К счастью, бои под Лугой приняли упорный и затяжной характер. Части 177-й дивизии, которой командовал очень опытный и храбрый полковник А. Ф. Машонин, при поддержке 10-го мехкорпуса и сводной артиллерийской группы полковника Г. Ф. Одинцова изматывали и изнуряли противника, наносили ему большие потери и упорно удерживали рубежи в глубине своей обороны».
Тем не менее, как выразится генерал Бычевский, «оборона на этом фланге лужской полосы все еще напоминала тонкую нить».
«На плацдармах у Ивановского и Сабека по ночам слышен шум моторов, – свидетельствует начальник инженерного управления фронта. – Над кингисеппским сектором с рассвета дотемна идут воздушные бои. Гитлеровцы часто бомбят станцию Веймарн, где выгружаются надолбы и бетонные блоки.
Разведчики 2-й дивизии народного ополчения взяли в плен несколько солдат с документами. Пленные показали: к плацдармам подошла 36-я моторизованная дивизия.
Все говорит за то, что пауза вот-вот кончится. 8-я армия разрезана на две части: одна ведет бои под Таллином, другая отходит к Нарвскому перешейку. Нам переподчинили ее в этот критический момент. Судя по донесению, которое прислал в штаб фронта новый командующий армией генерал-лейтенант П. С. Пшенников, его войска уже не в силах сдерживать противника. Слишком велики потери людей и техники.
Ознакомившись с этим донесением, командующий фронтом генерал-лейтенант М. М. Попов приказал мне немедленно браться за создание оборонительных рубежей от Копорского залива на Кипень до Петергофа.
– Восьмая армия будет отходить? – спросил я.
– Пшенникову приказано держаться, – резко ответил Маркиан Михайлович. – Но надо быть готовым прикрыть с суши район береговых батарей Балтийского флота на южном побережье залива…
В связи с этим тридцать тысяч ленинградцев начали строить еще один рубеж – на Копорском плато».
Заново переживая накал страстей тех дней, главный маршал авиации А. А. Новиков напишет: «Сейчас, обращаясь к минувшему, я только диву даюсь, как в такой обстановке мы, авиаторы, выходили из положения! Удары сыпались на нас со всех сторон. Порой мы не знали, где в первую очередь отражать их, куда прежде всего нацеливать авиацию. Всюду, особенно на юго-западе от Ленинграда, положение наших войск было опасным и трудным».
«Командующий фронтом М. М. Попов и член Военного совета А. А. Кузнецов все время в войсках: то во 2-й дивизии народного ополчения, то у Мухина, то у командующего кингисеппским сектором генерал-майора В. В. Семашко, – вспоминает генерал Бычевский. – Еще 9 августа Попов решил остановить немцев контрударом. Для этого он усилил кингисеппский сектор только что сформированной 4-й дивизией народного ополчения и одним полком 1 – й танковой дивизии.
Но штабу сектора потребовалось около суток на подготовку контрудара, а к тому времени две танковые, две пехотные и одна моторизованная дивизии противника вклинились в нашу оборону и стали охватывать большой район. 4-я дивизия народного ополчения оказалась втянутой в тяжелый оборонительный бой вместе с училищем имени СМ. Кирова.
К вечеру 11 августа части перемешались, связь нарушилась, и началась та путаница, которая называется потерей управления войсками.
М. М. Попов и А. А. Кузнецов приехали к генералу В. В. Семашко ночью. Между ними произошло довольно тяжелое объяснение. Я застал уже конец этого неприятного разговора. Речь шла о вводе в бой еще одной только что сформированной 1-й гвардейской дивизии народного ополчения.
Валентин Владиславович Семашко, худощавый генерал лет пятидесяти, был взвинчен до крайности, глаза воспалены. Нервничали и его собеседники. Кузнецов, видимо отвечая на какую-то реплику командующего сектором, резко выговаривал ему:
– Поймите, товарищ Семашко, это рабочие Ленинграда назвали дивизию гвардейской. От вас и вашего штаба зависит умелое использование ее, а драться рабочие будут насмерть, на это можете положиться.
– Алексей Александрович, – возражает Семашко, – я не хочу бросить тень на рабочих людей! Но эта дивизия сформирована всего три дня назад. Она не имеет ни капли боевого опыта, совсем не обстреляна. К тому же ей еще идти до нас сорок километров, а мне уже дают приказ осуществить контрудар. Да ее сразу разгромят танки. Так получилось с четвертой дивизией полковника Радыгина… Мы вводим в бой необученные дивизии с ходу и по одной.
Кузнецов нетерпеливо прерывает его:
– Необученные, необстрелянные… А кто же целый месяц сдерживает врага на лужской позиции, как не народные ополченцы? Кто за один сегодняшний день поджег полсотни танков? Братья Ивановы и другие рабочие с мясокомбината. Тоже необстрелянные, а бутылками с горючей смесью действуют, как заправские истребители. Так же и Фирсов, и Васильев, и Кочетов… Других дивизий, товарищ Семашко, нам взять неоткуда. Извольте управляться с теми, какие есть. Но дорогу Кингисепп – Волосово враг не должен перерезать. Это категорическое требование Военного совета.
Генерал Попов прекращает горячий разговор:
– Принимайте меры, товарищ Семашко, к локализации прорыва. Немедленно выдвигайте туда четырнадцатую артиллерийскую противотанковую бригаду Лебедева и вообще всю артиллерию. За этим заслоном поставьте танки Баранова. Ими и прикройте в бою первую гвардейскую дивизию. Кстати, сколько у Баранова осталось танков?
– Не больше пятидесяти, – отвечает Семашко. – А у немцев около двухсот. Баранов считает, что дня через два он может остаться вовсе без танков.
– Пусть танки дерутся из засад. Где выгодно, используйте танки как неподвижные огневые точки… Поезжайте сами в войска и лично организуйте подготовку контрудара. Товарищ Кузнецов прав, упрекая штаб сектора в медлительности. А мы сейчас выедем навстречу дивизии Фролова, ускорим ее движение. Но имейте в виду, дивизию неизбежно придется вводить в бой завтра.
– Слушаюсь! – Семашко смотрит на часы и качает головой. – Скоро уже рассвет. – Потом одевается и выходит из землянки.
Попов шагает из угла в угол, нервно хрустит пальцами.
– Всю четвертую танковую группу стянули сюда, мерзавцы. Тут, пожалуй, два раза по двести танков будет.
Доходит очередь и до меня. Командующий фронтом и член Военного совета требуют форсировать строительство укреплений за железной дорогой на случай отхода войск за нее.
– Какие потери среди строителей? – спрашивает Кузнецов.
– Сегодня около тридцати убитых и раненых. На линии Керстово – Лялицы – Выбеги немцы проводят по нескольку бомбардировок в день.
– Вся станция Молосковицы забита у нас бетонными надолбами и деталями, – недовольно замечает Кузнецов. – Быстрее надо вывозить их на рубежи.
Докладываю, что два крана разбиты бомбами, крановщиков ранило, замены пока нет, поэтому приходится работать вручную. Командующий показывает мне на карте:
– Выдвигайте вперед саперов, организуйте подвижные отряды заграждений, как под Лугой. Что у вас есть под руками?
– Только запасной батальон. Все саперные и даже понтонные части оказались втянутыми в бои.
– Берите людей, откуда хотите, а завтра чтобы здесь были подвижные отряды заграждений, – сухо приказывает командующий.
– Что сейчас делается в Кингисеппском укрепрайоне, товарищ Бычевский? – спрашивает Кузнецов.
– Там бойцы двух артиллерийско-пулеметных батальонов вместе с рабочими командами укрепляют оборону в промежутках между узлами сопротивления: роют окопы, ставят проволочные и минные заграждения.
– Да, – вспоминает Кузнецов и обращается к командующему: – Вчера у меня был разговор с комендантом укрепрайона майором Котиком. Артиллерии, говорит, мало, со связью плохо. Вооружение дотов слабое – одни пулеметы, и амбразуры неудачны – фронтом.
Только к Нарве, на запад. Просит пехоту для круговой обороны. Попов опять хрустит пальцами:
– Знаю, Алексей Александрович. Один полк ополченцев от Радыгина генерал Семашко уже послал туда. Если фашисты вздумают обходить Кингисеппский укрепленный район, пошлем на помощь бригаду морской пехоты. Сто девяносто первая стрелковая дивизия Лукьянова тоже остается там. Но сейчас главное – здесь сдержать удар».
Но пока сдерживали врага на одних участках, он настырно прорывался на других. Так, 13 августа немцы прорвали оборону 48-й армии Северо-Западного фронта на новгородском направлении. Причем решающую роль в этом сыграл подробный план обороны ее 128-й стрелковой дивизии (минные поля, ложные позиции, артиллерийские и пулеметные гнезда, основные узлы сопротивления и распределение сил между различными участками обороны), оказавшийся в руках противника. В ночь с 16 на 17 августа соединения 48-й армии начали отходить в направлении Ленинграда.
Командующий Северным фронтом фиксирует: «В дни тяжелых и напряженных боев на территории Эстонии, на кингисеппском и лужском направлениях, на Карельском перешейке немцам удалось прорвать оборону правого крыла Северо-Западного фронта (48-й армии) и 16 августа овладеть западными районами Новгорода.
Это обстоятельство совершенно оголило левый фланг Лужского участка обороны, а следовательно и всего фронта.
Понимая все значение для обороны Ленинграда кингисеппского направления, мы принимали все меры для усиления этого направления и сосредоточивали туда все, чем тогда располагали. Сюда откатывался 11-й корпус вместе с управлением 8-й армии. Надо было навести там элементарный порядок. Не один день вместе с А. А. Кузнецовым мы провели у командующего Кингисеппским участком обороны генерала В. В. Семашко, разбираясь в боевых делах, давая указания и распоряжения. Бои там носили исключительно ожесточенный характер. Но превосходство врага в силах, особенно в технике, обеспечивало ему преимущество. В результате многодневных боев нам удалось вывести оставшиеся части 8-й армии из Эстонии на побережье Финского залива и удержать за собой часть побережья Финского залива в районе Ораниенбаума, а войска Кингисеппской группы с боями отвести на Красногвардейскую оборонительную позицию, которая к этому времени была достаточно укреплена и в какой-то степени занята войсками».