Все равно ведь рано или поздно, но придется нам прорваться через Нарву. А здесь между тем будем осуществлять подготовку наступления так, чтобы и в наших частях не знали истинного замысла.
Операция по перегруппировке была не только задумана, как выразился М. М. Попов, красиво, но и проведена в жизнь последовательно, четко. Под носом у Маннергейма колоссальное перемещение войск удалось осуществить совершенно скрытно».
Правда, даже самый тщательный поиск дополнительных обходных путей восточнее Ленинграда не давал никаких результатов. Как отметит сам начальник штаба фронта: «Их просто не существовало. Вот тогда и возникло намерение провезти 4 стрелковых дивизии (напомним, что 5 перевозились морем) прямо через город, мелкими подразделениями, по максимально большому числу маршрутов, определявшемуся наличием мостов через Неву. Оживленная жизнь в городе, непрерывное движение трамваев, троллейбусов, автобусов, большое движение автотранспорта всех видов, систематическое передвижение во всех направлениях войсковых частей и подразделений местного гарнизона привели нас к твердому убеждению, что вариант проведения через город 4 дивизий мелкими подразделениями при твердом графике и строгой дисциплине гарантирует нам полную маскировку подобной перегруппировки. При этом следует отметить, что в связи с белыми ночами мы были вынуждены дневные передвижения планировать более интенсивными, чем ночные, когда в городе замирала жизнь и движение войск как бы "обнажалось".
Забегая несколько вперед, скажем, что вся эта очень сложная перегруппировка войск осталась скрытой от противника, и он ничего не предполагал о готовящемся наступлении на перешейке вплоть до дня прорыва».
Последние три дня и три ночи перед началом операции были особенно напряженными. В условиях белых ночей на исходные для наступления позиции выдвигались части, сменяющие находившиеся в обороне войска. И тем не менее противник ничего не заметил.
Находившийся на командном пункте начальник штаба фронта задумчиво сидел перед стратегической картой европейского театра войны и подсчитывал количество немецких дивизий во Франции, которые будут скованы союзниками в начавшемся наступлении.
– К Берлину они, естественно, теперь поторопятся, – уверенно сказал он. – А крупных событий надо ждать скоро и на наших центральных направлениях…
Выборгская операция при содействии Балтийского флота и Ладожской военной флотилии началась точно по намеченному плану в 8 часов 9 июня 1944 года. Как свидетельствует Б. В. Бычевский, «утром 9 июня не было привычной за два с половиной года вялой перестрелки. Внезапно на передний край обороны финнов обрушился ливень пулеметного огня. За несколько минут он сбрил перед окопами и амбразурами траву и кустарники.
Расчет оправдался: в траншеи быстро прибежали солдаты и офицеры противника. И вот тогда поднялся настоящий ураган. Плотность артиллерийского и минометного огня – до ста стволов на каждый километр!
Этот внезапный пятиминутный налет был лишь краткой увертюрой. А затем началось методическое разрушение инженерных сооружений огнем тяжелой артиллерии. Каждая батарея, каждый орудийный расчет знали свои собственные одну-две цели. Если дым и пыль мешали наблюдателям, то солдаты у орудий терпеливо ждали лучшей видимости, и неумолимый расстрел продолжался до тех пор, пока не взлетали обломки бревен.
Рыбальченко выпустил с утра около трехсот бомбардировщиков и штурмовиков. Одинцов считал, что у нас четырехкратное превосходство в артиллерии, а авиация вообще безраздельно господствовала на Карельском перешейке.
Сейчас финские солдаты, вжав головы в плечи, сидели в щелях и ждали конца этого ада. Но он все не наступал. Никто из них не знал, что уничтожение траншей, дотов и дзотов, минных полей и колючей проволоки будет продолжаться весь день, вечер и белую ночь. Прорыв будет завтра».
9-го Маркиан Михайлович вместе с командующим 23-й армией генералом А. И. Черепановым побывал на наблюдательных пунктах некоторых командиров дивизий, откуда они наблюдали за огнем: «День был солнечный, видимость хорошая, и артиллеристы вели достаточно меткий, прицельный огонь.
В 18 часов, после короткой артиллерийской подготовки, войска начали разведку боем. А. И. Черепанов и я наблюдали за ходом боевых действий одного батальона, который после артподготовки дружно поднялся в атаку и, поддерживаемый несколькими танками, ворвался в первую траншею противника. Там были захвачены несколько пленных 2-й пехотной дивизии финнов. Батальону было приказано закрепляться на захваченном рубеже, а я решил дождаться доставки пленных на НП, с которого мы наблюдали ход боя.
Допрошенные по отдельности пленные показали, что им о нашем наступлении ничего не известно, что, наоборот, "русские ожидают нашего наступления".
На этом я расстался с командармом и поспешил к себе на КП. Сразу же по приезде я направился к командующему, где застал членов Военного совета и генералов Одинцова и Рыбальченко. По картам и схемам, лежавшим на столе, было похоже, что идет подведение итогов разрушениям и разведки на участке 21-й армии и что сами они только недавно вернулись из своей поездки. Заслушав мои очень краткие сообщения о ходе дел у Черепанова (дела эти были только подсобными), особо поинтересовавшись показаниями захваченных пленных, они продолжали свою работу.
Из всего мною услышанного я мог понять, что в полосе 21-й армии удалось разрушить более 200 целей (хотя намечалось немного больше), в результате разведки боем уточнена огневая система противника, а на ряде участков войска улучшили свое положение. Как и на участке 23-й армии, противник "огрызался" очень слабо. Через некоторое время разговор был закончен и в комнату были приглашены ожидавшие в приемной синоптики. Развернув перед командующим все свои сводки и бланки прогнозов, они заверили присутствующих, что на завтра ожидается ясная, безоблачная и солнечная погода с очень слабым ветром.
К 4 часам утра 10 июня 21-я армия заняла исходное положение, авиация и флот также были готовы к боевым действиям. Противник никакой активности, нервозности не проявлял. Из этого мы могли заключить, что он и не подозревает о начале нашего наступления. В 5 часов Говоров вместе с оперативной группой выехал на специальный наблюдательный пункт, а я был оставлен на КП для поддержания связи со штабами армий и с Москвой.
Ровно в 6 часов началась наша артиллерийская и минометная подготовка, причем началась она 5-минутным огневым налетом всех артиллерийских и минометных батарей. Творилось что-то неописуемое. Впереди буквально все ревело и грохотало, а через наши головы пролетали тяжелые снаряды корабельной артиллерии. Через 5 минут огонь как бы ослаб. На самом же деле теперь начался методический прицельный огонь на разрушение всей системы первой полосы обороны финнов. В зависимости от предназначения артиллерийские группы разрушали все три траншеи, вели контрартиллерийскую и контрминометную борьбу, группа реактивной артиллерии обстреливала опорные пункты в некотором удалении от переднего края, а артиллерия КБФ вела огонь по узлам связи, перекресткам дорог и некоторым железнодорожным станциям.
После 7 час. над нашими головами прошли штурмовики и бомбардировщики, спешившие на поле боя.
При плотности 200 и больше стволов на километр фронта на направлениях главных ударов длившаяся 2 ч. 20 м. артиллерийско-авиационная подготовка закончилась мощным огневым налетом, после чего пехота с танками перешла в атаку, а артиллерия и авиация – к ее поддержке.
Вскоре Гвоздков, сопровождавший Говорова, доложил мне, что артподготовка прошла очень результативно и что сейчас пехота, поддержанная танками, дружно поднялась в атаку и уверенно продвигается вперед, несмотря на сопротивление финских войск. Об этом свидетельствовали и доклады штаба 21-й армии. Около 13 час. я позвонил командиру 30-го ск генералу Н. П. Симоняку, моему старому другу, действовавшему на главном направлении армии вдоль Выборгского шоссе. Он доложил, что 45-я дивизия уже прорвала первую полосу, остальные дивизии корпуса также пошли вперед.
Бои продолжались весь день. В результате к его исходу первая полоса обороны была прорвана на всем 20-километровом фронте и наши войска продвинулись на 10–15 км. Несколько хуже обстояли дела у правофлангового 97-го ск, который хотя и прорвал оборону врага, но продвинулся за день всего на 5 км. В целом же этот прорыв обороны противника и глубокое вклинение наших войск являлось уже большим оперативным успехом и создавало выгодные предпосылки для развития дальнейшего наступления на Выборг.
Стремительное наступление советских войск сорвало попытки финнов ликвидировать прорыв и вынудило их командование уже в середине дня 10 июня принять решение на отход на вторую полосу.
11 июня, на второй день нашего наступления, войска выполнили поставленные перед ними задачи, увеличив глубину продвижения до 23–26 км и значительно расширив фронт наступления.
Вечером 11 июня, после очередного доклада Л. А. Говорова Верховному Главнокомандующему, была получена директива Ставки, в которой давалась положительная оценка действиям войск фронта и указывалось на необходимость продолжать наступление и преследование противника и не позднее 18–20 июня овладеть Выборгом.
Командующий фронтом лично отдал соответствующие распоряжения командармам, и 12 июня войска продолжали вести наступление, встречая возрастающее сопротивление врага. К исходу дня 21-я армия по всему фронту своего наступления вплотную подошла к переднему краю второй (главной) полосы обороны финнов, но нигде преодолеть ее с ходу не смогла. 23-я армия, наступавшая в северо-восточном направлении, продвинулась на отдельных участках всего на 2–6 км.
Три дня упорных и тяжелых боев на Карельском перешейке продемонстрировали все возрастающее мастерство советских воинов и ознаменовались массовым героизмом.
К вечеру 12 июня я получил приказание прибыть на НП к Говорову с группой офицеров и генералов. На мой вопрос к Гвоздкову, чем вызвано это приказание, он ответил, что командующий принимает, кажется, новое решение, так как на НП вызваны командарм 21-й и командир 3-го артиллерийского корпуса прорыва генерал Н. Н. Жданов.