Первые два дня с момента приезда сюда я всецело занимался организационными вопросами. Их была уйма. Состав армии значительно изменился: от нас изымались 171, 207 и 312-я стрелковые дивизии, а вместо них нам передавались 7-я гвардейская дивизия из резерва фронта и 119-я гвардейская из 22-й армии. После этого армия становилась однороднее: все стрелковые соединения – гвардейские. В то же время к нам поступило пополнение в виде маршевых рот; командующий обязан был позаботиться и о нем – о его приеме, правильном распределении. Много хлопот доставляли подвоз боеприпасов, накопление горючего.
Днем 25 января вместе с другими командармами меня пригласил М. М. Попов для ознакомления с замыслом новой операции. Как известно, в это время войска Ленинградского и Волховского фронтов продолжали наступление. В этой обстановке очень важно было максимально активизироваться и нам. 2-му Прибалтийскому фронту предстояло разгромить новосокольническую группировку противника и главными силами трех армий выдвинуться восточнее озер Ущо, Але, Большой Вяз. Таким маневром, обойдя Пустошку и Идрипу, мы получали возможность развить наступление на Опочку, где местность более доступна.
10-я гвардейская армия выполняла в этой операции главную задачу и потому усиливалась еще двумя стрелковыми корпусами двухдивизионного состава, 29-й и 78-й танковыми бригадами и тремя отдельными танковыми полками, 2-м артиллерийским корпусом, 6-й гвардейской противотанковой бригадой, одной бригадой и четырьмя отдельными полками гвардейских минометов. Всего в армии насчитывалось теперь четырнадцать стрелковых дивизий, шесть специальных соединений, не считая отдельных частей. Большинство соединений было неплохо укомплектовано.
Директива, полученная вечером 25 января, конкретизировала указания командующего фронтом. В качестве ближайшей задачи для 10-й гвардейской армии ставилось: прорвать вражескую оборону на участке Шишерино, Антоново (южнее шоссе Новосокольники – Маево) и выйти на рубеж совхоз Минкино, Яковцево, Ситьково, Руново.
Удаленность этого рубежа от переднего края неприятельской обороны составляла 35–40 километров. Южнее Насвы навстречу нам планировалось наступление нескольких дивизий 22-й армии, а на Маево нацеливалась 6-я гвардейская армия.
На перегруппировку войск и все другие работы по подготовке к наступлению нам давалось только пять-шесть суток. Справиться в такой срок было не просто. Ведь большинству соединений предстояли перемещения на 50–70 километров».
Перед началом очередного наступления командующий 10-й гвардейской армией прибыл на свой наблюдательный пункт: «Поспел туда до начала артподготовки. Одновременно заговорили орудия и в полосе левого соседа – 6-й гвардейской армии. Наше артиллерийское превосходство сказалось быстро. Неприятель понес серьезные потери в живой силе и технике. Его огневые средства были надежно подавлены. Особой похвалы заслуживала контрбатарейная группа. Командовал ею полковник Касперский, имевший в своем распоряжении около 200 стволов калибра 152 и 122 мм. За три огневых удара на каждую вражескую батарею обрушилось в среднем по 150–160 снарядов, и они замолчали. Такой эффектной контрбатарейной стрельбы мне не случалось видеть ни до, ни после этой операции. В последующие дни наступления наши войска захватили 135 орудий – практически всю артиллерию врага в полосе 10-й армии.
31 января лучшего результата добились 30-я и 85-я дивизии 15-го гвардейского стрелкового корпуса. Они продвинулись на шесть километров и вышли к шоссейной дороге Новосокольники – Маево. Несколько медленнее наступали 7-й и 19-й гвардейские стрелковые корпуса, но первая позиция неприятельской обороны оказалась прорванной и там.
К исходу третьего дня операции 15-й корпус достиг второй оборонительной полосы и на ряде участков выбил с нее гитлеровцев. Левый же фланг продолжал отставать. Это в значительной мере объяснялось тем, что войска соседней 6-й гвардейской армии не смогли продвинуться вперед.
Особенно неблагоприятно сказалось это на действиях 19-го гвардейского стрелкового корпуса. Его левофланговые части вместо удара строго на север вынуждены были все больше разворачиваться в западном направлении.
7 февраля 29-я гвардейская стрелковая дивизия под командованием энергичного генерал-майора А. Т. Стученко, развивая успех первого эшелона 15-го корпуса, совершила рывок навстречу правому соседу – 22-й армии и соединилась с ее передовыми частями, овладев совхозом Минькино. Согласованные действия 22-й и 10-й гвардейской армий заставили противника поспешно очистить Новосокольнический выступ. Главные силы нашей армии вышли севернее дороги Новосокольники – Маево, выполнив, таким образом, свою ближайшую задачу.
На этом следовало бы прервать операцию и приступить к подготовке новой: действия по прежнему плану становились бесперспективными.
К этому же времени закончилось наступление войск Ленинградского и Волховского фронтов. Следовательно, отпала одна из главных целей операции 2-го Прибалтийского – сковать силы 16-й немецкой армии.
Тем не менее командующий фронтом настойчиво требовал от нас продолжать наступление. Оно было прекращено лишь 16 февраля. Тогда всем уже стало ясно, что 10-я гвардейская в одиночку не сможет добиться крупных оперативных результатов».
Только в ходе февральского наступления было уничтожено до четырех фашистских дивизий, однако явного успеха не было. Об этом подчеркнет в своих мемуарах Леонид Михайлович Сандалов: «17 февраля, когда наступление главной группировки нашего фронта совсем иссякло, мы неожиданно получили приказание Ставки готовить армии левого крыла фронта к новому наступлению на Идрипу, Резекне. Вспомогательные удары, как прежде, надлежало готовить на Остров и Опочку. На себежском направлении, примыкающем с юга к идрицкому, планировалось наступление двух армий правого крыла 1-го Прибалтийского фронта.
На другой день для планирования взаимодействия межфронтовой операции на наш фронтовой КП прибыло командование соседнего фронта во главе с И. Х. Баграмяном. Мы уточнили намеченные для каждой армии задачи, в каких направлениях они будут наступать главными силами. Определили ориентировочно начать операцию 28 февраля.
Надо откровенно признаться, что командование обоих фронтов без особого оптимизма занималось подготовкой этой операции. Особенно это касалось нашего фронта – сказывалось то, что на идрицком направлении нам долго не удавалось достичь необходимого успеха.
– Во время только что проведенной операции мы израсходовали большую часть боеприпасов и горючего, численность личного состава в дивизиях уменьшилась до трех с половиной и даже до трех тысяч человек, – говорил М. М. Попов. – Исправных танков и грузовых автомобилей осталось мало. К тому же начинается весенняя распутица. А нам снова предстоит наступать на Идрицу… (…)
В конечном счете значительное продвижение соединений Ленинградского фронта в направлении на Псков и Остров и настойчивость в наступлении нашего фронта на Идрицу вынудили немецкое командование отвести свои войска. Решающую роль в этом сыграла угроза окружения, нависавшая над 16-й немецкой армией.
Должен сказать, что разведка нашего фронта вскрыла отход вражеских войск с запозданием. Это явилось одной из причин, помешавших нашему фронту воспрепятствовать организованному отходу противника на заранее созданные оборонительные рубежи. Анализируя допущенный просчет, я пришел к выводу, что разведуправление фронта и штаб в целом за массой мероприятий по организации в войсках тактической разведки ослабили внимание к вопросам разведки в оперативном масштабе, что не позволило точно и своевременно раскрыть замысел вражеского командования о таком маневре, как отход крупной группировки. Это было тяжелым уроком, который все мы, генералы и офицеры штаба фронта, глубоко прочувствовали. Особенно сильно переживал неудачу начальник разведуправления полковник Маслов. К чести Михаила Степановича следует подчеркнуть, что позже в его служебной деятельности подобных ошибок не было.
Преследующие противника соединения нашего фронта были остановлены восточнее городов Остров, Пустошка. Для объективной оценки событий тех дней следует отметить, что сил, необходимых для успешных действий по прорыву обороны противника и преодолению его сопротивления, у нас тогда не было.
Однако частные неудачи, о которых сказано выше, не должны заслонять главного: упорное продвижение войск наших трех фронтов не только освободило Ленинград от блокады, но и основательно подорвало силы стратегической группировки вражеских войск на северо-западе».
В середине февраля 1944-го Ставка ВГК расформировала Волховский фронт и 2-му Прибалтийскому была передана его 1-я ударная армия. А 29 февраля 26-я стрелковая дивизия этой армии освободила от немцев родной город Маркиана Михайловича Попова – Новоржев. Только двадцать лет спустя он расскажет об этом так: «Мне довелось побывать в Новоржеве вскоре после его освобождения, куда я проехал через Воронкову Ниву, к этому времени занятую нашими войсками и далее через Оршу.
Оставив машину за искалеченным собором, я пешком прошел по главной улице города абсолютно разрушенной и неузнаваемой. С трудом в нагромождении битого кирпича и камня угадывались знакомые с детства здания.
Вот лежит в руинах наше бывшее Высшее начальное училище, а после Октябрьской революции, школа 2-й ступени, а вот развалины большого и красивого особняка, называвшимся в прошлом всеми новоржевцами "Львовским" домом, так как он принадлежал Львову, крупнейшему помещику и предводителю дворянства Новоржевского уезда. После революции в нем размещались сперва уездные, а затем районные партийные и советские руководящие органы.
Совсем нетрудно было убедиться, что эти руины и развалины отнюдь не результат бомбежки и артиллерийского обстрела. Нет, это, конечно, дело рук опытного варвара-подрывника.
Добрались до площади, где когда-то было пожарное депо с высокой каланчой, на котором побывало много мальчишек, сверстников тех далеких дней, пользуясь знакомством с дежурными пожарниками. И здесь только груды камня, и остовы сгоревших домов, и одинокие трубы на пепелищах.