– Наступательной задачи вам поставлено не будет, – ответил Антонов. – Но должен вас огорчить: на время этой операции ваш фронт несколько "раскулачат". В командование 1 – м Прибалтийским фронтом вступает вместо Еременко Иван Христофорович Баграмян. Ему присвоено звание генерала армии. Вы передаете Баграмяну один стрелковый корпус из 6-й гвардейской армии. На должность командующего 11-й гвардейской армией уйдет от вас генерал Галицкий, а вместо него вашу 3-ю ударную армию примет генерал-полковник Чибисов. Перед межфронтовой наступательной операцией по деблокированию Ленинграда к вам придет новая, равноценная передаваемой Баграмяну армия. Вместо танкового корпуса на ваш фронт в ближайшее время будет направлен кавалерийский корпус. В тех условиях, в которых вы действуете, он найдет лучшее применение, чем танковый корпус. Кроме того, вам занаряжено пополнение людьми, танками, боеприпасами и горючим…»
Все это, безусловно, огорчало Маркиана Михайловича.
Командующий 6-й гвардейской армией генерал И. М. Чистяков своего командующего фронтом знал хорошо: «На редкость уживчивый с людьми, Маркиан Михайлович как-то откровенно, если можно так сказать, любил своих товарищей, и они платили ему тем же».
А в первых числах ноября Попов посетил 6-ю гвардейскую и ввел ее командующего в обстановку, «… сложившуюся перед 2-м Прибалтийским фронтом. Он рассказал:
– Немецкое командование сконцентрировало свои силы южнее, юго-западнее и западнее Невеля, у так называемой невельской бутылки. Образовалась эта "бутылка" в октябре сорок третьего года, когда войска Первого Прибалтийского фронта под командованием генерала А. И. Еременко наступали на город Пустошка, что в семидесяти километрах западнее Невеля. Соединения третьей ударной армии продвинулись до шестидесяти километров. Противник контратаковал их во фланги, пытаясь окружить вклинившиеся соединения, но сделать этого не смог. Северо-западнее Невеля остался коридор, "горлышко бутылки", шириной пятнадцать – двадцать километров. Ныне враг беспрестанно держит его под артиллерийским и минометным обстрелом, стремится замкнуть кольцо. В "бутылке" обороняются войска третьей ударной армии и Третий кавалерийский корпус.
Через несколько дней после приезда М. М. Попова мы получили директиву фронта, в которой излагался замысел операции. 6-я гвардейская армия должна была прорвать оборону противника северо-восточнее Невеля, разгромить войска 43-го армейского корпуса, обороняющегося в дуге Новосокольники – Невель, а затем выйти на соединение с 3-й ударной армией генерала К. Н. Галицкого, которая должна была нанести удар из района Невеля в общем направлении на северо-восток. Конечная цель армейской операции – расширение горловины "бутылки". В директиве командующего фронтом было указано, что НП командующего 6-й гвардейской армией должен быть севернее Невеля. Это означало, что мне предписывалось въехать в эту самую "бутылку". Такое решение мне показалось не совсем правильным, и я постарался доказать М. М. Попову, что командарму не следует въезжать в "бутылку", так как основные силы армии оставались вне ее. Мне же, находясь внутри, будет трудно управлять войсками.
Однако Маркиан Михайлович со мной не согласился, и я с оперативной группой отправился через горловину в "бутылку".
Сопровождавший меня майор воевал в этом районе не один день и досконально знал повадки фашистов. Он рассказывал:
– Немцы – народ пунктуальный и налеты делают всегда строго по графику, в одни и те же часы и минуты, точно соблюдая положенный интервал.
И действительно, время от времени майор предупреждал:
– Стойте, сейчас будет налет. Теперь можно ехать. Остановитесь…
Ознакомившись с обстановкой, я принял решение втянуть в "бутылку" четыре дивизии. Задача эта была нелегкая, поскольку горловина простреливалась артиллерийским и минометным огнем насквозь. Мы приняли все меры предосторожности. Батальоны переходили по горлу "бутылки" только ночью, бросками, и артиллерию для контрбатарейной борьбы, понятно, мы держали наготове. Все прошло у нас благополучно. После того как я втянул эти дивизии в "бутылку", почувствовал, что сижу, как говорится, крепко. Но меня сильно беспокоило то, что мы плохо знали противника. Поэтому решили провести разведку боем. Для этого было выделено от каждой стрелковой дивизии по одному усиленному батальону. Перед началом этой силовой разведки к нам приехал М. М. Попов. В назначенный час он приказал провести тридцатиминутную артиллерийскую подготовку. Я сказал Г. А. Макарову:
– Ну, Георгий Андриянович, покажи противнику, на что способны наши степные артиллеристы в лесу!
И вот наша артиллерия ударила. Бьет две, три, пять минут, а ответа противника нет. В чем дело? Не успели мы высказать свои предположения, как противник открыл огонь куда посильней нашего и хлестал нас еще дольше, чем мы его. Я так и ахнул! Только через несколько дней нам стало известно, что противник на этом же направлении сосредоточил для наступления группировку в составе семи дивизий, усиленных большим количеством танков. Мы опередили его на 30–40 минут и тем самым оказались в невыгодном положении. Нам было бы, конечно, легче, если бы он раньше нас начал активные действия. Мы бы измотали гитлеровцев в оборонительном бою, а затем сами перешли в наступление.
Тем временем противник продолжал поливать нас огнем. М. М. Попов приказал снова открыть огонь на 15 минут и быть готовыми к отражению атак врага. Но тот почему-то прекратил огонь. Проходит 20–30 минут. Противник не наступает. Тогда М. М. Попов приказал начать разведку боем. Батальоны двинулись хорошо, и нам казалось, что вот-вот ворвутся они в траншеи противника, до них оставалось добежать совсем немного. Но тут гитлеровцы открыли такой сильный ружейно-пулеметный и минометный огонь, что наши подразделения вынуждены были залечь. Положение становилось критическим: помочь своим мы уже не могли ни артиллерийским, ни минометным огнем, так как неминуемо побили бы их. И в то же время расстояние не позволяло нашим достать врага гранатой. Поняв это, гитлеровцы сами выскочили из траншей и атаковали наши батальоны. До самой темноты продолжалась жаркая схватка, однако сбить батальоны с их необорудованных позиций противник так и не сумел.
Этот бой помог нам более полно вскрыть оборону противника. М. М. Попов сделал вывод, что враг тут достаточно силен и в состоянии сам перейти в наступление, чтобы полностью окружить войска, находящиеся в "бутылке". Он приказал мне привести соединения в полную боевую готовность и не допустить прорыва. Действительно, через несколько дней предвидение командующего фронтом сбылось: противник на нескольких участках севернее и северо-восточнее Невеля после сильной артиллерийской и авиационной обработки наших боевых порядков атаковал их. С 30 ноября восемь дней круглые сутки вели мы тяжелые бои с противником, пытавшимся прорвать нашу оборону, замкнуть коридор и окружить наши войска. Мы не могли отодвинуть противника, но и он, имея явное превосходство в силах и средствах, не смог потеснить нас».
И тем не менее в декабре 1943-го войска 2-го Прибалтийского фронта продолжали активными действиями сковывать 16-ю армию противника. Генерал Сандалов по этому поводу скажет кратко: «Оборонявшаяся в невельском выступе 3-я ударная армия периодически тревожила противника то на одном, то на другом участке. В последние дни эти частные операции предпринимались одновременно с началом наступления войск 1 – го Прибалтийского фронта на Городок. Поэтому противник не без основания ожидал удара крупных сил на идрицком направлении и вел большие работы по подготовке оборонительного рубежа, который проходил по линии река Нарва, Чудское озеро, Псков, Остров, Идрица. Ни одной дивизии из 16-й армии перебросить к Ленинграду гитлеровское командование не смогло, хотя наступления наших войск против своей 18-й армии, несомненно, ожидало со дня на день».
К середине декабря после неудачных наступательных действий юго-западнее – западнее Невеля и юго-восточнее Пустошки немцы начали отходить. Причем перед левым флангом 6-й гвардейской армии. Как уточнит генерал Чистяков, «гитлеровцам стала серьезно угрожать группировка 1-й ударной армии под командованием генерал-лейтенанта Г. П. Короткова и 22-й армии под командованием генерал-лейтенанта В. А. Юшкевича». Теперь 6-й армии предстояло во взаимодействии с войсками 3-й ударной и 22-й армий прорвать оборону северо-восточнее Невеля, наступать северо-западнее Идрица, Опочка.
Вот только где ее прорывать, вопрос был далеко не праздный: «Оборона противника на нашем участке шла по высотам и холмам между озерами Малый Иван, Большой Иван и Каратай. Ширина озер 100–200 метров, а местами и более. Правый берег, где был противник, выше, обрывист и позволял ему хорошо наблюдать нашу сторону. Нам было известно, что озера эти даже при хороших морозах глубоко не промерзают, лед их непрочен, а протоки, которыми они связаны, не замерзают и вовсе. Так что на танки рассчитывать не приходилось.
Долго мы ломали голову, где же лучше наступать. В межозерных пространствах? Но там, по нашим сведениям, противник организовал сильную оборону, так как сидел в этих местах более двух лет. После тщательной оценки местности противника, его огневых средств все мы пришли к одному выводу – наступать через озера по льду. Переправляться по льду, к тому же ночью, нам приходилось впервые. Поэтому штабы разработали особо детальные планы и немедленно приступили к усиленным тренировкам подразделений, выделенных в передовые отряды. Для этого оборудовали специальный полигон, где создали условия, подобные тем, в каких придется действовать во время атаки. На полигоне пробивали двухметровые полыньи, через которые учили бойцов переправляться с помощью матов, палок, жердей. Очень тяжелое это дело – ночью обнаружить полынью и преодолеть ее. Важно также было научиться не потерять в темноте направление, а то выйдешь раньше товарищей и не на том месте, где следует! Днем во время тренировок офицеры завязывали себе глаза и шли вслепую. В лесу хоть можно привлечь к себе внимание воинов, подражая крику птицы – сорокой покричать или филином, а на льду не покричишь! Правда, потом многие научились подражать звуку оседающего льда: бву-бву-бву…