— Некоторым приходится зарабатывать себе на жизнь! Это у вас, всадников, огромные латифундии, — почти пропел Манциний. — А товары сами собой не продаются.
— Но мы же почти не виделись последнее время, — настаивал Габиний. — Еще одну.
Купец с плеском опустился в воду. Похоже, ему хотелось выпить, и отказывался он только для виду. Они еще какое-то время болтали о пустяках, но Фабиола быстро поняла, что Габиний выуживает из собеседника информацию. Манциний, видимо, был хорошо осведомлен о делах Красса, аристократу же зачем-то нужно было о них узнать. Фабиола прекрасно понимала, что происходит в бассейне.
За минувший год она научилась выпытывать у своих клиентов все, что угодно, причем они даже не замечали этого; трудно даже поверить, какие тайны способен разболтать мужчина, когда желание затуманит ему голову. Помпея давала ей поистине замечательные советы, во многом благодаря им Фабиола сделалась чуть ли не самой желанной среди женщин Лупанария.
— Правда, что Красс, став проконсулом Сирии, хочет отправиться туда с армией?
— Да, это же всем известно! — Манциний отхлебнул вина и продолжил, понизив голос: — Он хочет захватить Иерусалим, пока Помпей тут сидит.
— Да что ты?
— И на этом не остановится.
Фабиола услышала, как Габиний пошевелился и подлил Манцинию вина.
— Селевкия! — провозгласил купец. — Он обратил взор на Селевкию.
Габиний аж поперхнулся.
— Неужто хочет вторгнуться в Парфию?
— Она несметно богата. Через нее же проходит вся торговля с Востоком.
— Но ведь у Рима с парфянами мир.
— Как был и у тысяч галлов, которых истребил Цезарь! Но ведь это его не остановило.
— Это точно?
— Говорят, что храмы парфян украшены чеканным золотом. Будь я помоложе, сам отправился бы с Крассом!
— Да он же минимум на десять лет старше тебя, — ехидно заметил Габиний.
— Не все рождены для того, чтобы быть солдатами, огрызнулся Манциний.
— Ну-ну, я вовсе не хотел тебя обидеть, — поспешно сказал Габиний, поняв, что слегка зарвался. — Давай лучше еще по капельке.
Фабиола беззвучно рассмеялась — настолько грубо действовал Габиний. Оскорбленный купец наотрез отказался продолжать разговор, и девушка решила, что больше подслушивать нечего. Она быстро прошла по коридору, ее одежды развевал теплый летний ветерок, гулявший по дому.
В кухне она застала Бенигна, Германилла суетливо накладывала ему овощи и резала хлеб.
При виде Фабиолы грубое лицо привратника расплылось в широкой улыбке.
Фабиола подвинула табурет и села рядом с могучим рабом.
— Трудная выдалась ночь?
— Не слишком. Пришлось вышвыривать только одного. — Бенигн откусил большой кусок хлеба и принялся шумно жевать. — Безмозглый балбес побил новую девушку, Сеновару.
— Надеюсь, не слишком сильно? — встревожено осведомилась Фабиола.
— Синяки, перепугалась конечно. Но все будет хорошо.
— И кто же такое натворил?
— Можно сказать, никто. Один из солдат Цезаря, решил сразу прогулять всю добычу, захваченную в Галлии. — Бенигн ухмыльнулся. — Ну, а теперь на остатки денег будет лечить сломанную руку.
— Так ему и надо. — Фабиола подмигнула Германилле.
Кухарка вышла из-за деревянной стойки и положила на тарелку Бенигна большой кусок говядины.
— Это мне? — Глаза привратника, который редко наедался досыта, сверкнули. — От тебя?
Фабиола кивнула, тряхнув челкой.
— Ты уж и впредь не позволяй обижать нас, девушек.
Бенигн заулыбался во весь рот, обнажив гниющие обломки зубов.
— Мы с Веттием убьем любого, кто попытается тебя тронуть, — заявил он, стиснув костлявым кулачищем рукоять кинжала.
Фабиола молча смотрела, как бритоголовый богатырь жадно пожирает мясо. С ней пока еще не случалось такого, как с Сеноварой минувшей ночью, чтобы приходилось звать на помощь. Но она знала, что, если она позовет, оба примчатся быстрее ветра. Завоевать дружбу привратников оказалось просто. В отличие от многих других, Фабиола не предлагала им свое тело, а следила за тем, чтобы у них почаще была хорошая пища, а в случае травм, неизбежных при их должности, чтобы их лечил хороший лекарь, владеющий искусством хирургии.
Эта красивая юная женщина спала только с теми мужчинами, от которых рассчитывала получить деньги, полезные сведения или шанс обрести свободу.
Глава XIVРУФ ЦЕЛИЙ
Рим, конец лета 55 г. до н. э.
Тарквиний изменил позу и подложил вместо подушки свой плащ. Он сидел, прислонившись спиной к стене, напротив одного из домов на узкой улочке неподалеку от Форума. По обе стороны от него вдоль той же стены расположились нищие и разносчики съестного, непрерывно пристававшие к прохожим. Ближайший из соседей, однорукий ветеран средних лет, все еще носил буро-коричневую тунику легионера. Он то и дело окидывал Тарквиния любопытным взглядом. Сначала он был очень недоволен — пришелец устроился менее чем в двух футах от него. Но полученные десять сестерциев, которые он крепко зажал в кулаке (вряд ли ему удалось бы выпросить столько за день), тут же изменили его настроение. Кому какое дело, почему этот белокурый незнакомец решил усесться тут? К тому же он пообещал давать столько же каждое утро. Калека заметил, что Тарквиний перехватил его взгляд, и поспешно опустил глаза, решив не раздражать своего нового благодетеля.
Наискосок от выбранного ими места находился большой арочный портал, по обе стороны которого из стены торчали два огромных напряженных пениса, искусно вырезанные из камня. Вдобавок они были выкрашены яркой краской, чтобы привлекать внимание, и эта уловка, похоже, действовала. Многие из мужчин, проходивших по улице, останавливались возле раскрытых дверей и заглядывали внутрь. А вот заходили туда редко, по большей части любопытные ощупывали свои тощие кошели и мечтательно смотрели в пространство.
Однорукий легионер заметил, куда смотрел Тарквиний.
— Туда заходят только богачи. — Он громко харкнул и сплюнул далеко перед собой. — Это чуть ли не самый дорогой из римских публичных домов. Девки из Лупанария способны выжать мужчину досуха!
— Сам-то пробовал?
— Только во сне, — с невеселым смехом ответил калека.
— Кому он принадлежит?
— Одной старой сквалыге, звать Йовина. Богатая, как не знаю кто. И умная очень. У нее недовольных посетителей не бывает.
Этруск кивнул, предлагая продолжить рассказ.
Довольный, что наконец-то нашелся человек, желающий его выслушать, ветеран рассказал Тарквинию чуть ли не обо всех, кто входил в Лупанарий и выходил оттуда. Вскоре гаруспик узнал, кто из видных сенаторов и аристократов регулярно бывает здесь, каким образом привратники вышвыривают буйных клиентов, а также и то, что некоторые проститутки время от времени выходят из своего обиталища наружу.
— Как тебя зовут, солдат? — спросил Тарквиний через некоторое время.
Было видно, что калека и удивился, и обрадовался. Его именем давно уже никто не интересовался.
— Секунд, — ответил он. — Гай Секунд. А тебя?
— Марк Перегрин. — Секунд производил впечатление честного человека, но все же после несчастной встречи с Галло несколько месяцев назад Тарквинию и в голову не пришло бы назвать свое настоящее имя.
— Ты тоже служил в легионах?
— Нет, — с улыбкой ответил Тарквиний. — Я торговец.
Объяснение было вполне удовлетворительным. Некоторое время они опять сидели молча, но уже чувствуя приязнь друг к другу.
Время шло, и, естественно, мужчины начали понемногу делиться воспоминаниями. Секунд рассказывал о том, как был с легионами в Поте и Греции, Тарквиний — о своих путешествиях в Малую Азию, Северную Африку и Испанию. Их негромкие голоса то и дело заглушал грохот телег, запряженных волами, и разговоры прохожих. Как и на всех центральных улицах Рима, здесь было очень многолюдно.
Через некоторое время Секунд показал этруску свою правую руку. Она заканчивалась ярко-красным обрубком, испещренным мелкими рубцами, оставшимися от умелых стежков. С первого взгляда было ясно, что хирург, производивший ампутацию, был мастером своего дела.
— Где же ты ее потерял?
Секунд нахмурился, потер культю и лишь после этого ответил:
— Под Тигранокертом.
— Ты служил у Лукулла?
Собеседник ответил гордым кивком.
— Я слышал об этой битве. Одна из величайших побед, какие знала республика.
Гаруспик мог в мельчайших подробностях описать сражение, происходившее под стенами величественной столицы царя Тиграна. Басовитый, устрашающий звук барабанов армянского войска. Яркое солнце, низвергающее невыносимый жар на стоявших в боевых порядках легионеров. Неисчислимое царское войско. Близ места, которое избрал для своего командного пункта Лукулл, то и дело ревели букцины[12]; офицеры — если слышали и понимали их сигналы — тут же выкрикивали громкие команды своим подчиненным. Войско мерным шагом двигалось навстречу врагу, рукояти мечей крепко сжаты в кулаках, пот стекает из-под шлемов. На армянскую пехоту градом сыплются метко брошенные копья, буквально выкашивая вражеских воинов. Паника охватывает их, как ветер рощу. Тарквиний улыбнулся.
— И ведь их, говорят, было намного больше, чем наших.
— Двадцать на одного! Все равно мы быстренько разделались с этими дикарями, — воскликнул Секунд. — И вот, когда дело уже шло к самому концу, рядом со мною через стену щитов прорвался огромный армянин. Зарубил четверых в мгновение ока. — Лицо ветерана исказилось от неизжитой ярости. — Я изловчился и подрезал гаду подколенную жилу, но он, падая, ухитрился извернуться и рубануть меня. Так сильно рассек кость, что лекарю пришлось отрезать руку начисто.
Тарквиний сочувственно прищелкнул языком.
— И на этом, значит, твоя военная служба закончилась…
— Нельзя же держать гладиус левой рукой. — Секунд тяжело вздохнул. — А мне ведь оставалось служить всего три года.
— Боги порой избирают странные пути.