— Кому должна была быть противопоставлена Родина-мать? — нейтральным тоном поинтересовался я.
— Христу-Искупителю, конечно же, — так же нейтрально ответил Радагаст, а я заметил краем глаза, как понимающе переглянулись тройка лидеров напротив — мол да, эти русские действительно такие русские.
Я задумался о том, в чем именно может быть сталинградская скульптура противопоставлена бразильской статуе — но спрашивать не стал, решив сделать это позже, в приватной беседе. О том, почему Свобода и Равенство, символично выраженные в миропорядке изваянием богини Свободы, противопоставлены символу денег, спрашивать не стал — это было вполне понятно. Радагаст между тем продолжил:
— В 1789 году у нас дома произошло событие, которое перечеркнуло идеалы золотого века и разрушило старый миропорядок. Сначала только у нас, во Франции, а после и по всему миру. Лозунги «Свобода, равенство и братство» принесли нам неисчислимые беды, и…
— Чем плохи свобода и равенство? — поинтересовался похожий на армянина гасконец, не сдержав интереса.
— В отдельности они неплохи. Они противоречат друг другу — и если до этого люди тысячелетиями утром молились Господу, повторяя заповедь «Не убий», а вечером проливали реки крови, — пытаясь сопоставить несопоставимые набожность христианских догм и рыцарские идеалы воинской доблести, то сейчас идет похожая война мировосприятия — ведь свобода исключает равенство, которого в свою очередь невозможно добиться без серьезного ограничения свободы.
Любой в семнадцать лет свободен решать идти ли ему на войну. Но равенство, узаконенное государством, еще пару десятков лет назад говорило нам, что на войну в семнадцать лет должны идти все мужчины, подлежащие призыву вне зависимости от желания. Цену равенства гражданских прав человеческая цивилизация заплатила за две мировые бойни и продолжает платить сейчас в третьей. Цену свободы вы можете увидеть, уделив внимание квинтэссенции американской доктрины Монро — государству Либерия — которое является одним из беднейших и неблагополучных во всем мире.
В 1789 году мы перешагнули рубеж эпохи, которая могла привести нас из золотого века в прекрасный. А в 1790 году — символизируя восхождение нового порядка, — был основан Новый Рим — Вашингтон, где вы завтра вступите в Королевскую Битву. Город, в самом сердце которого, — показал на Капитолий Радагаст, — горит американская звезда, своим сиянием принесшая в Новый Свет знание и просвещение. Вот только утренняя, путеводная звезда, символ Венеры… — показав на один из облачных лучей под островом, посмотрел на меня Радагаст, — это нечто большее. Ведь Вашингтон с самого основания стоит на фундаменте античной мифологии, в которой Венера олицетворяет светоносную утреннюю звезду, называемую…
— Люцифер, — проворковала мне в самое ухо Адель. Достаточно громко — так, что слышно было всем.
— Это опаляющий свет. Свобода, познание, гордыня, — продолжил Радагаст. — Ни один из вас пока не достиг того градуса, который позволит узнать, почему Вашингтон остался всего лишь полубогом, а его статуя в образе Зевса-громовержца убрана из сердца Капитолия на задворки — в прямом смысле слова, — будучи спрятанной на заднем дворе. Но у вас все еще впереди. Как и у всего человечества, — легко улыбнулся француз.
После того как я совсем недавно услышал от Ребекки, что она принадлежит к масонской ложе, я почитал немного про общество вольных каменщиков и знал, что «градус» означает уровень, высший из которых — тридцать третий. Меня, кстати, пока в общество никто не приглашал — даже Бекка, — но заострять на этом внимание я не стал.
— Завтра символ утренней звезды в трансляции Королевской Битвы предстанет перед миллионами зрителей — и все они, наблюдая за схваткой, увидят неразрывную связь основателей американского государства со старыми, в большинстве забытыми ныне богами.
А утренняя звезда, которая привела нас к очередной мировой войне, поставив на пороге ада, должна показать давно забытый путь обратно — в золотой век человечества, в который мы не пришли, свернув в 1789 году на другую дорогу. И первыми, кто будет стоять у истоков старого пути, станете вы.
Мы… Вы, должны завтра победить — и я жду, что вы приложите к этому все усилия. А для того чтобы они не пропали впустую, я вам сейчас расскажу об условиях проведения битвы подробнее.
Адель едва подтолкнула меня ближе к столу, убрав подбородок с плеча и вставая рядом. А пока Радагаст рассказывал много интересного о предстоящей Королевской Битве, девушка держала меня за руку — по-прежнему расположившись практически вплотную, словно это было самим собой разумеющимся.
Глава 25. Брифинг
По первоначальным условиям Королевской Битвы на остров высаживалось по пять партий — каждая из трех человек, — от всех цитаделей Транснаполиса, кроме новоприбывшей Федерации. Семьдесят пять атлантов должны были приземлиться, сброшенные с небесных колесниц, на землю Нового Вашингтона.
Команды цитаделей были разделены по зонам высадки — не более одной на каждую. В каждой зоне имелись свои особенности — имеющие как плюсы, так и минусы. К примеру, Пентагон или Капитолий были заполнены сильными артефактами, доспехами и оружием богов — а вот монументы Линкольна, Белый Дом или городские кварталы являлись более спокойными, и высадка в них располагала к неспешному и вдумчивому началу состязаний — недоступному тем, кто решил сразу опуститься в мясорубку борьбы за сильные артефакты и снаряжение.
Когда Радагаст подробно объяснял подробности предстоящего состязания, рассказывая о каждой локации на карте острова, я с некоторой досадой раздумывал о том, что во время испытания новичка и Битвы Вызова у соперников наверняка была столь же подробная информация. Пока я грустил о несовершенстве мира и разных стартовых позициях, Радагаст тем временем уже перешел на персоналии.
Адель должна была высаживаться в районе Мемориала Линкольна — массивного сооружения в виде увенчанного колоннадой греческого храма Парфенона, где находились доспехи и оружие Афины и Посейдона, а также место силы водной стихии. Что было на руку француженке — оперировавшей именно силой воды. И, вероятно, вполне способной получить нечто полезное и от Афины — девы-воительницы.
Это была самая спокойная локация — удаленная от центра города, очерченного берегами парящего в воздухе острова. Именно здесь, по словам Радагаста, предполагалось минимальное присутствие групп атлантов из других цитаделей — и поэтому можно спокойно экипироваться и даже при желании не вступать в схватку с другими группами, разойдясь по краям зеленого парка. Имелось лишь одно «но»: по истечении определенного срока эта территория первой попадает в радиус зоны поражения, и ее необходимо будет покинуть в самое ближайшее время после высадки. После этого кольцо поражения будет сжиматься, поглощая следующие зоны одну за другой все быстрее, и в итоге запретной окажется любая местность, кроме стоящего в центре острова Обелиска, монумента Вашингтону. Где и должен определиться победитель Королевской Битвы — последняя оставшаяся группа, или последний оставшийся в живых ее участник.
Высокая темнокожая девушка и молчаливый араб получили задание высаживаться в городских кварталах. Девушка — в северной зоне ближайшей к Парфенону, монументу Линкольна, для того чтобы действовать совместно с Адель, араб — южнее, ближе к Пентагону. В само пятиугольное строение должен был высаживаться невысокий гасконец.
— Вода, Воздух, Земля, Дух и Огонь, — показал ему Радагаст по углам пятиугольного здания.
Здесь Пентагон — «пятиугольник» в переводе с греческого, находился не на западном берегу Потомака, а совсем неподалеку от Капитолия. Ниже и западнее — в этом отражении город словно сжался, лишившись намывных территорий и юго-западных кварталов.
— Океан, Уран, Гея, Эфир и… — персонализируя стихии, вновь указал по углам пятиугольного здания Радагаст и, после паузы посмотрев на меня, добавил: — Прометей.
Достаточно странно среди первых богов и титанов было увидеть Прометея, всего лишь сына олимпийца, пусть это и был первый среди них — сам Зевс, свергнувший титанов. Но раскрывать скрытые смыслы Радагаст не стал, продолжив рассказывать о том, где и какие артефакты можно найти. Проинструктировав гасконца, как ему лучше действовать в Пентагоне, Радагаст повернулся ко мне:
— Джесс. Я очень хотел бы, чтобы ты взял на себя ответственность за высадку в Капитолии.
Под серьезными взглядами остальных — даже Адель повернулась, едва отстранившись — но все еще стоя практически вплотную, я задумался. Транснаполис находился восточнее — и колесницы с атлантами полетят строго по направлению национальной аллеи, которая начинается от Капитолия, и вдоль которой расположены все остальные зоны высадки.
Получается, что те, кто решат выбрать местом приземления Капитолий, ступят на землю Нового Вашингтона первыми и наверняка окажутся в весьма плотной и недружелюбной компании. Учитывая, что двое моих спутников — Фредерик и Принс, вспомнил я имена, — даже не разговаривают по-английски, перспектива так себе.
— Абдул, что думаешь? — заполнил паузу Радагаст, обращаясь к молчаливому арабу. — Рассчитай быстренько, каковы шансы на успех миссии Джесса при высадке в Капитолий?
— Эм… дайте мне секунду, — протянул Абдул и на полном серьезе выдал: — Думаю, что тридцать два целых и… триста тридцать три тысячных процента.
— Неплохо, — поддерживая серьезный тон и подыгрывая знаменитой шутке о Лирой Дженкинсе, произнес я и спросил: — А если учесть, что двое моих тиммейтов мне незнакомы, я не знаю французский, а они английский?
— М-м-м… — серьезно задумался Абдул.
— Если он их просто потеряет в первые минуты битвы, — чарующим тоном произнесла Адель, коротко глянув на меня и мило улыбнувшись.
— Окей, дайте мне еще секунду, — повторил Абдул, нахмурившись, — тогда, думаю, шансы на успех будут составлять… тридцать три целых и… девяносто девять сотых процента.