Биограф Льва Захаровича Ю. Рубцов в книге о нем пишет: «Брюзжать, выражать недовольство, подчас вовсе без оснований для этого, было своего рода привычкой Льва Захаровича. Весьма возможно, таким образом он подчеркивал свою принципиальность, взыскательность, что эти качества присущи ему независимо от поворота его карьеры. Генерал армии Хрулев, начальник тыла Красной армии, немало повидавший со стороны Мехлиса несправедливости, вспоминал, как держали себя члены военных советов фронтов в случае каких-то недостатков в работе тыловых органов. Большинство из них, в том числе члены Политбюро ЦК партии Хрущев и Жданов, имевшие прямой выход на Сталина, не обращались к вождю по каждому поводу, а стремились разобраться в ситуации сами. Но вот двое – Булганин и Мехлис – отличались иными "талантами": зная, насколько болезненно Верховный реагирует на подобную информацию, не упускали случая первыми преподнести ему "сенсационную" весть. Правда, нередко попадали при этом впросак.
Хрулев приводит пример, когда на одном из совещаний с участием командующих и членов ВС фронтов Сталин задал вопрос, есть ли у кого претензии к материальному обеспечению? Промолчали все. "Только Мехлис сказал, – вспоминает мемуарист, – что тыл очень плохо работает, не обеспечивает войска полностью продуктами…" Гневный Сталин тут же вызвал на совещание Хрулева, предложил объясниться. Начальник тыла осмелился поинтересоваться, кто жалуется и на что. "А как вы сами думаете?" – последовал встречный вопрос.
Хрулев пишет далее: "Отвечаю: «Скорее всего, это Мехлис». Как только я произнес эти слова, в кабинете раздался взрыв хохота". Он еще более усилился, когда по требованию Верховного Главнокомандующего Мехлис изложил суть претензий: "Вы все время нам не отпускаете лавровый лист, уксус, перец, горчицу"». Тут и Сталину стала ясна вздорность претензий Льва Захаровича.
Складывается впечатление, что Мехлису подчас нечем было заняться. «Я знал его давно, – пишет Давид Ортенберг, – человек с бешеной энергией, неутомимый. А здесь, на фронте, он был другим. Бывало, я заезжал на КП фронта, вижу, он отдыхает: заводит пластинку с одной и той же песней раз десять! Это ли Мехлис?!»
Что действительно увлекало его, так это перетягивание каната власти с командующими и другими высокопоставленными должностными лицами фронтов. Это малодостойное занятие, словно своеобразная лакмусовая бумажка, показывает видение Мехлисом тех функций, которыми наделялся такой политический институт, как члены военных советов. При этом речь, прежде всего, идет о функциях неписаных, в руководящих документах не зафиксированных, но на практике бытовавших при активной поддержке партийной верхушки.
Военные советы как коллегиальные органы военного руководства действовали в годы войны обычно в составе трех лиц: командующий войсками фронта (армии) – председатель, первый и второй члены совета. Первый член Военного совета – а именно на этом посту находился Мехлис – должен был заниматься оперативными вопросами, вместе с командующим подписывать все оперативные документы, приказы и донесения в Ставку. Он также непосредственно руководил политическим управлением (отделом), контролировал деятельность военной прокуратуры и трибунала. Второй член Военного совета курировал тыловые структуры.
На поверку выходит, что многие функции носили формальный характер. Подпись под оперативными документами была для членов военных советов скорее символическим актом, поскольку отсутствие должной военной квалификации (бывшие партийные функционеры, они не являлись профессионалами военного дела) не позволяло им плодотворно участвовать в отработке оперативных документов. В этих условиях наиболее реалистично мыслившие и самокритично оценивавшие себя члены ВС хотя бы не вмешивались в функции командующих, самонадеянные же (Мехлис, как неоднократно показано выше, был из их числа) – пытались самостоятельно управлять войсками и, в абсолютном большинстве случаев, неудачно.
Оставалось сосредоточиться на руководстве политической работой. Но во фронтовом, армейском звене имелась самостоятельная должность начальника политуправления, политотдела, который на практике и возглавлял работу этого органа. На долю члена ВС оставался, таким образом, лишь общий надзор, необходимость которого чаще всего оказывалась сомнительной. На практике наблюдался вредный для дела параллелизм, дублирование функций (не случайно после войны член ВС военного округа стал одновременно и начальником политуправления). Военная прокуратура и трибунал также имели своих руководителей, и здесь роль члена ВС сводилась, по сути, к отдаче общих директив.
Разумеется, любые положения, инструкции определяют лишь общую линию. Конкретное наполнение пунктов и параграфов дает живая практическая деятельность. А на практике, несмотря на то, что военными советами по положению руководили командующие, Лев Захарович пытался брать эту функцию на себя. Ему с трудом удавалось преодолевать соблазн, как еще после финской кампании метко выразился Сталин, «класть командующего к себе в "карман" и распоряжаться им, как вздумается».
По свидетельству бывшего министра здравоохранения СССР Е. И. Смирнова, после войны он предложил Сталину поставить министра Государственного контроля Мехлиса во главе одной из правительственных комиссий. На это Сталин «начал хохотать, схватившись за живот и вытирая слезы»: «Да разве Мехлиса можно назначать на созидательные дела? Вот что-нибудь разрушить, разгромить, уничтожить – для этого он подходит».
И все-таки Лев Захарович в 1943 г. был уже не тот, что в 41-м. Пообломал его вождь, пощипал ему перья. Да и Маркиан Михайлович умел находить общий язык со всеми, используя свой юмор.
Зато с Булганиным, как видно из воспоминаний Григоренко, было куда сложнее. К Сталину этот персонаж оказался гораздо ближе…
Николай Александрович Булганин (1895–1975), по официальным данным, происходит из семьи служащих. Но существуют источники, которые указывают на то, что его отец был выходцем из мещан и работал приказчиком на заводах известного хлебопромышленника Н. А. Бугрова. Сам Н. А. Булганин получил незаконченное среднее образование. В 1915-м начал свою трудовую деятельность учеником электротехника, а затем работал конторщиком. С 1918-го – в органах ВЧК. С заместителя председателя московской Нижегородской железнодорожной ЧК за несколько лет он поднимается по карьерной лестнице до заместителя начальника информационного отдела по транспорту ГПУ РСФСР (1922). В 1922–1927 гг. Булганин – помощник председателя электротехнического треста Центрального района, председатель государственного электротехнического треста ВСНХ СССР. В 1927–1931 гг. – директор Московского электрозавода им. Куйбышева. В 1931–1937 гг. – председатель исполкома Моссовета. С июля 1937-го – председатель Совнаркома РСФСР, а с 1938-го – заместитель председателя Совнаркома СССР. Одновременно возглавлял правление Госбанка СССР. С июля по сентябрь 1941 г. и с февраля по май 1942 г. – член Военного совета Западного направления. С июля 1941-го – член Военного совета Западного фронта, с декабря 1943-го – член Военного совета 2-го Прибалтийского фронта.
По мнению маршала Г. К. Жукова, «Булганин очень плохо знал военное дело и, конечно, ничего не смыслил в оперативно-стратегических вопросах». А командир стрелковой дивизии В. М. Шатилов только и отметит, как Булганин не мог самостоятельно нанести на свою рабочую карту готовые данные о расположении своих войск и войск противника.
Один из руководителей советской разведки П. А. Судоплатов увидел Булганина таким: «Внешность Булганина была обманчива. В отличие от Хрущева или Берии Булганин, всегда прекрасно одетый, имел благородный вид. Позже я узнал, что он был алкоголиком и очень ценил балерин и певиц из Большого театра».
Что касается певиц из Большого, то достаточно почитать мемуары Галины Вишневской, чтобы удостовериться в этом. Пьянство же Николая Александровича никаких сомнений не вызывает.
Существует байка, а может быть, и вполне реальный документ (из доклада И. Сталину Л. Берии) о том, как «маршал Булганин в ночь с 6 на 7 января 1948 года, находясь в обществе двух балерин Большого театра в номере 348 гостиницы "Н", напившись пьяным, бегал в одних кальсонах по коридорам третьего и четвертого этажей гостиницы, размахивая привязанными к ручке от швабры панталонами фисташкового цвета одной из балерин и от каждого встречного требовал кричать: "Ура Маршалу Советского Союза Булганину, министру Вооруженных Сил СССР!" Затем, спустившись в ресторан, Н. А. Булганин, поставив по стойке смирно нескольких генералов, которые ужинали там, потребовал от них "целования знамени", т. е. вышеуказанных панталон. Когда генералы отказались, Маршал Советского Союза приказал метрдотелю вызвать дежурного офицера комендатуры со взводом охраны и дал команду прибывшему полковнику Сазонову арестовать генералов, отказавшихся выполнить приказ. Генералы были подвергнуты арестованию и увезены в комендатуру г. Москвы. Утром Маршал Булганин отменил свой приказ».
Когда в декабре 1943 г. генерал-лейтенанта Н. А. Булганина на посту члена Военного совета Западного фронта сменил генерал-лейтенант Л. З. Мехлис, уже можно было заподозрить неладное. Такая рокировка Сталина (Булганина он направил на 2-й Прибалтийский) у многих вызвала недоумение. Но секрет вождя оказался прост. Очень скоро от Мехлиса поступил необходимый донос, и на Западный фронт тут же выехала чрезвычайная комиссия Ставки во главе с членом ГКО и секретарем ЦК ВКП(б) Г. М. Маленковым. А 11 апреля 1944 г. доклад Комиссии ГКО (№ М-715) был доложен товарищу Сталину. В нем говорилось:
«По приказу Ставки Верховного Главнокомандования Чрезвычайная Комиссия в составе члена ГКО тов. Маленкова (председатель), генерал-полковника Щербакова, генерал-полковника Штеменко, генерал-лейтенанта Кузнецова и генерал-лейтенанта Шимонаева провела работу штаба Западного фронта и на основании этой проверки установила следующее:
НЕУДОВЛЕТВОРИТЕЛЬНЫЕ БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ ЗАПАДНОГО ФРОНТА ЗА ПОСЛЕДНИЕ ПОЛГОДА