он будет снижен в звании и должности…»
(Архив ЦК КПСС. Ф. № 2—44 г. Л. 83–86).
Но что интересно, за вышеуказанные ошибки командующего войсками Западного фронта (февраль 1943 г. – апрель 1944 г.) генерала армии (27 августа 1943 г.) В. Д. Соколовского понижают только в должности, назначив начальником штаба 1-го Украинского фронта (апрель 1944 г. – апрель 1945 г.). Звание ему сохраняют. В апреле 1945-го он назначается заместителем командующего войсками 1 – го Белорусского фронта к маршалу Г. К. Жукову, а 3 июля 1946 г. ему присваивают звание Маршала Советского Союза (!).
Булганин после 2-го Прибалтийского назначается членом Военного совета 1-го Белорусского фронта (май – ноябрь 1944 г.), затем он – заместитель наркома обороны СССР, поднявшись в армии сразу же до уровня Г. К. Жукова и A. M. Василевского. В июле 1944-го Сталин присваивает ему звание генерал-полковника, а в ноябре 1944-го – генерала армии. В общем, цирк, да и только.
Зато с генерал-полковником артиллерии И.П. Камерой (1897–1952) поступили совершенно по-свински. К моменту этого приказа Иван Павлович тяжело болел и был вынужден уйти в отставку. Главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов хорошо знал этого военачальника: «Этот опытнейший артиллерист-практик отличался феноменальной памятью и отлично знал всех своих подчиненных командиров. Он обладал редкой особенностью очень деловито, с удивительными подробностями рассказывать о состоянии частей и подразделений, которые находились под его началом. Человек чуткой души и доброго сердца, но вместе с тем строгий и требовательный начальник, генерал Камера пользовался большим авторитетом среди подчиненных. Был у него один недостаток: не любил штабы, которые обычно называл унизительным словом "контора". Правда, зная мое отношение к штабам артиллерии, он избегал при мне произносить это слово, а если оно и вырывалось, всегда просил извинения».
Начальник разведывательного отдела полковник Я. Т. Ильницкий после снятия с должности и понижения в звании до подполковника был заместителем командира ряда стрелковых дивизий. В марте 1945-го его назначили начальником штаба 2-го гвардейского корпуса.
На фоне таких наказаний наказание Маркиана Михайловича Попова выглядит не просто несправедливым, но и весьма жестоким. Ведь, по сути, он был наказан один, да еще и с понижением в звании. В этом случае не пострадал ни начальник разведывательного отдела фронта полковник М. С. Маслов, ни командующий артиллерией фронта. Налицо был явный перебор. Более того, на 2-м Прибалтийском фронте не было никаких комиссий ГКО. За основу для соответствующих выводов Ставки было взято всего лишь донесение Верховному Главнокомандующему о скромных результатах наступления и потерях, подготовленное генералами Курасовым, Сандаловым и Штеменко совершенно с другой целью.
В личном архиве генерал-полковника Л. М. Сандалова сохранились письма тех лет. Например, в одном из них Леонид Михайлович пишет: «Сейчас время горячее, езжу (вернее летаю) по частям.
Рейтера у меня уже нет, пошел по наклонной и почти исключительно благодаря своему семейству, которое старалось вмешиваться вплоть до командования и наезжали для этой цели сюда, сея кругом негодование.
У меня новый Хозяин – Попов, человек культурный и очень хороший».
И вот еще одно: «Еще раз поздравляю вас с первым мая и целую вас обоих.
Я много имею новостей…
Попова и Булганина у нас нет.
Они очень печально отсюда уехали, причем Попов получил уже место, такое же как у меня.
На его место назначен Еременко, из кабинета которого я говорил по телефону с тобой…
Очень жалко Попова и Булганина.
Замечательные люди.
Много им повредила жена моего начопер Антропова, необыкновенно вредная женщина, мировая сплетница и трепачка по всем вопросам, начиная с бытовых и кончая оперативными. Подхалимка и самая мерзкая тварь.
За это ее мужа, к ее изумлению, также убрали и приказали к штабам близко не подпускать».
Но нужно думать, что сплетни этой женщины также сыграли свою роковую роль. Они дошли до Генштаба и до Сталина.
Как рассказывал Главный маршал авиации Голованов, «пословица: "Кто старое помянет, тому глаз вон" – всегда дополнялась Сталиным: "А кто старое забудет, тому оба долой"».
Летом 1944 г. под Нарвой Маркиан Михайлович, еще по свежим следам, поведает своим родственникам историю своего смещения. Описывая ее, Антонин Александрович Попов вспомнит все до деталей: «Последовательно изложил все события, в том числе и освобождение города нашего детства и юности Новоржева, развалины которого сфотографировал адъютант, который сейчас в отлучке, а он не знает, где они хранятся, чтобы показать их мне.
Маркиан Михайлович целенаправленно акцентировал внимание на таких фактах и частностях, когда менялся взгляд на всю ситуацию. Это, прежде всего, относится к характеристике генерала А. И. Антонова. По его словам, это очень умный, крайне осторожный человек, обладающий эрудицией и высокой общей и военной культурой, с сильно развитым самолюбием; не допускающий критику в адрес Генштаба. Сказал о близости его к Сталину – почти то же самое, что позднее скажет выдающийся авиаконструктор, Герой Советского Союза генерал-полковник А. С. Яковлев, хорошо знавший "кухню" правительственного Олимпа. "Антонов был очень близок к Сталину, который считался с его мнением, питал к нему явную симпатию и доверие, проводил вдвоем с ним долгие часы, обсуждая положение на фронтах, планировал будущие операции".
Отсюда становится ясным почему Антонов "переиграл" (по выражению Маркиана) план Военного совета фронта, в свое время одобренного Сталиным. И далее. Оказывается, Попов после начавшего малорезультативного апрельского наступления имел крупный разговор с Антоновым: "Я сказал ему, что успеха можно добиться только при обходном, севернее Идрицы, наступлении, при одновременной поддержке с юга армий Баграмяна и действий Говорова на Псковско-Островском направлении". Это было уже принципиальное расхождение, порочащее замысел Генштаба и диктовавшее новый подход к решению проблемы освобождения Прибалтики. Позднее стало известно, что Генштаб работал над этой проблемой, исправляя допущенную ошибку, 18 апреля создал 3-й Прибалтийский фронт. Нелады с Антоновым и предвзятые высказывания члена Военного совета Булганина, бывшего председателя Совнаркома РСФСР, подлили масла в огонь! "Не виноват, – продолжал он, – а в вину ставят мне ошибки другого. Отход части армий противника на участке 1 – й ударной армии генерала Короткова не был замечен его разведкой, утверждают же – войсками 2-го Прибалтийского фронта. – Тень… на весь фронт, значит виноват Попов! Хотя в условиях лесисто-болотистой местности концентрация их в армейских подвижных группах была более чем разумным актом. Мне-то эти места с детства знакомы.
Антонов обвинил меня в том, что, якобы обладая превосходством в силах над противником, я не выполнил задач, поставленных Ставкой. В действительности только одну: не захватил Идрипу, но в этом повинен Генштаб, сам Антонов. В дивизиях тогда едва насчитывалось по 2–3 тысячи человек – какое уж тут превосходство!
Далее пошли уже булганинские размышления: что я зазнался, не терплю критики, встречаю в штыки предложения, исходящие из Генштаба, не знаю истинного положения войск, отсюда – неподготовленность операций". Правда, сказанное он относил и на себя, говоря: "мы… – оба" и т. п. – для камуфляжа этого провокационного словоблудия. В итоге, – и он, пододвинув большую коробку с папиросами, угостил нас излюбленным "Казбеком". После фронтовой махорки, дрянных немецких сигарет и своих третьесортных папирос, я с удовольствием затянулся приятным дымком "Казбека" – он же после глубокой затяжки с надрывом сказал: "В итоге: решением Государственного Комитета Обороны я был снят с командования фронтом, понижен в звании и переведен сюда – и он рукой указал на блиндаж с тремя отделениями явно немецкого происхождения, – а Булганин, вскоре с повышением в звании, назначен замнаркома обороны"».
Далее троюродный брат полководца делает любопытный вывод: «Начальник его штаба Сандалов остался на месте, а член Военного совета фронта Булганин пошел наверх, назначен замнаркома обороны.
Следовательно, побудительным мотивом отстранения Попова явились даже не столько принципиальные расхождения с Антоновым (что весьма существенно), сколько происки, оговор Булганина, при прямом или молчаливом согласии первого и недоброжелательности самого Верховного. Недаром Хрущев считал, что "Булганин был стукачом у Сталина, который за это сделал его маршалом". К тому же все, что Маркиан рассказал нам, хорошо было известно брату Петру, сестре Валентине, его родителям, которые в разное время с теми или иными нюансами напоминали об этом автору».
Нашлись и те, кто подтвердили сказанное: «Много позже, когда я занимался составлением биографии М. М. Попова, все им сказанное подтвердил генерал армии А. П. Белобородов, одно время занимавший пост начальника Главного управления кадров Министерства обороны. И надо полагать, хорошо знавший историю смещения генерала Попова по документам, хранившимся в его личном деле, и подоплеке их возникновения. Это же подтвердили и генералы П. Н. Бибиков, сославшийся на мнение генерала армии И. Х. Баграмяна, и Н. П. Духанов, опиравшийся на высказывания руководящих сотрудников штаба Ленфронта».
В конце этого разговора, поясняя причины неудачи на Идрицком направлении, Маркиан Михайлович сказал: «Я захватил Новоржев, в районе Пундровки, помните такую деревеньку по дороге на Пушкинские горы, немцы меня остановили. Правда, пожертвовав двумя-тремя дивизиями, можно было их оборону прорвать, но на эти жертвы я не пошел».
Начальник штаба фронта
Приказом Ставки ВГК от 28 апреля 1944 г. генерал-полковник М. М. Попов был назначен начальником штаба Ленинградского фронта. Это была самая настоящая трагедия в жизни одаренного военачальника и состоявшегося полководца. Но он держался, никому и никогда не показывая свои переживания, прекрасно понимая, что, значит, так Богу угодно…