Витовт, собрав все силы, поднялся, чтобы опуститься на колени перед верховным жрецом:
— Я рад приветствовать тя, великий Криве, и вижу, как далеко простираются твои познания, если ты можешь читать чужие мысли.
Усы у Криве приподнялись, он улыбнулся.
— Тогда, — продолжил Витовт, — ты можешь предсказать и мою судьбу.
Добродушие, до этого царившее на лице жреца, мгновенно улетучилось. Лицо стало строгим и непроницаемым. Но он заговорил:
— Твоя судьба давно известна. Как и моя. Каждый получил своё. Кто более счастлив, трудно сказать. Сейчас ты хотел убежать от себя. У мня же никогда не было такого желания. А твою судьбу скажет тебе вайделот. Он будет завтра. А сейчас я прошу пройти в наш храм. Ты попадёшь в своё детство. Через него ты вернёшь то, что растерял в поисках могущества и бессмертия. Ты гонялся за призраком, который, словно искра, оторвавшись от костра, мелькнёт на мгновение, чтобы растаять на твоих глазах, не оставляя и следа. Пошли.
Когда они подошли к храму, их встретили жрецы, одетые в длинные туники, обшитые белой тесьмой, завязанные белым шнуром и украшенные внизу кистями из бычьих хвостов. «Ничего не изменилось за столько лет», — мельком подумал князь, и они вошли внутрь храма.
У дальней стены стоял Перкунас с железными ногами, деревянным туловищем, серебряной головой с золотыми усами. В руках у него был белемит — символ молнии. Перед ним горела огромная свеча. Невдалеке стояла богиня Божуни, с женским телом и головой коровы, с высунутым языком.
На Витовта обрушился непонятный для него мир. Его потянуло в детство. Он чувствовал, что у него прибавляются силы, и он будто растёт. Рядом стоявший Криве запел тихим голосом:
— Перкунас, боженька ты наш, сохрани и помилуй пришельца, прости его страсти и жажду быть великим, сделай так, чтобы люди, которых ты дал ему, меньше видели бы горя...
А стоявший рядом пришелец незаметно для себя опустился на колени. Губы его шептали: «Господи, великий Перкунас, пощади мня, прости мои метания...» Когда они вышли из храма, Витовта нельзя было узнать. Он почувствовал необыкновенный прилив сил.
А на следующий день, как и обещал Криве, появился вайделот. Предсказатель был не молод, с узким худым лицом, обрамленным густыми длинными волосами, покрывающими его плечи. Но князя поразили его глаза. Они были будто стеклянные, смотрели, казалось, прожигали насквозь.
Он подошёл к Витовту и положил руку ему на плечо. Князь почувствовал её тяжесть и невольно опустился на колени. Глядя куда-то в пространство, вайделот заговорил:
— Тебя ждёт большое испытание. И ты сумеешь его преодолеть, если рядом будет тот, кого ты до сих пор не замечал. Тебе не удастся достичь того, о чём ты мечтал. Из-за этого ты понесёшь невозвратимую потерю.
Сказав это, вайделот прошёл мимо стоявшего на коленях князя.
После слов предсказателя в голове Витовта образовался какой-то сумбур. Он почти ничего не понял: кого, к примеру, он не хочет замечать?
Криве он поблагодарил за спасение своей жизни, за тёплый приём. Когда они стояли рядом, жрецы дивились их сходству.
Перед самым расставанием, Витовт спросил:
— А не хотел бы ты поменяться со мной местами?
На что вайделот, усмехнувшись, ответил:
— Не мы с тобой это решали, не нам с тобой это поправлять.
И они впервые обнялись. На прощание верховный жрец дал ему кроме лошадей проводника.
Витовт появился в замке так же внезапно, как и пропал. Но все обратили внимание, что он стал другим человеком. Он будто наполнился мощными жизненными силами, стал спокойнее, вдумчивее. Воевода ему сообщил:
— Никто не угрожает Вильно. — И добавил: — Ягайло каждый день шлёт нарочных, чтобы ты, великий князь, немедля ехал к нему.
— Когда управлюсь с делами, тогда и поеду.
Но управляться долго ему не дало письмо, которое прислал его зять. Оно было наполнено тревогой. «Тевтонцы по всей Европе собирают воинство, чтобы окончательно покорить неверных», — не выходило из головы у Витовта. Да, это была страшная угроза. Витовт быстро собрался и поехал в Краков. И стали проясняться слова, сказанные вайделотом. «Да, здесь речь идёт о жизни и смерти. А борьба предстоит ужасная. Хорошо, что я съездил к брату. Эта поездка прибавила мне сил. Теперь можно бороться. Но как? Своими силами нам не совладать с таким врагом. Если тевтонцы собирают силы по всей Европе, почему этого не сделать и нам?» — думал он.
«Кого звать? Прежде всего южных русских князей. Но дадут ли они людей, которые будут в состоянии биться с рыцарями, этими опытнейшими воинами? Смоленский князь? Сейчас там правит победитель Родослава Лугвений. Да, побеждал он русского князя литовскими полками. А вот сейчас, когда предстоит такая битва, как поведут себя смоляне? Ведь я не раз штурмовал, грабил, убивал жителей. Не забыли они старых обид. Кем же их заменить? И надо ли?». И он решил, когда вернётся, послать туда своих людей, чтобы они тайком проведали их настроение.
За своими рассуждениями Витовт не заметил, как перед ним выросли тёмные стены краковского замка. Невысокий, худенький Ягайло налетел на появившегося здоровяка Витовта.
— Ты куда сбежал? Где ты прятался? — кричал он, то наскакивая, то отбегая от Витовта.
Тот не выдержал и грохнул кулачищем по столу.
— Сядь! — рявкнул он. — Нашёл время пытать мня. Или ты забыл, что я великий литовский князь и могу послать тя ко всем чертям! Но я приехал сюда не ругаться и не выслушивать твои упрёки. Хочу сообщить тебе, что нам грозит смертельная опасность: тевтонцы тайно собирают силы по всей Европе!
Ягайло окаменел.
— Кто сказал?
Витовт положил перед ним письмо, полученное от зятя, только переписанное на литовский язык. Король прочитал и отодвинул его на край стола.
— Только справились с одной бедой, как грозит другая, — сказал он.
— Это ты о чём? — спросил Витовт.
— Да о своём братце, Скиргайло, — язвительно прозвучали его слова.
— Чё с ним? — полюбопытствовал Витовт, снимая дорожную свитку.
— Ха! Сидит в яме! И будет сидеть до тех пор, пока не расскажет о своём тайном договоре с московитянином.
Витовт, не дожидаясь приглашения короля, сел за стол.
— А может, у него и не было никакого договора с Московией?
— Как же, не было! А за чё он получил стольный град? Нет! Есть договор. Есть! И пока я о нём не узнаю, не видать ему белого света.
Витовт постучал пальцем по столу, потом сказал:
— Даже родные братья предают. На кого же нам положиться? На Ивана? — как у него вырвалось это имя, он не мог себе ответить.
Но Ягайло это уловил. Он боялся этого имени больше всего. На время это заглохло. Но напоминание воскресило его страхи о своих наследниках. Несмотря на все угрозы, что сыпались со всех сторон, Великий магистр прислал посла, который объявил войну. Иван был приговорён.
Тевтонцы вторглись в Польшу и захватили Добжинь, Рыпин, Липно. Ягайло был в растерянности. Витовт засобирался домой. Но перед отъездом его пригласила Ядвига и объявила, что Ягайло отдал ей княжество литовское и русское, вследствие чего она имеет право на ежегодную дань с них.
Витовт ей ничего не сказал, но, когда приехал к себе, собрал бояр и спросил:
— Считаете ли вы себя подданными польской короны и должны ли платить дань?
На что те ответили:
— Мы не подданные Польши...
А война не утихала. Витовт стал собирать войско и вторгся в Жимантию. Ягайло запросил мира. Но возник спор за Жимайтию и Добжинскую землю. Судить их должен был чешский король Вацлав IV. За шестьдесят тысяч флоринов он присудил эти земли тевтонцам.
Все поняли: будет новая война. И с удвоенным рвением король и великий литовский князь принялись собирать войско. Ягайло и Витовт объехали Богемию, Моравию, Силезию, Молдавию, Чехию. В Берестве Ягайло и Витовт тайно встретились с псковскими и новгородскими представителями, которые пообещали их поддержать.
Далее, по просьбе Ягайла, Витовт встретился с магистром Ливонского ордена фон Витингофом и заключил с ним договор. Когда тевтонский магистр попросил фон Витингофа ему помочь, последний ответил, что только после окончания договора.
Между тем в Магдебург прибыл маршал Фридрих фон Валленрод. Он сообщил, сколько отлито для них пушек, мушкетов, осадных машин, изготовлено пороха. Эти цифры красноречиво говорили, что у вражеской стороны ничего подобного не может быть.
Он заранее хотел устранить своего врага, разглашая эти цифры и зная, что его противник иметь подобное вооружение не может из-за отсутствия производства. Но ни Ягайло, ни Витовт, не подали вида, что их как-то устрашили.
Отгремели весенние ручьи, подсыхали дороги. И обе стороны начали открыто готовиться к военной борьбе. Литовцы собирали войско в Вильно и Гродно. Поляки — в Вольбоже и Познани. А тевтонцы — в Швеце, на границе с Польшей.
Лазутчики с обеих сторон старались как можно точнее разведать силу врага. Пока рыцари превосходили своего противника. Витовта удивляло, что Ягайло, слыша это, не очень-то расстраивался. «Он, наверное, прав, — говорил себе литовский князь, — превосходящая численность ещё ни о чём не говорит. В такой битве нужен такой князь, такие воины, которые способны устоять против этого железного войска. Но среди литовцев он таковых не видел. Сам же он для этого староват. А если Тохтамыш? Да он первый тогда бежал с поля боя». Вызвал он к себе князя Лугвения, пришедшего со смолянами, и спросил прямо:
— Есть ли надежда, что они будут стоять насмерть?
Тот опустил голову. Витовт подошёл к нему, взял за подбородок и поднял голову.
— Не устоишь? — спросил он.
Лугвений опустил глаза и тихо произнёс:
— Надо было меньше над ними издеваться.
«Да, князь прав. Что было, то было. Два неудачных штурма озлили не только его, но и воинов. После падения города мы сильно отыгрались за свои прежние поражения. Я помню груды тел на улицах, горящие дома. А сколько было другого насилия... сколько продано в рабство, — вспомнил Витовт. — Да, Лугвений прав: вряд ли это забудется. Остаётся одно...»