{425}. Тот факт, что на острове Эрифия паслось также стадо Аида, липший раз подтверждает его связь с загробным миром. Кроме того, имя Орта (буквально «ранний», «утренний» или «всегда на страже»), первого пса, этимологически может быть связано с именем Ориона. В пользу этой некогда существовавшей связи говорит и тот уже упоминавшийся выше факт, что с Аидом, хозяином второго пса загробного мира, отождествлялся «Великий Охотник» Дионис Загрей. Отзвуком былых астральных представлений о связи «собачьей звезды» Сириуса с загробным миром может служить следующий пассаж Гесиода при описании гибели воинов:
Оных души в землю уже погрузились к Аиду,
Кости же их, лишенные кожи, изгнившей вкруг членов,
Сириус в черной пыли жарким лучом растлевает{426}.
Примерно так же характеризует эту звезду и римский астролог М. Манилий: «Ниже его мчится Каникула. Ни одна звезда не приходит к людям столь неистово и не заходит столь тяжело. Вот она встает среди страшного холода, вот оставляет мир сиянию Солнца. Так она движет мир из крайности в крайность и оказывает противоположные воздействия. Те, кто с крутых пиков Тавра наблюдают ее возвращение, по первому ее восходу судят о мере согласия и здоровья, погоде и урожае. Она начинает войны и восстанавливает мир, возвращаясь по-разному. Так она движется, смотрит, взглядом управляет миром. Верным знаком ее силы служат цвет и движение огня на ее лице. Вряд ли она меньше Солнца, только находится далеко, и холодный свет движется на ее синем лице. Она превосходит всех своих сестер; никогда более яркая звезда не поднималась на небо из океана и не возвращалась в его глубины»{427}.
В Индии двумя стражами загробного мира, отыскивающими на земле людей, которым суждено было умереть, считались два пса Ямы — царя загробного мира. Обращаясь к умершему, автор гимна «Ригведы» так напутствовал его:
Спеши мимо двух псов, потомков Сарамы,
Четырехглазых, пятнистых, по верному пути
И достигни отцов, которых легко найти,
Которые веселятся на общем пиру с Ямой!
Два твоих пса, о Яма, — сторожа,
Четырехглазые, стерегущие путь, надзирающие за людьми.
Им его передай, о царь,
И надели его благополучием и здоровьем!
Два похитителя жизни, с широкими ноздрями,
рыжеватые (?),
Два вестника Ямы, бродят они среди людей.
Пусть они снова сегодня дадут нам
Счастливую жизнь, чтобы мы увидели солнце!
Интересно отмстить, что первый пес Ямы носил имя Шар-бара, или Шабала («Пятнистый»), которое этимологически родственно греческому Керберу, а второй — Удумбала («Черный»), а их обозначение как «рыжеватых» может быть опосредованно соотнесено с «красным» островом Гериона. Данные этимологические совпадения указывают на то, что миф о двух собаках — стражах загробного мира зародился еще во времена индоевропейской общности. Согласно более поздним индийским текстам при обряде кремации в обе руки умершего следовало сложить почки жертвенного животного, предназначенные двум псам Ямы. Однако свидетельство существования этого ритуала обнаружено уже в Тулхарском могильнике эпохи бронзы, открытом в Таджикистане. Не только сравнительная мифология, но и археология указывает на достаточно ранние истоки индийского мифа о двух собаках загробного мира. При раскопках одной из гробниц урочища Клады возле головы покойного были найдены две фигуры собак, причем одна из них была сделана из бронзы, а вторая из серебра{428}. Данное урочище относится к майкопской культуре, существовавшей во второй половине III тысячелетия до н. э. в Предкавказье и на Северном Кавказе. Вопрос о том, какому народу принадлежала эта культура, до сих пор остается дискуссионным, однако последние исследования показывают, что если майкопская культура и не была создана индоевропейцами, то ее носители достаточно много заимствовали из индоевропейской мифологии и ритуала.
Выше уже говорилось о двух волках Одина и своре короля потустороннего мира Арауна кельтской мифологии. Интересно отметить, что представление именно о двух собаках загробного мира было, по всей видимости, знакомо и викингам. Рядом с судном из Гокстана, в котором, как считают исследователи, был захоронен король Олаф, были обнаружены скелеты двенадцати лошадей и шести собак, причем, что показательно, одна из них имела ошейник из бронзы, а другая — из стали{429}. Для сравнения отметим, что рядом с судном из Усеберга, в котором, скорее всего, была захоронена королева Аса, были найдены скелеты десяти лошадей и четырех собак, но ни одна из них не была выделена каким-либо способом. Таким образом, на противоположных концах Европы мы видим два случая обозначения различных цветов собак загробного мира. Эти два примера разделены между собой более чем тремя тысячами лет, что говорит о достаточно большой устойчивости данного мифологического представления.
Миф о стражах загробного мира имел у индоевропейцев и астральную проекцию. По немецким поверьям ниже собственно небес находятся «собачьи небеса» для верных собак. Следы представления именно о двух собаках мы видим и в кельтской традиции. В шотландской легенде два огромных мастифа вместе с дьяволом гнались за грешницей, чтобы забрать ее в ад. В Авесте восхваляется собака, «самое любезное творение», зороастрийцы считали, что ее взгляд отвращал нечистую силу. В «Бундахишн» сказано, что петух вместе с собакой создан для противодействия дэвам и колдунам. Автор подтверждает это соответствующей цитатой из Авесты: «Из земных творений ради уничтожения демонов с (божеством) Срош сотрудничают петух и собака». Кроме того, и в иранской мифологии это животное имело свою астральную проекцию, как это следует из следующего утверждения «Бундахишн»: «О собаках он говорит, что от стоянки звезд, то есть от направления звезд Большой Медведицы, им дано (место) на йоджист (?) дальше от (места) людей из-за того, что они охраняют скот». Показательно, что от севера, этой неблагоприятной стороны с точки зрения зороастризма, они удалены даже дальше, чем люди. Во время парсийского похоронного обряда носилки с умершим сопровождала собака, охранявшая душу умершего. Согласно иранской Авесте, у ведущего в рай моста Чинват душу встречала прекрасная дева, сопровождаемая двумя собаками, охранявшими мост и вступавшими в бой со злыми духами, преследующими душу. Следует отметить, что образ собаки у моста в загробный мир не ограничивается лишь Ираном. Абхазы и грузины полагали, что в загробном мире собака помогает умершему пройти по мосту, а кошка мешает. По представлениям живущего в Индии народа пулая, в мир мертвых ведет тонкий как нить мост; если человек соблюдал установленные нравственные нормы, он легко переходит его; если вел себя плохо, кот подбегает и разрывает нить, человек падает в пропасть, где долго мучается в огне, разрываем и поедаем хищниками и насекомыми. Попутно отметим, что образ собаки у моста в загробный мир имеет, по всей видимости, достаточно древнее происхождение и встречается далеко за пределами индоевропейского ареала. Так, например, живущее на американском Среднем Западе индейское племя меномини полагает, что, когда душа умершего подходит к реке, за которой находится селение мертвых, там через нее перекинуто скользкое бревно, у которого умершего встречает огромный пес, вождь всех земных собак. Если покойный при жизни совершал преступления или плохо обращался с собаками и волками, то пес не разрешает ему перейти через этот мост. Следует отметить, что, согласно приводимым ниже данным, зафиксированным у делаваров, бревно, по которому умерший переходил в загробный мир, имело астральную проекцию{430}.
Предков индоиранцев исследователи связывают с андроповской археологической культурой. В оставленных ею погребальных комплексах костяки собак встречаются выше погребенных, что дает основание считать, что для андроновцев собаки играли роль посредников между миром мертвых и миром живых. Если в андроновских захоронениях останки собак встречаются эпизодически, то в захоронениях синташской археологической культуре мы видим уже устойчивую практику использования собак в ритуальных целях{431}.
Следует подчеркнуть, что и на Руси миф о собаке — проводнике в загробный мир также имел астральную проекцию. Давно известно, что среди многих названий Млечного Пути у славян неоднократно встречаются такие, которые описывают его как дорогу к некоему сакральному центру. К числу таких названий относятся русские «Дорога в Иерусалим», «Дорога из Москвы в Иерусалим», «Моисеева дорога», «Небесная дорога», украинский «Шлях в Київ», польский Droga do Rzuma («Дорога до Рима»){432}. Считалось, что по этой дороге души умерших идут на небо. Однако сравнительно недавно было зафиксировано еще одно ее русское народное название: «Новая запись названия Млечного Пути была сделана в полевой сезон 1999/2000 года в рязанской Мещере. Это обозначение Млечного Пути как Путь Волка. Была записана и легенда, объясняющая название: «Однажды, когда Бог прогневался на людей, один из Архангелов решил помочь людям. Чтобы пройти незамеченным свой путь на землю, он обернулся волком и, прячась между звезд, спустился с неба на землю. Вот почему, когда волки воют, они поднимают морды к звездам. Когда Архангел спустился на землю, то и другие волки стали помогать людям. Через какое-то время потомки этих волков стали собаками»