день сотский Бабан возвращался на свою стоянку. Всё было тихо. А его участок находился на северном окончании тех дебрей, куда въехали беглецы.
Подъезжая к проходу, он думал своей круглой головой: «Какой дурак сунется сюда, где его может ждать засада? Скорее всего, беглецы пойдут своим путём». Вяло посмотрев на проход, он его почти проехал, но выскочивший испуганный заяц сотского насторожил: «Кто его напугал? Хорошо, если волк или лиса, а вдруг...» И он дал команду своей сотне быстро приготовиться.
— Кажется, кончается... — обернулся Фёдор к Василию, показывая, что впереди стало проясняться.
— Похоже, — вздохнул Василий.
Надоело ехать в дебрях, где, случись что, не развернёшься. Однако все опасности поджидали впереди.
— Ну, ты, — рявкнул Фёдор на лошадь, которая внезапно дёрнулась.
Это её напугал заяц, но и сам напугался и стремглав пустился наутёк по этой тропе. Его-то и увидел сотский.
Травяные дебри как начались внезапно, так и оборвались, словно кто-то по ним прошёл гигантским ножом. Чутьё сотского не подвело. Вскоре показалась голова всадника, а затем и он сам. Выехав на поляну, разделяющую эти дебри и дубовую рощу, он стал вглядываться в лес. Наверное, радость, обуявшая смотрящего, когда он вырвался из этих нескончаемых дебрей, была подобна настроению того матроса, который в бурю достиг спасительного берега. Ему было невдомёк обратить внимание на многочисленные конские следы средь поникших трав. Да и спокойствие лесных великанов передалось ему. И он дал сигнал, что можно выходить.
Выехавший ещё один воин доверился первому и подтвердил его сигнал. Все остальные, млея от счастья, что выбрались живыми из этой глуши, уже ни на что не обращали внимание. И эта местность говорила им, что опостылевшая степь, которая принесла им столько испытаний, осталась позади. Так и хотелось крикнуть: «Ура, мы дома!»
Но это восторженное настроение пресёк пущенный невидимой, но ловкой рукой, аркан. Он так стянул горло Василию, что перехватило дыхание. Рука не успела дотянуться до рукояти меча, как неведомая сила сбросила княжича с лошади. Та же участь ожидала ещё нескольких человек. Затем эти невидимые враги появились во всей красе. Сотня, с луками в руках, окружила отряд. Всем стало ясно: малейшее сопротивление — и они погибнут.
От сотни отделился сотский и, положив руку на эфес сабли, приказал:
— Блосай олужье. Дадым жит. Или... — И он молниеносным движением руки вырвал саблю и со свистом рассёк воздух.
А для убедительности ещё несколько стрел пропели над их головами, со стуком вонзаясь в дубы-гиганты.
Лёжа на земле, Василий и Фёдор переглянулись.
— Их взяла, — промолвил княжич и отвернулся.
Им повязали руки, а усадив на коней, связали и ноги. И торжествующие татары отправились на свою стоянку.
Приехав на стоянку, сотский поинтересовался:
— Хто будэт кназ Васылый?
И, подойдя к княжичу, спросил:
— Ты?
— Я! — ответил тот и отвернулся.
Прошло немного времени, и в Сарай помчался всадник с бумагой, где говорилось о пленении княжича Василия. Эту весть Тохтамыш получил на девятый день. Такова у татар была почта. Пришёл ответ: «Срочно доставить в Сарай!». И если всадники менялись через каждые тридцать вёрст, то Василию не давали и минуты отдыха. Под ним меняли коней, совали в руки какую-нибудь еду и кубок с кумысом. Связывали ноги и... в путь. Ночью на плечи набрасывали старую шубейку. Он часто, обняв конскую шею, спал. Следил за ним татарин. Если он чувствовал, что княжич может оказаться под брюхом лошади, плеть приводила его в чувство. Раза два, делая вид, что заснул, он пытался развязать себе ноги. Но страж был зорок и пускал в ход не только плеть, но и грозил снести ему голову саблей.