Он не возражал и полностью согласился с этими рекомендациями, а мне оставалось только поддержать его. В отношении моего дальнейшего использования было выдвинуто два предложения: остаться на посту заместителя командующего или же быть начальником штаба фронта. Я предоставил это решать К. Е. Ворошилову, и он высказался за мое назначение начальником штаба». И вот еще: «В соответствии с решением Государственного Комитета Обороны К. Е. Ворошилов вступил в командование Ленинградским фронтом, а я приступил к исполнению обязанностей начальника штаба, но пробыл на этом посту очень недолго, так как перед началом решающего штурма противником Красногвардейского укрепленного района был отозван в распоряжение Ставки».
Косвенно это подтверждается свидетельством генерала Б. В. Бычевского, а также записью переговоров по прямому проводу Верховного Главнокомандующего и начальника Генерального штаба с командующим войсками и членом Военного совета Ленинградского фронта 4 сентября 1941 г.
«У аппарата Ворошилов, Жданов.
У аппарата Сталин, Шапошников. Здравствуйте.
ВОРОШИЛОВ, ЖДАНОВ. Здравствуйте, товарищ Сталин и товарищ Шапошников.
СТАЛИН. Я бы хотел, чтобы больше никого не было у аппарата, кроме вас.
ВОРОШИЛОВ, ЖДАНОВ. У аппарата, кроме нас и двух телеграфистов, никого нет.
СТАЛИН. 1. Нам не внушает доверия ваш начальник штаба как в военном, так и в политическом отношении. Найдите ему сегодня же замену и направьте его в наше распоряжение.
ВОРОШИЛОВ, ЖДАНОВ. Есть, будет сегодня же в точности выполнено».
Повторимся. Речь идет о генерал-лейтенанте Попове. Именно его в качестве начальника штаба маршала Ворошилова и имел в виду Сталин. Разговор происходит 4 сентября, а 5-го Климент Ефремович официально назначен командующим войсками Ленинградского фронта.
Про доверие и недоверие Сталина можно говорить долго, но факт остается фактом. Как известно, первые месяцы войны были катастрофическими для Красной армии. В ежеминутно порой меняющейся обстановке на фронтах и Генштаб, и сам вождь разбирались мучительно. Как писал генерал Д. А. Волкогонов, «Сталин подолгу заслушивал Жукова, Ватутина, Василевского, других генштабистов, молча стоял над картой, разложенной на его большом столе. Ему, сугубо кабинетному руководителю, было трудно, глядя на карту, читая донесения, уловить, услышать, почувствовать лихорадочное биение пульса истекающей кровью армии, грохот канонады сражений, стальной лязг гусениц прорвавшихся немецких танков, гул городских пожаров, предсмертные хрипы умирающих бойцов… Тень сабельной гражданской войны как-то сразу отодвинулась далеко в прошлое. Это была совсем другая война». Далее следует очень важный и совершенно правильный вывод: «До Сталинградской битвы многие решения Сталина были импульсивными, поверхностными, противоречивыми, некомпетентными. Хотя и позже он нередко задавал окружению и штабам ребусы».
Точно таким же решением, принятым вождем, можно с полной ответственностью назвать и отстранение от должности генерал-лейтенанта М. М. Попова. И тут снова стоит вернуться к очень точному пояснению Д. А. Волкогонова: «Не проявляя тонкого понимания обстановки, знания всех скрытых пружин войны, особенностей организации оперативно-стратегической деятельности, конкретного содержания работы командиров и штабов, Сталин в первый период войны "нажимал" (и это, видимо, было вызвано обстановкой) на моральный фактор. Прочитав то или иное донесение о неудаче, критическом положении, Сталин прежде всего обращался к морально-политическому состоянию войск, а затем уже к оперативной обстановке. В то же время, как показывает опыт войн, эти два компонента боевой мощи не должны рассматриваться изолированно, один в ущерб другому».
Вот один из таких примеров: «Когда, например, обстановка под Киевом стала критической, начштаба фронта Тупиков доложил о ней без прикрас. Тупиков сообщал: "Положение войск фронта осложняется нарастающими темпами… Начало понятной Вам катастрофы – дело пары дней"».
Не надо было быть провидцем, чтобы оценить обстановку так, как это сделал начальник штаба. Вопрос в другом: все ли было сделано, чтобы избежать или по крайней мере уменьшить масштаб катастрофы?! Из телеграммы Тупикова этого не следовало. Сталин, почувствовав трагический надрыв в штабе Юго-Западного фронта, тут же продиктовал ответную телеграмму.
«Прилуки. Командующему Юго-Западным фронтом
Копия: Главкому Юго-Западного направления
Генерал-майор Тупиков номером 15614 представил в Генштаб паническое донесение. Обстановка, наоборот, требует сохранения исключительного хладнокровия и выдержки командиров всех степеней. Необходимо, не поддаваясь панике, принять все меры к тому, чтобы удержать занимаемое положение и особенно прочно удерживать фланги. Надо заставить Кузнецова и Потапова прекратить отход…»
Общеизвестно, что 9—10 сентября, после потери Шлиссельбурга, Ленинград был окружен окончательно. В порыве отчаяния маршал Ворошилов лично возглавил атаку морских пехотинцев. Но что это могло изменить?
Как рассказывал Маршал Советского Союза A. M. Василевский, Ворошилов сам обратился к Сталину с просьбой освободить его от должности и назначить командующим фронтом кого-либо помоложе: «Серьезный разговор на эту тему по телефону состоялся в моем присутствии, причем И. В. Сталин сначала не был согласен с этим. Но поскольку фронтовая обстановка вокруг Ленинграда продолжала осложняться, телефонный разговор с К. Е. Ворошиловым закончился решением Политбюро ЦК направить на Ленинградский фронт Г. К. Жукова».
По свидетельству главного маршала авиации А. А. Новикова, «у Климента Ефремовича была слабость к совещаниям. На совещания к маршалу, как правило, созывались все сколько-нибудь ответственные руководители. В большинстве случаев присутствие многих из нас вовсе и не требовалось, так как часто обсуждались дела, не имевшие даже отдаленного касательства к нашим ведомствам. Люди надолго отрывались от исполнения своих непосредственных обязанностей и нервничали. А время было такое, что мы дорожили каждой минутой. Сидишь, бывало, в переполненном кабинете главкома и не столько слушаешь выступающих, сколько поглядываешь на дверь и ловишь удобный момент, чтобы на минуту выскочить в приемную, быстро позвонить в штаб узнать последние новости и отдать необходимые распоряжения.
Я неохотно ездил на эти совещания и, если позволяли обстоятельства, избегал совещания у главкома. Предпочитал иметь дело с Поповым и его ближайшими помощниками. Тут все вершилось быстро, без лишних разговоров, и столь же быстро достигалось взаимопонимание».
Так и руководил маршал Ворошилов обороной Ленинграда, больше мешая командующему фронтом генералу Попову, чем помогая. Более того, находясь на своем посту, маршал лишал его необходимой самостоятельности в принятии каких-либо решений. Не говоря уже о Ставке, которая нередко ошибалась, и не однажды. И это обвинение не голословно.
По утверждению главного маршала авиации А. А. Новикова, накануне немецкого наступления Москва предупреждала о том, «что, по всей видимости, наиболее угрожаемым направлением станет новгородско-чудовское. Командование фронта было несколько иного мнения. Наличие на нашем правом фланге двух вражеских плацдармов, к которым непрерывным потоком двигались фашистские войска, близость этих плацдармов к железной дороге Ленинград – Нарва и систематические удары немецкой авиации по основным станциям и перегонам на этой магистрали – все это свидетельствовало о силе готовившегося здесь удара. Отсюда ближе всего было и до Ленинграда, и до южного побережья Финского залива. Вырвись немцы к заливу, они не только отрезали бы наши войска, державшие оборону под Нарвой и Кингисеппом, но и создали бы угрозу непосредственно Кронштадту и морскому флоту.
Появление новых танковых частей противника в районе Большого Сабека свидетельствовало о том, что в оценке обстановки на юго-западных подступах к Ленинграду правым оказывалось командование Северного фронта, а не Ставка. Дальнейшие события полностью подтвердили наши предположения – в августе наибольшую опасность для Ленинграда создавала северная группировка. Лишь к 25 августа, когда фашисты убедились в невозможности с ходу одолеть оборону Красногвардейского укрепленного района, приостановили здесь наступление и начали перегруппировываться, острота положения под Гатчиной несколько уменьшилась и, напротив, увеличилась на участке, где действовала южная группировка, быстро надвигавшаяся на Ленинград по Московскому шоссе».
Это подтверждается и директивой Ставки ВГК от 17 августа 1941 г. за № 001029:
«ЛЕНИНГРАД, ГЛАВКОМУ СЕВЗАП ВОРОШИЛОВУ,
ЧЛЕНУ ВОЕНСОВЕТА ЖДАНОВУ
Ставка считает, что наиболее опасным направлением продвижения противника является восточное направление в сторону Новгорода, Чудово, Малая Вишера и дальше через реку Волхов. Если немцы будут иметь успех в этом направлении, то это будет означать обход Ленинграда с востока, перерыв связи между Ленинградом и Москвой и критическое положение Северного и Северо-Западного фронтов. При этом вероятно, что немцы сомкнут здесь свой фронт с фронтом финнов в районе Олонец. Нам кажется, что Главком СевЗап не видит этой смертельной опасности и потому не предпринимает никаких особых мер для ликвидации этой опасности. Ликвидировать эту опасность вполне возможно, так как у немцев сил здесь немного, а подброшенные нами на помощь новые три дивизии при умелом руководстве могли бы ликвидировать опасность. Ставка не может мириться с настроениями обреченности и невозможности предпринять решительные шаги, с разговорами о том, что уже все сделано, и ничего больше сделать невозможно.
Ставка приказывает:
Первое. Собрать в кулак часть действующих и подошедших дивизий и вышибить противника из Новгорода.
Второе. Ни в коем случае не допускать перерыва Октябрьской железнодорожной линии и распространения противника на восточный берег Волхова, прочно удерживая за нами район Новгород – Чудово – Тосно.
И. СТАЛИН