— Это правильно, — ответила она, — но пущай Василий выйдет на крылец, чтобы их успокоить, и сам объявит об этом.
Князь согласился.
Выход княжича ошеломил народ. Все упали на колени:
— Слава, слава! — понеслось по площади.
Василий поклонился на все четыре стороны, потом объявил о завтрашнем праздновании, что было встречено гулом одобрения. Его долго не отпускали. Никак не могли наглядеться на человека, который совершил невиданный подвиг. Наконец, в который раз поклонившись, он покинул крыльцо.
Не успел княжич сделать и пару шагов, как на него налетел Внук. Дьяк объявил, что великий князь требует сына к себе. Василий был счастлив видеть отца. Но его мучило, что третий день он не виделся со своим другом. Что тот устроился по приказу великого князя в княжеские гостиные хоромы, он знал. А вот на материнские расспросы, расспросы братьев, его друзей: Ивана Кошкина, Михаила Всеволжа — тратилась уйма времени. Не удавалось поговорить с отцом, которого отвлекали серьёзные дела, особенно тревожила Орда. Доходили разные слухи: то хан сумел одолеть на этот раз Тимура, то, наоборот, что хан разбит.
Ожидать можно было всего. Тохтамыш хитрый, коварный хан. Сейчас ему позарез нужны деньги. Не решится ли он войной добыть их? В состоянии ли московские войска отбить внезапное нападение? Что делают воеводы, чтобы упредить его? Поэтому князю временно было не до сына. Внутреннее чувство подсказывало князю, что Василия надо скорее посвящать в княжеские дела. Два года, проведённые вне Московии, надо навёрстывать. Всё это заставляло великого князя нервничать. Решив главные дела, он послал Внука за Василием. Однако напрасно отец надеялся поговорить с сыном. И у того оказались неотложные дела. Пришлось уступить.
Нервничал ещё один человек: Андрей Албердинов. Роскошь, в которую он попал, была ему безразлична. Его сильно тяготило то, что он не может встретиться с другом. А Василий был ему нужен для того, чтобы помочь найти Ольгу. Сколько раз он пытался поймать Василия, но княжич то с матерью беседовал, то с братьями. А терпение его кончалось, и он уже думал о том, чтобы самому начать поиск. Зная, что её купил какой-то московский купец, он намеревался найти его. Ложась спать, он решил, что со следующего дня займётся поиском Ольги.
Утром Андрей проснулся от чувства, что в опочивальне кто-то есть посторонний. Он открыл глаза и... ахнул. В ногах сидел Василий. Увидев, что друг открыл глаза, гость заулыбался.
— Сколь можно почивать! Вставай, нас ждёт дорога! Сбросив покров, Андрей соскочил на пол.
— Куды ты мня хошь позвать? — натягивая портки, спросил он.
— Здорово живёшь! — воскликнул Василий. — Невеста там иссыхается, а ты прохлаждаешься.
— Кака невеста? — опешил Андрей.
— А чё, Ольга уже не...
— Так бы и сказал, — перебил его Андрей. — Едем немедля.
Они выехали вдвоём. За эти дни солнце согнало много снегу, подсушило дороги. Оставив позади Москву, они поехали рядом. Дорога была пустынна. Андрей спросил:
— А ты знашь, куды ехать?
Василий уклончиво ответил:
— Да по-разному сказывали. Проверять надобно.
Эти слова расстроили Андрея. «Надоть проверять... а вдруг...» — но об этом не хотелось думать.
Отмахав вёрст тридцать, на холме они увидели высокую ограду, а за ней купол церкви и какие-то крыши. Туда и направил Василий лошадь. Когда они подъехали, ворота были закрыты. Василий несколько раз дёрнул колоколец. Вскоре послышался грубоватый женский голос:
— Вам кого надоть?
— Позови игуменью. Скажи, зовёт княжич Василий.
— Сейчас, сейчас, — голос сразу подобрел.
Вскоре загремел засов, ворота распахнулись, и друзья увидели двух женщин. Одна была одета в грубую монашескую одежду, другая — в таком же одеянии, с клобуком на голове, но выглядела более изыскано.
— Слушаю тя, сын мой, — глядя на Василия, произнесла игуменья.
— Матушка игуменья, — заговорил Василий, — у тя в послушницах ходит некто Ольга, купцом Зосимом те отдана.
Игуменья строго посмотрела на приезжих молодцов, потом ответила:
— Тя, Василий, раб Божий, я узнаю. Малым ещё знала. Поэтому сверяться не буду. Такая послушница есть!
Надо было видеть лицо Андрея. Оно расцвело ярче розы.
— Так зови её, владычица! — сказал Василий. — Заберём мы её у тя. Вот и жених, — и кивнул на счастливого Андрея, — ждёт не дождётся свидеться с ней.
— Заберёшь, раб Божий, только с её воли, — жёстко сказала игуменья и кивнула монахине: — Ступай, приведи послушницу.
Ждать пришлось долго. Андрей начал волноваться.
— Идут! — воскликнул Василий.
И Андрей увидел две фигуры. Впереди шла солидных размеров монашка, а сзади — стройная, как тростиночка.
Андрей не выдержал и ринулся было ей навстречу. Но строгий голос игуменьи остановил его:
— Мужчинам суды нельзя.
Андрей впился глазами в эту тростиночку: «Она или нет?». Издали было не видно. Когда монашки подошли поближе, у Андрея вырвалось:
— Она!
Это слово было сказано с таким чувством радости, которое свойственно лишь действительно любящим людям, когда они, уже потеряв надежду, неожиданно встретились.
Узнала его и Ольга. Она тоже не могла сдержать своей радости и, ускорив шаги, произнесла:
— Андрей!
Игуменья поняла всё без объяснений. Время не ожесточило её сердца, и она не сдерживала влюблённых, когда они ринулись друг к другу. Руки любящих сплелись, а глаза не могли оторваться друг от друга. Не замечая никого, они пошли к воротам. Монахиня хотела было что-то сказать, но грозный взгляд игуменьи остановил её.
— Владычица, — Василий подошёл к наставнице. Приклонив колено, взял её руку, поцеловал. — Прими в знак моей огромной любви к твоему монастырю скромный подарок, — и подал ей золотое ожерелье, на котором слепящим лучом блеснул бриллиант.
По дряблому лицу игуменьи было видно, что она очень довольна подарком.
Василий посмотрел на парочку, скромно стоявшую у ворот, подошёл к ним:
— Ну, едем домой?
Те закивали головами.
— Ой, а третью-то лошадь забыли взять! — воскликнул Василий, подмигивая Андрею. — Придётся те потесниться!
Когда они расселись по лошадям, игуменья поочерёдно их перекрестила.
— Да хранит вас Бог.
Прибыв в кремль и остановившись у гостевых хором, Ольга заявила, что в одном доме с Андреем она жить не будет.
— Правильно! — оценил Ольгины слова Василий и взял её за руку, сказав: — Пущай до свадьбы поживёт у Матрёны.
Андрей не возражал. Он со всем был согласен. Главное — Ольга нашлась, и она по-прежнему его любит.
— Щас я Ольгу отведу, а мы с тобой поедем в Сохну. Вступай во владение. Возьмём с собой Ивана Кошкина, пущай подсчитает, сколь надоть денег, чёп всё сделать по-хозяйски.
Андрей только слушал. Но... поездка сорвалась. Димитрий Иоаннович решил заняться Василием и немедля. Андрею пришлось ехать с Иваном Кошкиным.
Великий князь и Василий уселись друг против друга в удобных креслах, за небольшим круглым столом.
— Расскажи-ка, сын мой, сокол ясный, как долетел до гнезда родного?
Отец слушал внимательно, не перебивая и не задавая вопросов, пока сын не дошёл до Киева, вернее, до того места, как он оказался у митрополита. Рассказывал Василий, как хорошо он его встретил, снабдил всем на дорогу и дал письмо к князю Витовту. И тут Димитрий Иоаннович не выдержал:
— Ишь, пёс собачий, хитрюга кака! Предатель!
Сын не выдержал.
— Отец, — голос княжича прозвучал твёрдо и заставлял прислушаться к нему, — прости, но не гоже святого человека так называть.
— Какой он святой? — с жаром воскликнул князь. — Предатель, каких земля не видывала. Ишь, к тверчанам подался. Как же! Те сильней были. Особливо на Куликах не ломались.
От слов отца сын нахмурился.
— И всё ж ты не прав, — решительным голосом заявил он. — Послухай мня, чё тот сказал.
— Ну-ну, — недовольным голосом проговорил отец.
— Да, он тя обвинил в трусости...
— В трусости... мня? — князь медленно поднялся. — Да я...
— Постой, отец, дай договорить, — требовательно произнёс сын. — Он очень ценит тебя за Куликову битву, говорил, что подобного никто из известных людей не совершал. Те воевали за чужие земли, за чужое богатство, а ты — за свою землю, за свою веру, за свой народ.
— Так и сказал? — недоверчиво спросил Димитрий.
— Так и сказал, — и княжич посмотрел отцу в глаза. — И он ся винит за то, что тогда подумал, будто ты струсил, бежав из Москвы, бросив семью и его. Киприан тогда не понимал, что Куликово поле взяло у тя всю твою силу, которую вернуть нельзя, как нельзя поймать воздух, который ты выдохнул. Поэтому он просит, чтобы ты его простил.
По лицу князя видно, что гнев его отошёл, но что-то мешало ему высказаться до конца.
— Как тя встретил Витовт? — перенёс князь разговор на другую тему.
— Встретил хорошо. Дал бумагу к магистру, и тот сразу же дал корабль, на котором мы добрались до Ладожья. А там, обходя Новгород, двинулись на Москву.
— А кто тя предупредил насчёт Новгорода?
— Витовт... — коротко ответил сын.
Отец только несколько раз качнул головой.
— Ну... — попытался князь подтолкнуть сына к окончанию своего повествования.
А сын подумал: «Сказать или нет ему про Софью?» Не хотелось обострять отношения с отцом, зная о недоверии того к Витовту. Но всё же решил: «Скажу».
— Отец, живя в Луцке у Витовта, я встретил там его дочь... Я полюбил её, и мы просим вашего благословения.
Василий ждал бури, но князь был спокоен.
— Что для князя, особенно такого, как ты, любовь? — спросил отец. И не дождавшись ответа, сказал: — Жизнью таких людей руководит, сын мой, не любовь, а интересы и выгоды государства. Ты этого ещё не прочувствовал, но, поверь мне, твоему отцу, прожившему жизнь, что это так. И я не хочу, чтобы ты сделал ошибку. Да, Витовт готов отдать за тебя свою дочь. А это твой палец в его зубах. Ты знаешь, как у нас говорят: дай палец, откусит и всю руку. Ты можешь потерять, продать Русь.