— Воевода, — матрос обратился к нему, — я их заберу к себе. Пусть малость отъедятся, а то вы их тут... — и он критически глянул на него.
— А ты чё хотел? Окажись они ворогами...
— Ладно. Мы пойдём? — матрос вопросительно посмотрел на воеводу.
— Пущай он вернёт наши деньги, — потребовал Алберда.
— Вернём, не беспокойтесь, — заверил воевода.
Матрос, а его звали Иваном, жил с родителями в небольшом, но ладном домишке. Держали скот, птицу. Погреб да чулан были полны съестных припасов.
Пожировав недельку, Иван сказал, что ему пора собираться.
— Пойдём к воеводе, — попросил Василий, — пущай вернёт наше добро и, коль обещал, пущай напишет митрополиту.
Матрос согласился, и под вечер они пошли к воеводе.
На месте воеводы не оказалось, но вещи и деньги были оставлены в полном порядке.
В бумаге воевода действительно просил Киприана помочь им добраться до Московии.
— Ну, вот, — вздохнул Василий, — с такой бумагой, думаю, нам легче будет.
Утром родители Ивана куда-то ходили, а когда вернулись, сообщили, что они нашли, кто их может довезти до Печоры, а оттуда до Казатино. А оттуда до Киева рукой подать. Но для этого надо было ехать в село Соглядино, что верстах в двадцати от города.
После обеда стали прощаться. Парни предложили деньги за своё проживание. Но старики отказались и даже снабдили их съестными припасами.
— Пригодится в дороге, — сказал отец.
Иван, проводив их версты три, сказал, что ему пора возвращаться на корабль.
— Капитана поблагодари! — в один голос попросили парни.
— Так етой дорогой и езжайте. Отец посля лошадей заберёт, — крикнул Иван, прежде чем скрыться за лесом.
Как сказывал отец Ивана, они нашли старосту. Это был сухонький подвижный старичок с большой плешиной на круглом черепе, которую он прятал длинными волосами, растущими на затылке головы.
Парни назвали себя. Тот посмотрел на них серыми отцветающими глазами.
— Да, сказывал он мне о вас, но не сказывал, кто вы будете.
Парни переглянулись.
— Я, — начал Василий, — боярский холоп. Кошка у мня боярин.
— А чё бежал-то? — спросил староста.
— Да как чё? Родителев-то не бросишь. Один я у их осталси. А они у мня хворы. Не знаю: живы аль нет. Когда ехали на Орду, боярин сказывал, чё быстро вернёмси. А прошло почти два года, а не видно, когда вернёмси. Хан из-за княжича не отпускат. Просит за его выкуп, восемь тыщ.
— А ты хто? — повернулся он к Алберде.
— Я-то. Да нихто... — И рассказал о своей судьбе.
По заблестевшим глазам старосты было понятно, что он их пожалел.
— Пошли, — он поднялся и, шаркая ногами, двинулся вперёд.
Пройдя несколько почти одинаковых избёнок, он остановился около одной из них. Стоя у калитки, староста крикнул:
— Лука! Подь суды. Лука, — остановившись перед ним, обратился староста, — ты спрашивал у мня людей, чёп те пособили в твоей поездке. Вот, принимай.
— Откель будете? — спросил он.
Староста сам поведал ему о парнях. После его слов Лука уважительно посмотрел на ребят.
— Чё, беру. Только вот... надоть переодеться. А то будете, как чужаки.
— Ладноть, — сказал староста, — вижу, вы сговорились, а я побёг.
Когда они остались одни, Лука, поглядывая на них, объяснил, что им надо будет делать.
— Кажный получит по подводе. Нагрузите зерном, путь будет далёк, до Печоры. Там, сказывають, прошлым летом всё сгорело. А весна не за горами. Садить чё-то надоть. Вот мы и везём зерно, чёп им сбыть. Понятно?
Парни кивнули.
— Покель поживёте у мня. С девками не балуйте. Увижу, изгоню, — грозно пригрозил он.
А через несколько дней собрались отъезжающие в Печору. Их было человек тридцать. Меньшим количеством они не ездили, боялись лихих людей. Для порядку выбрали себе старшего — здорового мужика с пудовыми кулаками, басистого и в меру строгого. У такого не зашалишь и договор не нарушишь. Его выбирали каждый раз. И каждый раз все возвращались живёхоньки, да и не пусты.
Колонну он привык строить так: впереди сам с двумя-тремя крепкими мужиками. В середине слабенькие да трусливые. Замыкали её тоже мужи хваткие да неустрашимые.
В этот раз старший подошёл к Луке и спросил:
— Как ённые парни? — и показал на Василия и Алберду, стоявших в стороне от всех.
Лука пожал плечами:
— Здоровы-то здоровы, а другого не знаю. Торопятся скорее в Московию.
— Не сбегут?
— Куды ж им бежать-то?
— Парни крепкие, пригодятся. Только поглядывай за ними. — Подумав, сказал: — Давай-ка, Лука, ты с ними позади пойдёшь.
— Ладно. Пойду готовиться. — И кивнул парням.
Когда они его догнали, он бросил:
— Будем грузиться. Выкатывайте повозки.
Лука помог запрячь лошадей, сказав при этом Василию:
— Плохо твой боярин драл с тя шкуру, коль не умеешь коней запрячь.
— Зато другому учил, — буркнул Василий, направляясь в амбар за зерном.
парни быстро загрузили свои повозки и увидели, что Лука ведёт под уздцы коня, тоже запряжённого в повозку.
Когда положили последний мешок, Лука одобрительно крякнул. Потом сказал:
— Ступайте в избу, берите мешки с жратвой — и в путь.
— А в церковь? — оглянулся на него Василий.
— По пути зайдём и в церковь, — ответил Лука и зачем-то перекрестился.
Подъехав к церкви, они увидели, что всё вокруг было забито возами. Вожак пробасил подъехавшему Луке:
— А мы, Лука, тя ждём!
— Тута я, тута, — ответил тот, наматывая вожжи на ограду.
Потом неторопливо пошёл в сторону церкви. Она была маленькой, еле вместила тех, кто отъезжал в дальний путь. Икон было всего две: Иисуса Христа и Пресвятой Богородицы. Отстояли службу и вышли строиться в колонну.
И вот раздался голос Луки:
— Но-о-о, родимая, пошла!
За ним потянулся Алберда, место ему досталось по жребию. Замыкал Василий. Он, усевшись на мешок, ударил вожжей лошадь со словами:
— Но-о-о... пошёл!
Заскрипели колёса. Начался очередной путь в неизвестность.
Обоз шёл неторопливой иноходью.
— Чего гнать коней, пущай силу берегут. Ехать-то таку даль! — говорил вожак.
Многие развалились на мешках, это же сделал и Василий, намотав вожжи на руку. Зная, что впереди долгая дорога, он стал рассматривать небо. Оно было чистое и, как показалось Василию, голубизна тут была гуще, местами же переходила в синеву. И ещё он сделал для себя открытие, что небо его успокаивает. И ему послышался из далёкого детства голос матери над его лежаком. Он не заметил, как веки его сомкнулись.
Сильная встряска — колесо наехало на торчащий корень — разбудила Василия. Открыв глаза, он какое-то время не мог понять, где он. Сверху на него глядели, переплетаясь, голые ветви деревьев, стоящих стеной по обе стороны дороги. Он рывком поднялся и закрутил головой.
Глянув вперёд, Василий увидел несколько подвод, они медленно скрывались за поворотом. В его голове всё осело по местам. Почувствовав прохладу, он соскочил с повозки и пошёл рядом. Сухая трава шелестела под ногами, и он решил догнать Алберду.
Тот сидел, свесив ноги, и задумчиво смотрел на землю. Василий осторожно подкрался с противоположной стороны, вскочил к нему на повозку и тряхнул за плечи. Василий не ожидал, что тот молниеносно обернётся, а в его руках блеснёт нож.
— Фу, ты! — произнёс Алберд. — Напужал.
— О чём думал? — поинтересовался Василий. — Ольгу, поди, вспомнил.
— Я её не забываю, — ответил тот, втыкая нож в ножны.
— Чё-то муторна на душе, — признался Василий.
— Ето от дороги, — пояснил Алберда, — вокруг один лес. Хошь бы заяц выскочил...
Не успел Алберда это произнести, как раздался яростный лай Лобастика. Они враз повернули головы и увидели рогатого оленя, который, опустив голову, отбивался от собаки. Та ловко отскакивала. Василий схватил лук.
— Он же убьёт Лобастика, — и с этими словами спустил тетиву.
Олень, точно на пружине, подскочил вверх, перескочив куст и устремился в лес. Василий соскочил с повозки и вместе с Лобастиком пустился за зверем. Олень старался уйти от них, постоянно меняя направление. Но рана отнимала силы. Вскоре он остановился и, издав громкий жалобный стон, упал на землю. Василий подбежал к оленю, навалился на него и, достав нож, перерезал ему горло. Взяв ноги оленя в руки, Василий рывком бросил его себе на плечи.
— Давай, Лобастик, ищи дорогу!
Пёс послушно побежал назад, ориентируясь по запаху крови.
Алберда, подождав Василия, поднял тревогу. Обоз вынужден был остановиться. Мужики собрались и обсуждали, как его искать, понимая, что азарт мог завести парня в чащу незнакомого леса. Пока судили-рядили, что делать, показался Василий. Его трофей вызвал бурю восторга. Решили развести костёр и приготовить ужин. Оленя вызвался жарить Лука. Он ловко освежевал зверя, выпустил требуху и заставил Алберду делать вертело.
Незаметно подкралась ночь. Полная луна помогла найти валежник, чтобы разжечь огромный костёр. Когда он прогорел, убрали горячую золу, набросали на это место лапник и, оставив пару человек для охраны, улеглись спать.
Через несколько дней пути Василий увидел вдали, что холмы покрыты чем-то белым.
— Что это может быть? — удивился он.
— Да тоть снех, — ответил Лука, легонько подгоняя кнутом кобылу.
Да, поднимаясь на север, они въезжали в зиму. Она была и на юге, но совсем другой. Теперь чаще приходилось шагать рядом с повозкой.
А вскоре снег покрыл уже всю землю. Выбрав удобное время, Василий спросил у Луки.
— Чё, так на колёсах и будем ехать?
— Не-е, — ответил тот, — доедем, бог даст, до Комарихи, тама сани возьмём.
Комариха оказалась небольшой деревней, приютившейся между лесом и озером. Мужики здесь бывали, поэтому жители встречали их как дорогих гостей. Они развели мужиков по избам. Лука своих взял с собой. Хозяева быстро затопили баньку по-чёрному, поставили на стол медовуху, настои из лесных ягод. Лука за всё это сбросил им мешок зерна.